Дмитрий Дмитрий - Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010
Повесил трубку и подумал: забавно, председатель Союза писателей, который никогда не читает «ЛГ», если о нем там не написано, оперативно звонит и вроде как советует не заниматься публицистикой. Уши бдительного Рубашкина торчат за этим звонком. Теперь Рубашкин, стоящий на информационном шухере, главный советник Попова…
27 февраля 2006 г.
Сегодня ночью под кухонные разговоры с директором издательства «Алетейя» Игорем Савкиным я стал дедушкой — Мариша родила дочку. Она звонила нам перед родами и после родов.
Утром пошел в церковь Святой Великомученицы Екатерины на Съездовской линии.
Вот я и дедушка!
7 марта 2006 г.
От Савостина:
Дмитрий Николаевич, дорогой!
В последние годы я немало поколесил по свету и тоже пытался что-то написать — пока бегло. Знаю, как трудно выбраться из-под Монблана впечатлений и полученных сведений. Вам это в «Записках ретро-разведчика» удалось в полной мере. Особенно привлекательным получился образ Оли, лишь чуток очерченный — умной репликой ли, жестом. И ей особый привет от меня! И поздравления с праздником весны и красоты — Днем 8-го марта! Вообще бы я в честь этого дня учредил бы Орден Весны, и награждал бы им женщин, подобных ей. ‹…›
Особо остановлюсь на Вашей статье «Суд над победителями». Я ее прочитал несколько раз. ‹…› То, что творится у нас в Молдове, — это буквально шабаш антисоветских и антироссийских остолопов, выражаясь молдавской пословицей, зажигающих солому в своих волосах. Не понимают, дурачье, что такое поведет к катастрофе. Напряжение в мире всё нарастает, и неизвестно, где вспыхнет искорка всемирного катаклизма. И вообще, жить неохота. Боюсь показаться Вам сентиментальным слюнтяем, но не могу отделаться от мысли, что всё идет к концу света, даже иллюзорные мои представления о справедливости и гармонии, воодушевлявшие прежде, рассеялись. А без этого человеку, наделенному поэтическим чувством, жить нельзя. Я не преувеличиваю размеры своей личности, но токи мира так же болезненны и для Шекспира, и для человека почти безвестного. Мне много лет, я подвожу итоги и особенно остро ощущаю разлад, фальшь. Торжествует цинизм, эгоизм, зоологический индивидуализм… Читая статью, испытал некую отраду, что всё же есть на свете люди, думающие об этом же, опасающиеся тех же капканов истории. Причем — не для получения каких-то выгод, а искренне. Преклоняюсь пред Вашим трудом. И чувствую родство — я тоже пишу всю жизнь одну книгу, меняя жанры. ‹…›
Очень милые люди Вас окружают. На зависть. Но Вы это и без меня знаете. Мне по душе Ваше, так сказать, «бессюжетье». Как-то Валентин Катаев, бродя со мной по Кишиневу, в разговоре о литературе бросил: «С сюжетом и дурак может что-нибудь сочинить. Мастерство писателя проявляется там, где рассказ идет вроде без интриги».
Впрочем, я заговорил Вас. Салют!
Обнимаю. Ваш Николай Савостин. г. Кишинев.
11 марта 2006 г.
Вчера смотрел в Молодежном театре на Фонтанке «Дни Турбиных». Прекрасно!
В «Неве» вышла моя большая статья о современной литературе. Повод — роман «Грибной царь» Юрия Полякова, который я перечитывал два раза. И буду, наверное, читать еще. Силен, бродяга! Люблю! Его стараются не замечать — слишком русский и со своей отчетливой авторской позицией.
14 марта 2006 г.
Отослал в «Литературную газету» заметку «Чаепитие в Смольном»:
Губернатор Петербурга Валентина Матвиенко встретилась в Смольном с активом писательских организаций города. В беседе за чайным столом был затронут широкий круг вопросов — от нового помещения для журнала «Нева» до проведения Петербургского литературного фестиваля им. Н. Гоголя и долгосрочных программ поддержки литературы. Во встрече приняли участие С. Андреев, Д. Каралис, Н. Коняев, Б. Никольский, Б. Орлов, В. Попов.
Да, пили чай с пирогами и пирожными. Матвиенко была любезна, смотрела ласково, выглядит лучше, чем по телевизору. Стали жаловаться на волокиту — каждую бумажку, каждую смету на писательский проект приходится согласовывать чуть ли не в десяти кабинетах. Нет единого шаблона. Деньги выделяются, но получить их удается лишь в середине года — всё время меняются правила бумажной игры… Услышав это, Матвиенко строго посмотрела на Манилову и даже погрозила пальчиком: «Алла Юрьевна, помогайте писателям! Писатели не должны бегать по кабинетам!» — «Да-да, — уверила председатель комитета по печати, — обязательно поможем…»
Я попросил губернатора, чтобы «Книжная лавка писателей» ни под каким предлогом не потеряла свое историческое место на Невском. Меня поддержали остальные писатели. Матвиенко убежденно закивала головой: «Можете не волноваться! Пока я… Ни под каким предлогом! Это символ города! Не волнуйтесь!»
Борис Никольский посетовал, что помещение для «Невы» выделили, но требуется еще тысяч сто — на ремонт. Он, конечно, попытается занять…
— Сто тысяч долларов? — уточнила Матвиенко.
— Нет, рублей!
Матвиенко махнула рукой: «Не волнуйтесь, выделим. Не хватало, чтобы вы, Борис Николаевич, бегали по городу и занимали деньги…»
Спросили Матвиенко, что она читала в последнее время. «Некогда мне читать, дела не позволяют», — простодушно призналась В. И.
Завели речь о современной литературе. Писатели стали передавать градоначальнице подписанные книги. Я свою придержал в портфеле — зачем дарить, если читать некогда? И сказал, что ситуация с современной литературой, как с высшей математикой: как говорил классик, если Мария Ивановна не знает высшей математики, это вовсе не означает…
— …что ее не существует! — проницательно подхватила губернатор с улыбкой.
— Совершенно верно! Литература жива.
И тут я заметил, что лицо чиновницы комитета по печати, курирующей Центр, залилось краской. Звали ее не Марией, но Мариной. Черт меня дернул употребить это имя для сравнения! Какой классик так говорил? Всплыла из памяти очевидная формула, и я присобачил к ней ходульную Марию Ивановну.
…Я догнал ее у турникета губернаторского коридора, и попросил не принимать сказанное на свой счет — просто такая распространенная фигура речи. Она со сдержанной яростью глянула на меня через плечо: «Я и не принимаю. Знаем, читали классиков…» И пошла быстро по ковровой дорожке. И я понял — приняла на свой счет и не простит.
18 марта 2006 г.
Моя статья в «Невском времени»:
ГОРОД НА КОСТЯХ?
Петербургу, который возводился на виду у всей Европы, еще в первые десятилетия его жизни был прилеплен ярлык «города на костях». Он порожден записками иностранных послов и с годами превратился в стереотип, который присутствует в сознании людей и распространяется в литературе о Петербурге. Иностранные источники оставили нам количество погибших — от 50 до 300 тысяч человек. Споры о том, были ли жертвы, или смертность была естественной в условиях строительства города, не утихают до сих пор. ‹…›
Но даже если принять на веру, что за четыре месяца при строительстве земляного варианта Петропавловской крепости «погибло едва ли не сто тысяч человек», как указывается в воспоминаниях одного европейского дипломата, то встает вопрос: где погребли эти сто тысяч мертвых душ? Простите за арифметику в таком деликатном деле, но 100 тысяч погребенных, если хоронить вплотную, — это 20 гектаров, 40 футбольных полей! Где эти баснословные поля петровских захоронений? Кто их обнаружил в тесном пространстве города? А ведь «иностранные обозреватели» называли цифры и в 300 тысяч погибших! Это более половины самого большого в мире Пискаревского мемориального кладбища!
Поэтому третья группа — ученые-археологи — разводят руками: нет на территории Петербурга следов массовых захоронений! Есть отдельные находки в районе Кронверка, Шуваловского дворца, есть подхоронения на допетровских деревенских кладбищах в центральных районах города, но значительно большего найти не удается…
26 марта 2006 г.
Пришел из Андреевского собора.
Сказал отцу Константину, что телевидение создает новую религию. Конечно, сказал он, уже создали. Масоны отдыхают. Завтра объяви, что все должны идти в церковь — утром яблоку негде будет упасть. Скажи из телевизора, что храмы нужно разрушить — камня на камне не останется.
Советовал читать Авву Дорофея и отца Игнатия Бренчанинова, образовываться.
Отец Константин хлопочет о постройке церкви Святой Ксении Блаженной на Петроградской стороне, где она жила до смерти своего мужа и часто обитала потом, назвав себя в его честь Андреем Петровым.
О. Константин: «Бывает — сидит тихий человек, не декларирует, не выступает, не возмущается, а мимо него ручеек не протечет, не пропустит…»
