Борис Минаев - Психолог, или ошибка доктора Левина
– А вам мама еще не показала? – спросила Катя одними губами. – Не помню я…
Лева повертел в руках пустые коробочки, которые дала ему Елена Петровна.
– Больше ничего?
– Нет.
– Ты разговаривать можешь?
– Могу.
– Ну, если не захочешь или устанешь, ты мне сразу дай знать… Кать, я сейчас с трудом, с огромным трудом отговорил маму, чтобы она не вызывала психиатрическую помощь. Оставаться с тобой одна она боится. Ты понимаешь?
– Да.
– Но видишь ли, я с тобой могу провести час, два, три, день, ночь…
– Неужели столько? – сказала она и вдруг села совсем. Оторвала спину от подушки и посмотрела на него открыто и ясно. Лицо все равно было еще почти синее, но какой-то слабый румянец вдруг забрезжил на щеках.
– Ты думаешь, твой юмор сейчас уместен? Хотя да, надо радоваться любым твоим жизненным проявлениям.
– Никогда не думала, что врачи так жестоко шутят.
– Послушай меня, ладно, Кать? Я сейчас взял на себя ответственность за твою жизнь перед мамой. А это очень серьезно.
– Да вы не бойтесь, – тихо сказала Катя и опять прилегла на подушку. – Это не повторится. Уж больно противно. Дико противно. И страшно. Я больше не хочу умирать.
– Отрадно, – сказал Лева, мучительно ощущая недостаток нужных слов. – Отрадно это слышать. Но… Может, расскажешь тогда, что произошло?
– А ничего не произошло. Ничего особенного. Просто скучно. Мне скучно здесь. Я хочу на воздух.
– Ну, это круто, конечно. Очень круто. Другого способа выйти на воздух ты не нашла?
– Не нашла, – просто ответила она.
– Слушай, Кать. Я, видимо, чего-то не знаю. Или не понимаю. Из-за чего эта война? Ведь это война, да? За что вы воюете с мамой? За какую территорию? Что у вас случилось? Может быть, не сейчас, может быть, давно? Я хотел разобраться в этом спокойно, не торопясь. Но видишь, не успел. Помешали.
– Да… – сказала Катя. – Вас долго не было.
– Ну прости.
– Да я понимаю, – опять она улыбнулась этой тихой, не похожей на нее улыбкой. – Я же не одна у вас… пациентка.
– Так что, Кать? Или вопрос поставлен неправильно?
– Нет, почему, правильно. Война… Я, правда, так не думаю. Я думаю, она просто не понимает, что происходит.
– Но ты-то понимаешь?
– Я понимаю. Но не скажу. Сейчас не скажу. Просто не смогу. Потом… Вы посидите, посидите. Вы же обещали.
– Ладно, посижу. Чай принести? Ах да, тебе же ничего не надо.
И Лева присел, молча глядя на Катю, которая закрыла глаза – теперь уже в полной уверенности, что он никуда не уйдет.
* * *Таблетки она приняла ночью, предварительно сделав торопливый макияж и надев черную майку. Она была уверена, что мать давно спит, но Елена Петровна, почуяв неладное, вышла в коридор и поняла, что происходит что-то необычное, – на кухне что-то было не на своих местах, в ванной валялась косметичка, а в комнате у Кати (свет пробивался под дверью) горит не настольная лампа, как обычно, а полная люстра.
Она осторожно постучала и, не услышав ответа, распахнула дверь.
Катя лежала на полу.
«Скорая» приехала на удивление быстро – и это решило дело. Принесли тазик, сделали укол, Катю начало рвать очень быстро…
Да и, в общем, доза оказалась не смертельной. Так сказал молодой врач, которого Елена Петровна серьезно отблагодарила и который настоятельно посоветовал вызвать профильных врачей, но Катина мама сослалась на совет Льва Симоновича, «домашнего доктора», дождалась семи утра и сразу ему позвонила.
На этом месте Лева ощутил серьезный толчок в груди, черт его знает, может, и прав был врач со «скорой», который каким-то чудом не забрал ее в больницу и каким-то чудом сам не вызвал дуровозку, милицию, что вообще-то просто обязан был сделать по инструкции в случае суицида. Может, больница была бы сейчас для нее самым лучшим, самым естественным исходом? И воздуха там полно, не то что здесь…
– Лев Симонович, а вы уверены, что Катю не нужно госпитализировать? – Голос у Елены Петровны сильно дрожал. – Ведь я мать…
– Возьмите себя в руки, – сказал Лева сухо. Как можно более сухо. – Ради дочери.
– Я ведь почему не хотела, чтобы ее увозили на «скорой», – неизвестно же, куда попадет. А вообще-то… я за госпитализацию. А вы?
– Елена Петровна, я уж не знаю, имею ли я право голоса в данной ситуации. Я не за и не против, пока не поговорю с Катей, более подробно, не по горячим следам, и с вами, конечно. И вы абсолютно правы – надо не просто класть в больницу, надо знать, в какую. К кому. Это потребует времени.
– Лев Симонович, но мне так страшно. Мне очень страшно. А вдруг?
… Пришлось дать воды, уложить, померить давление, посидеть, поговорили даже на отвлеченные темы. Наконец Елена Петровна решительно встала, заварила чай и стало ясно, что оклемалась хотя бы она.
– Елена Петровна, можно я с Катей поговорю? Посмотрите, она спит или нет?
… И вот теперь он сидит возле нее, то ли спящей, то ли просто пребывающей в тяжелом забытье – и не знает, что делать. Сколько он должен тут находиться? Не заснет ли он сам? А если вдруг заснет? Ловко ли это? Неловко, конечно. Очень неловко.
– Какой же вы смешной… Вы очень смешной, – вдруг сказала Катя.
Он очнулся.
– Что?
– Я говорю, что вы очень смешной. Когда спите.
– Извини, Кать. Задремал. А ты не спала?
– Лев Симонович, да вам необязательно возле меня дежурить. Ну правда. А то я совсем… обнаглею. Вы идите домой. Или если не хотите домой, пересядьте в то кресло, поспите по-человечески. Там ноги можно вытянуть.
– Нет, я больше спать не буду.
– Ну и зря. Мне кажется, вы любите поспать.
– Откуда ты знаешь?
– Мне так кажется. Почему-то.
– Поспать надо тебе. Чем раньше ты восстановишь силы, тем скорее мы сможем поговорить.
– О чем?
– Кать, наверное, не сейчас.
– Ну почему же? Сейчас самое время.
– Это откуда такая уверенность?
– Ну не знаю. Я сейчас такая вялая, ненапряженная. Как бы все равно.
Помолчали.
– Ну ладно, – сказал Лева и почесал в затылке. – Даже не знаю, с чего начать… Я тоже… какой-то вялый. Ненапряженный. Или просто растерялся.
– Все-таки вы смешной, – сказала Катя. – Ну чего вы от меня хотите? Чтобы что я вам рассказала?
– А все, – вдруг сказал Лева. – Давай все, с самого начала. Вот всю эту историю про Путина Владимира Владимировича, с самого начала.
– А я не помню, как началось, – неожиданно спокойно отреагировала она. – С глупости какой-то. Я стала искать его телефон.
– Зачем телефон-то?
– А не знаю. Просто так. Позвонить. Я подумала: ну не может же не быть у него телефона?
– Ну, ты смешная девчонка.
– Ага. Вот из-за этого, наверное. Потому что задача глупая, невыполнимая. А мне нужна была какая-то задача.
