Анна Гавальда - Утешительная партия игры в петанк
Рассказывал ей об Анук, о своей семье, о Лоранс, о профессии, об Алексисе, о Нуну, признался, что полюбил ее с первой же минуты, у того огромного костра, что так и не отдал брюки, в которых был тогда, в химчистку, чтобы сохранить в карманах опилки, оставшиеся у него после ее первого рукопожатия.
Впрочем, полюбил не только ее. Но и ее детей тоже… Да, ее, потому что все эти дети — они ее, и хоть она и не хочет это признать, но какие бы они ни были разные, все они на нее похожи… Абсолютно такие же, удивительно sparky.Боялся, что будет слишком взволнован и возбужден, не сможет с ней заниматься любовью так, как представлялось ему в мечтах, но все ее ласки, признания, слова… Да и бутылка пошла впрок, и нотки меда и цитрусовых, такие же, как в той, первой…
Его жизнь, его история… Наконец он излил душу и любил ее соответственно. Честно, в хронологическом порядке. Сначала, как неуклюжий подросток, потом как прилежный студент, потом, как молодой амбициозный архитектор, потом, как перспективный инженер, и наконец, и это было лучше всего, как сорокасемилетний мужчина, отдохнувший, обритый и счастливый, покоривший высочайшую из вершин, о которой никогда и не помышлял, так что тем более не мог и мечтать, и никакого тут флага ставить не нужно, только тысячи поцелуев встык, и вот она самая ценная из его формочек.
Ее тело. Крошить. Кусать. Лакомиться. Как она захочет…
Почувствовал, что ее рука ищет его, закрыл блокнот и убедился, что не ошибся в перспективах…
— Кейт?
Он только что открыл дверь.
— Да?
— Они все здесь…
— Кто?
— Твои собаки…
— Bloody Hell[348]
… И лама тоже.
— Оооо-о-о… — стоны из-под одеяла.
— Шарль? — услышал он ее голос у себя за спиной. Он сидел на траве. Ел персик цвета утреннего неба.
— Да?
— А ведь так будет всегда…
— Нет. Будет еще лучше.
— Нам не дадут поко…
Не успела закончить фразу. Впилась в губы со вкусом персика.
12
— Ну что..? Нашел свой клевер-четырехлистник?[349]
— Почему ты спрашиваешь?
— Просто так, — усмехнулась Матильда. Она сидела на подоконнике.
— Мы вроде завтра уезжаем…
— Мне надо ехать, но ты можешь остаться еще на несколько дней, если хочешь… Кейт подбросит тебя на вокзал…
— Нет. Я поеду с тобой.
— А ты… Ты не передумала?
— Насчет чего?
— Насчет твоих условий опеки и проживания.
— Нет. Поживем-увидим… Я приспособлюсь… Это мой отец, боюсь, окажется не у дел, но ничего… я даже не уверена, что он заметит… А мама… Нам обеим так будет лучше…
Шарль на пару минут отложил свои бумаги и повернулся к ей:
— Никогда не могу разобраться, когда ты говоришь серьезно, а когда выпендриваешься… Догадываюсь, что тебе сейчас нелегко, и твоя веселость кажется мне подозрительной…
— А что я, по-твоему, должна делать?
— Не знаю… Могла бы на нас обидеться, например…
— Да я смертельно на вас обижена, можешь не сомневаться! Вы гады, эгоисты, обманщики. Как и все взрослые… К тому же я страшно ревную… Теперь у тебя куча детей помимо меня и ты вечно будешь торчать в деревне… А некоторые вещи из интернета не скачаешь…
— А что Сэм поедет с нами, тебя это не напрягает?
— Неа. Он прикольный… И потом, мне любопытно увидеть, как этот парень будет смотреться во дворе Н4.[350]
— А если ничего не получится?
— Что ж, тогда и будешь рвать на себе волосы… Хи-хи-хи.
Всем домом пошли провожать их до вокзала, Кейт уже не нужно было исчезать, чтобы попрощаться с Шарлем: на следующей неделе он вернется за своим постояльцем.
Спровадил ребятню, снабдив их мелочью около автомата с конфетами, схватил свою возлюбленную за шкирку и поце…
«Ваааууу», раздалось со всех сторон, Шарль отпрянул, чтобы они замолчали, но Кейт снова прильнула к его губам, погрозив кольцом тем, кто видать забылся.
— Фигня, — насмешливо заявил Ясин, — американцы из книги рекордов Гинесса целовались без остановки тридцать часов пятьдесят девять минут.
— Не волнуйся, мсье Картошка. Мы еще потренируемся…
13
Своей стрижкой «под ноль» Шарль произвел сенсацию. Вернулся загорелый, располневший, поздоровевший, вставал рано, работал легко, предложил Марку взять его на постоянную работу, записал Самюэля в лицей, купил кровати, письменные столы, отдал комнаты детям, а сам разместился в гостиной.
Спал на диван-кровати 0,9 в ширину и страдал, что слишком много места.
Имел продолжительную беседу с мамой Матильды, она пожелала ему удачи и спросила, когда он заберет свои книги.
— Судя по всему, ты всерьез занялся интенсивным животноводством?
Не знал, что ответить. Повесил трубку.
Улетел в Копенгаген и вернулся через Лиссабон. Начал готовить почву для нового вида деятельности: вместо тендеров, волокит и ответственности — консалтинговые услуги. Каждый день рисовал ей письма и приучил ее подходить к телефону.
В тот вечер трубку сняла Хатти:
— Это Шарль, у вас все в порядке?
— Нет.
Еще ни разу не слышал, чтоб эта сорвиголова жаловалась.
— В чем дело?
— Большой Пес умирает…
— Кейт дома?
—Heт.
— А где она?
— He знаю.
Отменил все встречи, взял у Марка машину и посреди ночи нашел ее съежившуюся у ее плиты.
Пес мог только хрипеть.
Он подошел к ней сзади и обнял. Она дотронулась до его рук, не оборочиваясь:
— Сэм уезжает, тебя никогда не будет дома, и вот и он тоже меня бросает…
— Я здесь. Это я, у тебя за спиной.
— Знаю, прости…
— …
— Его надо отвезти к ветеринару, завтра…
— Я отвезу.
Он так сильно сжимал ее этой ночью в своих объятиях, что сделал ей больно.
Специально. Она ведь говорила, что не хочет плакать из-за собаки.
Шарль смотрел, как в шприце убывает лекарство, думая об Анук, почувствовал, как сухой нос омертвел у него в руке, и позволил Сэму донести пса до машины.
Самюэль плакал, как ребенок, и рассказывал ему, как однажды пес спас Алис, вытащив ее из реки… Как в другой раз сожрал жареную утку… А потом — всех живых уток… И как он по ночам охранял их, и как спал, растянувшись у двери в гостиной, когда они были там, чтобы прикрыть их от сквозняка…
