Эдуард Тополь - Свободный полет одинокой блондинки
Братки, председатель, сотрудники и сотрудницы Фонда поддержки воздушных путешествий в защиту мира и прогресса, а также Алена встретили это заявление горячими аплодисментами.
Судья снова постучал карандашом по графину с водой и объявил:
— В заседании объявляется перерыв до завтра.
В машине, сидя на заднем сиденье, Алена пылко сказала Марковичу:
— Спасибо! Вы произнесли замечательную речь! Спасибо!
Маркович, ведя машину, усмехнулся:
— Девочка, все, что я сказал, — пыль. На самом деле дела очень плохи. Прилетел представитель Интерпола, им надоело гоняться за вашим Красавчиком по всему миру. Это им слишком дорого обходится. А нашей прокуратуре и милиции Интерпол вот так нужен, это большая политика. И потому что бы я ни говорил — не имеет никакого значения. В подарок Интерполу ваш Красавчик получит пятнадцать лет, и ни днем меньше!
— Как?! — в отчаянии воскликнула Алена. — Но его… его же убьют в лагере! Мне сам Гжельский сказал! — И Алена повернулась к председателю фонда: — Сделайте что-нибудь! Умоляю вас!
Председатель бессильно развел руками.
— Остановите машину! — решительно потребовала Алена.
— Зачем? — спросил Маркович.
— Остановите, я сказала!
Маркович затормозил.
Алена вышла и, еще держа дверцу открытой, произнесла дрожащим от слез голосом:
— Вы… вы… вы никогда не любили!
Хлопнула дверцей и ушла прочь.
154
В Твери, на местном рынке шла очередная показательная разборка с кем-то из строптивых продавцов. «Быки» Стаса, брата Алены, громили прилавок этого продавца — летели на землю банки со сметаной, катились по земле бидоны с молоком, вдребезги разбивались бутыли. А самого продавца злобно били ногами.
— Мы тебе говорили не опускать цены? Говорили, сука?
Остальные продавцы молочного ряда и весь рынок в ужасе наблюдали за этой экзекуцией, а посреди рынка стоял темнозеленый джип с шофером, возле него, опершись на капот, высился Стас и наблюдал за реакцией продавцов. Потом громко спросил:
— Ну, еще есть диссиденты?
Рынок молчал, «диссидентов» не было.
Стас усмехнулся, махнул рукой своим «быкам», и те пошли вдоль торгового ряда, собирая дань с продавцов. Продавцы и продавщицы — местные и приезжие кавказцы — с привычной покорностью платили рэкетирам. Стас эдаким гоголем-надзирателем прошелся по рынку и вдруг увидел Алену.
Она стояла в воротах рынка, ждала конца разборки.
— О! — сказал Стас. — А ты тут откуда свалилась?
— Хочу поговорить.
Стас глумливо усмехнулся:
— А я не хочу. Иди отсюда!
— Слушай, — сказала Алена, — твоя как фамилия?
— Ну, Бочкарев. А что?
— И я Бочкарева. Ты же понимаешь, что я не уйду. Идем посидим где-нибудь. Я угощаю. — И, повернувшись, Алена не оглядываясь пошла с рынка.
Стас посмотрел ей в спину, удивленно крутанул головой и пошел следом.
В трактире возле рынка, когда была споловинена бутылка водки и съедены какие-то закуски, Алена посвятила его в свой план и сказала:
— Конечно, я знаю, что ты скажешь. Я отняла у тебя дом, я на тебя наехала москвичами и прочее. Да, было, наехала. Но не для себя же. А для нашего отца. Отец живет в доме?
— Живет…
— Вот и хорошо. А теперь… Мне не к кому больше обратиться. Я твоя сестра, мы одна кровь. Сегодня ты меня выручишь, завтра я тебя — мы Бочкаревы. Прошу тебя, брательник, — помоги.
Стас сказал:
— Знаешь, Алена, смотрю я на тебя и думаю: а ведь клевая у меня сеструха! И чё мы с тобой раньше никогда не выпивали? Давай за родную кровь! — Он чокнулся с ней стаканом и выпил.
Она поддержала:
— Давай, брат! За тебя! — И выпила свой стакан не поморщась.
155
В зале заседаний Замоскворецкого суда секретарь суда объявила:
— Встать, суд идет!
Алена, Маркович, председатель фонда, журналисты, Стас Бочкарев со своей бригадой и все остальные присутствующие в зале (в том числе Красавчик в решетчатой клетке) поднялись.
В зал вошли судья и народные заседатели, заняли свои места.
— Оглашаю приговор, — сказал судья и стал читать с листа: — Именем Российской Федерации судебная коллегия Замоскворецкого народного суда, рассмотрев в открытом судебном заседании уголовное дело по обвинению Орловского Игоря Алексеевича, имеющего незаконченное высшее образование, не состоящего в браке, не работавшего и занимавшегося кражами, мошенничеством, контрабандой, незаконным оборотом драгоценностей и вымогательством радиоактивных элементов, в совершении преступлений…
Тут судья остановился, принюхался и продолжил:
— …в совершении преступлений, предусмотренных статьями 158-й, 159-й, 161-й, 191-й и 221-й Уголовного кодекса Российской Федерации…
Вновь прервавшись, судья поднял голову, посмотрел в зал и удивился:
— Что такое? Что это?
В зале из-под пола и из щелей в стенах шел дым. Публика начала кашлять, кто-то закричал: «Пожар!» — и его тут же поддержали с разных сторон:
— Горим!
— Пожар!
— Спасайся!
А дым уже заволакивал зал, женщины с визгом бросились к двери, возникла паника, давка и полный кавардак. В этой неразберихе кто-то безуспешно пытался открыть окно, кто-то ударил по голове милиционера, охранявшего клетку с Красавчиком. Судья, закрыв лицо руками, убежал в совещательную комнату. Польского и пакистанского дипломатов сбили с ног и чуть не затоптали. У Сусалова разбили телекамеру. В совещательной комнате судья, кашляя от дыма, стучал по телефонному аппарату, потом в сердцах отбросил трубку:
— Как всегда! Телефон не работает!..
А паника нарастала, дым уже заволок коридоры и все трехэтажное здание суда, люди очумело выскакивали из особняка, а кто-то предусмотрительный — в противогазе — выпрыгнул из окна, сел в темно-зеленый джип и уехал.
156
На рассвете в Подмосковье, в глухой зоне на берегу Медвежьего озера, в деревенском доме, окруженном забором, были слышны звуки борьбы, глухие удары и тяжелое дыхание.
Это Алена била Красавчика подушкой:
— Сирота? Из детдома? Картофельными очистками питался? Трепло несчастное! Вот тебе! Вот!
Отбросив подушку, она, дурачась, бросилась на него врукопашную, уложила на лопатки в постели и прижала своим весом.
— Все! Сдавайся!
— Сдаюсь, сдаюсь! — сдался Красавчик.
— То-то! Вот я и получила тебя в полную собственность! Тут ты в моей власти, никуда не денешься! Будешь меня любить? Говори: будешь?
— Буду.
— Нет, не так! Нужно говорить: буду, принцесса! Говори!