Лесли Уоллер - Банкир
– Ты худеешь? – спросил он. Она ничего не ответила, и он молча продолжал бриться.
Наконец:
– Я не заметила.– Она вытерла лицо и встала на весы. Рывком подтянув брюки пижамы, она долго смотрела на шкалу.– Нет,– объявила она.– А что?
– Наверное, это впечатление создает эластик.
– Это 12-й размер,– сказала она, возвращаясь к зеркалу.
– И что же?
– Ради длины,– объяснила она.– Талия всегда бывает слишком широка.
– А-а.
– Неполадки с пижамой происходят у меня вот уже двадцать лет или что-то в этом роде,– добавила она.– Очень интересно, что ты вдруг заметил.
– Не тявкай.
– Разве это тявканье? Мне кажется, это прозвучало ровно и разумно.
Еще какое-то время он брился молча, напрягая челюсть, так как заканчивал подбородок. Затем:
– Это прозвучало как тявканье.
– Почему?
Он сделал неопределенный жест бритвой:
– Просто прозвучало.
– Встал с левой ноги?
– Да нет.
– Плохой вечер?
– Не хуже любого другого, проведенного в обществе Бернса.
– Твой билль об отделениях? – спросила она.
– Не мой. Сберегательных банков. На периферии складывается не очень приятная обстановка.
– Это еще ничего,– сказала она,– по сравнению с тем, что происходит в центре.
– Что?
– В комнате такой величины трудно поверить, что ты не слышал.
– Я слышал. Просто не понял.
– Это означает, что положение вещей еще хуже в городе Нью-Йорке.
Он повернулся и посмотрел на нее:
– Каких вещей?
– Всех.– Она кончила красить лицо.
– Всех?
– Вудс, в этой комнате ужасно надоедливое эхо. – Она выглянула из ванной.
– Гав.
– Я могу обойтись и без намеков.
– Каких намеков?
– Животное женского пола, которое лает,– ответила она,– есть сука.– Она вышла из ванной. Он слышал, как она швыряет в комнате какие-то вещи. Что-то с ужасным грохотом упало на пол в стенном шкафу. Затем дверца его сильно хлопнула.
– Поосторожней с мебелью,– крикнул он, вытирая с лица мыльную пену.
К тому времени, когда он собрался одеваться, она уже вышла из спальни. Прежде чем снять халат, он натянул трусы, чтобы спрятать укус. Когда он несколько минут спустя вышел в столовую, она была пуста, стол не накрыт. Он пошел на кухню. Миссис Кейдж в своем стеганом халате с пестрыми розами наполняла чайник холодной водой.
– Доброе утро. Где миссис Палмер?
Некоторое время экономка смотрела на него, не отвечая.
– Наверху. Что, мои часы отстают? На моих семь тридцать.
Он проверил свои:
– Правильно.
– Вы сегодня рано встали,– сказала она,– доброе утро. Покидая кухню, Палмер изобразил на лице вежливую улыбку.
Это совершенно ничего не означает, успокоил он себя, что он встал раньше обычного. Он спустился по длинному изогнутому пролету лестницы к главной двери и открыл ее. Сильный мороз безветренного зимнего утра прямо-таки насквозь пронизывал его, пока он искал две газеты, хитро спрятанные в узком пространстве между дверью и фасадом. Найдя их, он поспешил в дом, снова поднялся по лестнице и принялся читать в «Таймс» сообщения из Олбани. Казалось, в данный момент там слишком много спорных законопроектов, о билле об отделениях не было ни строчки. Палмер стоял на площадке первого этажа, читая отчет «Геральд трибюн». Следуя своему обычаю, газета давала две статьи, делившие между собой события в Олбани. Одна сообщала факты, другая размышляла над движущими пружинами этих событий. Как всегда, Палмер почувствовал слабое раздражение от необходимости штудировать обе статьи, чтобы добраться до сути дела. Тем не менее внизу статьи, толкующей события, он обнаружил pot pourri[54] коротких сообщений, напечатанных мелким шрифтом. В них излагались различные слухи.
«Источник ни больше, ни меньше, а Виктор С., Большой Вик, говорит союзникам, что нет ни грана правды в слухах о расколе в прочной оппозиции Таммани по поводу билля об отделениях сберегательных банков. Его alter ego, публицист Мак Бернc, кажущийся весьма довольным положением вещей, совершает небольшую поездку по западным округам штата».
Палмер ужаснулся.
Покачнувшись на верхней ступеньке, он едва успел ухватиться за перила, отчего обе газеты с шумом упали на пол. Он поднял их и пошел в спальню.
Бросив «Таймс» на кровать Эдис, он сел на свою, крепко сжав колени, и попытался решить, что же делать с «Геральд трибюн». В растерянности он даже попытался спрятать газету под простыню. Потом взял себя в руки и встал. Двигаясь очень спокойно, он подошел к двери, убедился, что в холле никого нет, и быстро спустился к входной двери. Открыв ее, он вышел на улицу. Двое мужчин в темных пальто шли ему навстречу. Он подождал, пока они пройдут. Мороз проник сквозь его рубашку и брюки. Он почувствовал слабую дрожь, начинающуюся в животе около диафрагмы. Он быстро наклонился и подпихнул газету под машину, стоящую через два дома вниз по улице. Поспешив домой, он закрыл дверь и постоял немного, чтобы согреться.
Теперь очень спокойно – еще не отдышавшись, но уже взяв себя в руки,– он попытался решить, что в сообщении напугало его сильнее: подтверждение того, что вчера вечером Бернс был в Олбани, хотя Эдис было сказано, что он в Нью-Йорке, или же то, что подлый нахал перехитрил его и беседовал с периферийными банкирами прежде, чем Палмер получил эту возможность.
В третий раз всего за каких-нибудь минут сорок он начал подниматься по лестнице, но теперь уже до него доносились звуки суеты перед завтраком. Похоже, что ему придется решать проблему газетного сообщения в кругу своей семьи. Он задержался на полдороге. От газеты он отделался. Эдис, вероятнее всего, не станет искать себе другой экземпляр. С этой стороны все в порядке. Но что делать с Бернсом?
Он вошел в столовую и увидел, как Джерри раскладывает вилки, ножи и ложки.
– Хэлло, у тебя такой вид, словно кто-то раздавил клопа на твоей руке.
Палмер моргнул.
– Кстати, с добрым утром,– сказал он.
Поправляя галстук, в комнату, волоча ноги, вошел Вуди. Он сел на свое место, одним большим глотком осушил стакан сока так, что даже поперхнулся.
– Здорово, отец,– сказал он немного погодя.
– Привет! – Палмер постарался, чтобы в его голосе не прозвучало раздражение, сел за стол, на свое место хозяина дома, и почувствовал, как повыше затылка начала тяжело пульсировать головная боль. Он стал прихлебывать сок, наблюдая за Вуди, потянувшимся за ломтиком поджаренного хлеба.
– Подожди,– одернул он сына.– Еще не все в сборе.
Вуди пожал плечами и выразительно взглянул на сестру, которая усаживалась за стол. Но каково бы ни было значение его взгляда, сигнал не достиг цели, поскольку Джерри не подняла глаз от своей тарелки.
Из кухни медленно появился Том, согнутый чуть не пополам, так как он пытался, ковыляя к столу, одновременно завязать шнурок на ботинке.
– У тебя ничего не выйдет,– сказал Палмер.– Это просто физически невозможно.
Том рассеянно поднял голову.
– Что? – Справившись наконец со шнурком, он скользнул на свое место за столом и повторил подвиг брата, ловко опорожнив одним глотком стакан апельсинового сока. И даже не поперхнулся.
Палмер налил себе кофе и передал кофейник Джерри.
– Налей в мамину чашку.
– «Ее чаша переполнена,– пробормотала девочка.– Постылая и ненавистная, ненавистная и постылая».
Палмер на миг закрыл глаза. Головная боль распространилась по всей левой стороне черепа до макушки. Он открыл глаза и увидел что миссис Кэйдж внесла и поставила перед ним горячее блюдо. Палмер приподнял крышку и взглянул на омлет. Быстро закрыл крышку и стал прихлебывать кофе. Горькая горячая жидкость огненной нитью прошла по пищеводу, словно впиваясь там в самую чувствительную, пересохшую от жажды плоть. У Палмера было такое ощущение, словно он впервые в жизни вздумал воспользоваться горлом, как аппаратом для глотания. Однако через секунду, глотнув еще немного кофе, он почувствовал себя несколько лучше.
– Тарелки, пожалуйста,– сказал он, беря ложку.
Пока дети передавали отцу свои тарелки, вошла Эдис с деревянным блюдом поджаренного бекона, села на свое место и взяла чашку кофе.
– Спасибо, Джерри,– сказала она.
Палмер автоматически делил омлет. Годы такого рода практики научили его давать каждому ребенку необходимую порцию – большие куски Вуди, очень маленькие Тому,– не думая об этом.
– Эдис?
Она покачала головой:
– Только кофе.
Палмер помедлил секунду. Он не хотел есть ничего, так сказать, существенного, но после безупречной ночи он обычно завтракал плотно. Ему следует поступить так же и теперь. Он положил себе бекона и, ожидая, чтобы то и другое несколько остыло, попытался допить кофе. Боль распространилась теперь на весь лоб и переходила понемногу в правую половину головы. Секунду он разглядывал еду у себя на тарелке. Потом поднял глаза как раз в тот момент, когда Вуди, покончив с омлетом, молча протягивал тарелку за второй порцией.
