Алексей Меняйлов - Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства
Итак, расклад вкусов всех трёх жён с точки зрения теории стаи классический:
— стайная «иудо-внутренница» от «Мастера…» откровенно «торчала», «внешник» Достоевский был ей безразличен, Толстой тоже (вряд ли она знала, что Толстой многократно повторял, что евреи развращают русский народ — её неприятие Толстого на уровне духа), пилатоненавистница;
— стайная «когорта» «торчала» только от Достоевского, «Мастер…» — безразличен; Толстой — тоже; читая мой рассказ о двух монахах*, от которого В. рыдала, она заснула на второй или третьей странице, пилатоненавистница;
* «Иаков и Марк». (В кн.: А.Меняйлов. При попытке к бегству. Тула: ХАСО. 1994.) (Примеч. ред.)
— неугодница же с торчками, понятно, не совпадает — КСП и Достоевский безразличны, зато интересен Толстой; «Мастера…» она, если до конца и не поняла, то верно определила его светоносность; Пилат Евангелия для неё—свой, вывод сделан независимо от меня.
Из одних только этих оценок можно оценить «Мастера…» — произведение это или «внутреннически»-неугодническое, или по сути неугодническое, а под «внутренническое» лишь замаскированное. Или изживаемое к концу жизни «внутренничество» начального периода работы не было вымарано — намеренно.
Чтобы оно стало знаковым с началом«внутреннического» периода в России.
Следовательно, когда эта эпоха началась, можно определить по времени публикации романа.
Судя по тому, что «Мастер…» был опубликован в 1966–1967 годах в журнале «Москва» и на редакционную подготовку рукописи по нормам тех лет требовалось больше года, то «внутренническая» эпоха началась несколько ранее закулисного «брежневского» переворота 1964 года, когда был смещён Хрущёв. Никита Сергеевич, похоже, «когорта» — отсюда и его «и нашим, и вашим»: со Сталиным совмещался, а после его смерти служил «иудо-внутренничеству». Но, как и положено «когорте», не с таким рвением, как какой-нибудь «иудо-внутренник» — за что и пал жертвой «иудо-внутреннического» переворота.
Несмотря на то, что русский народ преимущественно «внешнический» (русских в России более 85 % населения), в инструкциях для училок Министерства образования «Мастер…» предстаёт в отвязно «иудо-внутренническом» толковании.
Обратите внимание на последовательность событий: не сначала оценка иерархии Министерства образования, а уж затем повторение их внучкой босс-раввина, но сначала оценка внучкой и их средой, а уж затем, спустя десятилетия, — российским Министерством образования. Но это результат не заговора, а проявление обычного стайного процесса. После гитлер-сталинского периода начался «иудо-внутреннический» через хрущёвский полутон.
Кто спорит, при «внешнике» Сталине «Мастера…», действительно, не печатали. Но не по той причине, как сейчас нам внушают «иудо-внутреннические» СМИ, что было якобы на сей счёт «мнение свыше», нечто вроде приказа — с печатью, — запрещающего публикацию, и приказ этот якобы противоречил воле и вкусам народа-толпы.
Историческая правда в том, что Булгакова травили не сверху, а снизу (не нэпманы, те ценили), — об этом осталось достаточно много мемуаров. Собирались собрания, причём отнюдь не по формальному приказу свыше, а по «велению души» — и глумились. Булгаков был выходцем из «внутреннической» семьи: с подачи вдовы Булгакова-отца, его коллеги по киевской духовной академии изготовили фальшивую бумагу, которая позволила вдове безосновательно получать громадную по тем временам пенсию — три тысячи рублей. Понятно, что среди коллег-жуликов Булгаков-отец не был случайным человеком — так что неудивительно, что плотской М.Булгаков писал в угоду нэпманам. Население же России, уставшее от троцкистского «иудо-внутренничества», повторимся, было «когорто»-«внешническим». Отсюда и неприятие Булгакова, который был известен выступавшим не лично, а по своим пьесам-пустышкам для нэпманов.
Но потом, в конце 20-х, Булгаков начал работать над «Мастером…». Это уже другой период, вершина развития которого — конец 30-х. И вот в этот-то период Сталин, а факты вещь упрямая, ершистого (восприятие не произведений, а поведения, ни за какие деньги не соглашался писать убогие в художественном отношении агитки) Михаила Булгакова защищал. Защищал не Булгакова-«внутренника», а Булгакова-неугодника.
Кстати, уж если при ком из правителей XX века индивидуальность России преследовалась менее всего, так это при Сталине. Вспомним те же одобряемые русским народом расстрелы предателей родины и пособников Гитлера, уничтожение которых так возмущает нынешних демократов-правоборцев, авторов разграбления России и геноцида русского народа. И то, что Сталин, которого тошнило от окружавших его толп подхалимов, порой ограждал не холуйствующего Булгакова от травли, естественно, и говорит о чувстве собственного достоинства Иосифа Виссарионовича. (Здесь нет никакого воспевания Сталина, он был всего лишь субвождь-«внешник», грандиозные потери в Великую Отечественную во многом на его совести, другое дело, что на фоне пришедших ему на смену «иудо-внутренников» Сталин теперь воспринимается почти как ангел с небес, и о таком правителе уничтожаемому русскому народу остаётся только мечтать.)
Итак, Булгаков работал над «Мастером…» в эпоху ренессанса «внешничества». К власти с одобрения уставших от «нэпманов» народов пришли бессребреники Сталин и Гитлер. Любителя дворцов Троцкого выслали и со временем даже проломили голову ледорубом. И даже в психологически вполне однородной Америке «иудо-внутренническая» иерархия была деструктурирована (в истории осталось достаточно туповатое обозначение этого феномена—«Великая депрессия»).
Заметный тираж любой книге обеспечивают вовсе не счастливые обладатели критического мышления, их мало, а во все времена только исполнители. Для популярности необходима или броская реклама (к примеру, босиком ходить из Москвы в поместье под Тулой, будучи состоятельным графом), или психологическое с толпой тождество. Автору без хотя бы имитации с толпой совместимости к печатному станку не прорваться.
Иными словами, во времена Гитлера—Сталина читать вещь, от которой «торчат» преимущественно «внутренники», было почти некому! Именно в психоэнергетике времени (типе сверхвождя) разгадка того, почему Булгаков главный свой роман не только серьёзно не рассчитывал опубликовать в России, во всяком случае, при жизни, но и не пытался опубликовать его ни в Европе, ни в Америке. Не тот тип планетарного сверхвождя! Не те, соответственно, и вкусы оплачивающей работу печатного станка толпы.
Но Булгаков работал изо всех сил, правил «Мастера…», даже находясь при смерти, расплачиваясь усилением и без того мучительных головных болей. Работу над «Мастером…» Булгаков явно воспринимал как талант, если угодно, святой крест — и мужественно его нёс, получая от этого, несмотря ни на что, наивысшее удовольствие. То, что он биологически не доживёт до «внутреннической» эпохи в России, больной Булгаков знал. Как знал и то, что очередной волны «внутренничества» России не миновать — как бы неугодникам и «внешникам» ни хотелось её избежать.
А как же театральная популярность Булгакова? Она что же, не могла повлиять на печатный станок? Одно дело пьеса-зрелище: пришёл в театр, посидел в толпе, если и есть какая в постановке мысль, то её освоил не сам, а тебе её «освоили», совсем же другое дело — книга, умение наслаждаться процессом самостоятельной исследовательской работы. Театр — это отнюдь не место постижения Истины, следовательно театралы-нэпманы разойтись тиражу «Мастера…» не помогли бы.
Поздний Булгаков, выйдя в «Мастере…» за пределы мировоззрения «мастерского» романа (а «новозаветная» часть романа была написана в самом начале работы над «Мастером…» и за двенадцать лет практически не изменилась), работал на будущее, до которого, как он знал, ему было не дожить. И это будущее, наша сегодняшняя «иудо-внутренническая» действительность, ему, который возвысился до любви к России и Понтию Пилату, то есть смог интуитивно нащупать в субъевангелиях Путь (почему «нащупать» и почему он неизвестен так называемым верующим — в главе «Священная земля Болграда»), вряд ли бы понравилось.
Представители разных психологических типов по-разному оценивают «Мастера…», и потому события вокруг «Мастера…», восприятие романа и время, когда власть предержащие начинают манипулировать с его помощью толпой — один из замечательных инструментов постижения психоэнергетического аспекта жизни на нашей планете вообще и уяснения психологически достоверной истории России XX века в частности.
