Джоди Пиколт - Жестокие игры
Мэтт положил обвинительное заключение на стол секретаря и взглянул на Джека Сент-Брайда, надеясь, черт возьми, что этот ублюдок испытывает страх оттого, что его судьба в руках других людей, в руках того, у кого все козыри на руках.
— Ваша честь, — произнес Мэтт, — обвинение закончило допрос свидетелей.
1969 год
Нью-Йорк
Тем утром за чашечкой специально привезенного с острова Суматра кофе Анна-Лиза Сент-Брайд читала в «Нью-Йорк таймс» статью о женщине, которая родила на дереве. Женщина жила в Мозамбике, когда там случилось наводнение, поэтому и забралась на дерево, когда ее хижину смыло водой. Родился здоровый мальчик. Через день новорожденного с матерью забрал вертолет.
Конечно, по сравнению с ее нынешним положением роды на дереве кажутся кошмаром.
Она ходила по Манхэттену по магазинам в поисках умопомрачительного наряда на Рождество, когда у нее отошли воды. На две недели раньше срока. Врачи скорой помощи сказали, что не могут доставить ее в «Ленокс-Хилл» — в больницу, где она планировала рожать, — потому что на одной улице движение блокировал парад, а движение по Централ-парк перекрыто из-за прорыва водопровода.
— В «Сент-Винсент» я не поеду, — стояла она на своем, когда два члена бригады скорой помощи пытались усадить ее в машину.
— Отлично, дамочка, — сказал один. — Тогда вы родите прямо на улице.
От резкой боли внизу живота ее скрутило пополам, а потом эта боль пронзила каждую клеточку ее тела.
— Вы знаете, кто мой муж? — задыхаясь, спросила она.
Но «скорая помощь» уже мчалась с сиреной по городу.
Через крошечное окошко в ногах Анна-Лиза видела пролетающий мимо город, палитру из серых ангелов и спешащих по улицам пешеходов. Через несколько минут они прибыли в больницу Нью-Йорка, в которую Анна-Лиза сама никогда бы не обратилась.
Подобно искусственным камням, вдоль всего здания лежали и сидели наркоманы и бездомные. Анна-Лиза слышала даже, что некоторые пациенты умирали прямо в коридорах, ожидая, пока их осмотрит врач. Куда «Сент-Винсент» до «Ленокс-Хилл» с его роскошно оборудованными родовыми палатами, где все сделано для того, чтобы пара чувствовала себя как дома.
«Сент-Винсент»? Родиться на дереве намного престижнее, чем в таком месте.
Когда санитары вытащили из машины носилки, она поняла, что придется сражаться всерьез. Но когда колеса каталки коснулись тротуара, она почувствовала, как ее тело пронзила резкая боль. Крошился позвоночник — она ни капли не сомневалась, что чувствует, как ломаются позвонки. Матка, в которой она носила ребенка, сейчас представляла собой один огромный кулак. Словно чугунная баба копра, он бил так сильно и долго, что она скорчилась от боли, не узнавая собственное тело.
«Сейчас я умру», — подумала она.
И смогла произнести только одно:
— Позовите Джозефа.
Приняли перед жалкими пьяницами и женщинами с сопливыми детьми, которые казались украшением на материнских руках, комната за занавеской воняла спиртным и дезинфицирующими средствами, и яркая упаковочная коробка Анны-Лизы казалась здесь совершенно неуместной, как мейсенский фарфор в гостиной среднего американца.
— Раскрытие — восемь сантиметров, — сказал врач-азиат с торчащими, словно петушиный гребень, волосами.
— Я хочу дождаться мужа, — стиснув зубы, прошептала Анна-Лиза. Схватки резали ее пополам, как фокусник ассистентку.
— Не думаю, что малыш с вами согласен, — пробормотала медсестра, подходя сзади и обнимая ее за плечи.
Они с Джозефом обошли палаты в «Ленокс-Хилл» с шелковыми простынями и фальшивыми каминами. Прямо за углом располагался их любимый итальянский ресторанчик. Джозеф обещал, что, как только она родит, принесет ей фирменное блюдо ресторана — пенне алло диалово.
Неожиданно послышался шум: в отгороженную часть комнаты рядом с Анной-Лизой вкатили нового пациента.
— Мария Веласкес. Тридцать один год, первые роды, срок двадцать семь недель, — сообщил врач скорой помощи. — Давление сто тридцать на семьдесят, сердцебиение пятьдесят семь ударов в минуту, синусовый ритм. Избита мужем.
Анна-Лиза взглянула на отделяющую ее от женщины занавеску. Медсестра, стоящая за ее спиной, мягко отвернула ее голову.
— Сосредоточьтесь на себе, — посоветовала она.
— У вас начались схватки?
Вопрос раздался по ту сторону занавески, с которой не сводила глаз Анны-Лизы, словно ожидая, что она в любой момент может сорваться с петель под влиянием неведомых сил.
— Si, los tiene,[xix] — пробормотала она.
— Смотрите, она истекает кровью. Вероятно, предлежание плаценты. Звоните в гинекологию.
Анна-Лиза облизала пересохшие губы.
— Что… с этой женщиной за занавеской?
Врач, сидящий между ее ног, поднял голову.
— Необходимо, чтобы вы тужились. Давайте, Анна-Лиза.
Она собралась с силами и так плотно смежила веки, что комната поплыла перед ней, а слова, пробивающиеся через занавеску, стали дрожащими и слабыми.
— No pueda![xx]
— Идет! Дайте мне халат и перчатки, ради бога!
— Давление падает. Пульс девяносто.
— Черт! Она истекает кровью.
— Дышите, миссис Веласкес. No empuje.[xxi]
— Primero salvo me bebe! Рог favor, salvo mi bebe![xxii]
Анна-Лиза почувствовала, как словно открылась изнутри. Неожиданно перед ее мысленным взором возник Джозеф, натягивающий выходной бирюзовый свитер: шерстяная горловина растягивалась, когда он медленно просовывал в нее голову, потом показалась его улыбка, взъерошенные волосы…
— Лактатный раствор Рингера, большую капельницу. Определите ее группу крови и резус-фактор. Где, черт побери, гинеколог?
— Теперь пора. Ahora,[xxiii] миссис Веласкес. Empuje.[xxiv]
— Пришел педиатр.
— Как раз вовремя. Возьмите ребенка.
— El sellamo Joaquim![xxv]
— Да, миссис Веласкес. Отличное имя.
— Еще одна потуга, — уговаривала медсестра Анна-Лиза, — и у вас появится малыш.
— Отсосите у малыша слизь! Я хочу, чтобы ему ввели трубку, чтобы он дышал кислородом.
— No quiera morir.[xxvi]
— Пульс девяносто восемь. Сердцебиение пятьдесят ударов в минуту.
Громкий вой какого-то аппарата.
— Мать теряет много крови.
— Помассируйте матку. Сильнее! Сильнее!
— Введите питоцин, быстро две капельницы крови первой группы, резус отрицательный, иммуноглобулин.
