Джеффри Арчер - Каин и Авель
Авель закрыл за ней дверь и подошёл к телефону рядом с кроватью.
– В каком номере остановилась мисс Мелани Лерой? – спросил он.
Минуту он слушал, как шуршат регистрационные карточки, и нетерпеливо стучал пальцами по столу.
– Постояльцев под таким именем у нас нет, сэр, – наконец ответили ему. – У нас остановилась миссис Мелани Ситон из Далласа, которая прибыла сегодня вечером, а уедет завтра утром.
– Да, это именно она, – сказал Авель. – Пришлите мне счёт за её номер.
– Да, сэр.
Авель положил трубку и долго стоял под холодным душем, готовясь ко сну. Он чувствовал себя успокоившимся.
После той ночи Авель ещё не раз в течение следующих нескольких месяцев приводил ночных посетительниц. Он всё сильнее отдалялся от Софьи. Но вот чего он никак не ожидал, так это того, что она наймёт частного детектива, чтобы следить за ним, а затем подаст на развод. Развод был совершенно чуждым понятием в кругу польских друзей Авеля, чаще встречались раздельное проживание или расставание. Авель даже попытался уговорить Софью не делать дальнейших шагов в этом направлении, понимая, что такое событие не усилит его положения в польском землячестве и уж тем более не будет способствовать осуществлению его общественных и политических амбиций, которые он намеревался реализовать в будущем. Но Софья была исполнена решимости довести процедуру развода до малоприятного конца. Авель с удивлением наблюдал, как женщина, такая незамысловатая в дни его побед, в своей мести стала, как сказал Джордж, маленьким дьяволом.
Когда Авель проконсультировался со своим адвокатом, то во второй раз услышал, сколько в его номере побывало официанток и гостий, не плативших за своё пребывание в отеле. Он сдался и поставил только одно условие – опёка над тринадцатилетней Флорентиной, его единственной настоящей любовью. Софья сдалась после долгой борьбы, согласившись на компенсацию в пятьсот тысяч долларов, дом в Чикаго и право видеться с Флорентиной в последние выходные каждого месяца.
Авель перенёс свой штаб и постоянную резиденцию в Нью-Йорк, и Джордж назвал его Чикагским Бароном в изгнании. Теперь Авель мотался по стране, строя всё новые отели, и заезжал в Чикаго только для встреч с Кертисом Фентоном.
27
На столе в спальне Уильяма лежало распечатанное письмо. Он сидел в халате и в третий раз перечитывал его, пытаясь понять, зачем Авель Росновский так упорно скупает акции банка Лестера и зачем он назначил Генри Осборна директором группы «Барон». Уильям понял, что не может больше рисковать и строить предположения. Он поднял трубку телефона.
Мистер Тэд Коэн оказался более молодой копией своего отца. Когда он прибыл на Шестьдесят восьмую улицу, ему не надо было представляться, – его волосы начинали седеть и выпадать в тех же самых местах, что и у отца, и на нём был точно такой же костюм. Возможно, что это был даже тот же самый костюм. Уильям уставился на Коэна, но не только потому, что тот оказался так похож на своего отца.
– А вы не помните меня, мистер Каин? – спросил юрист.
– Боже правый! – воскликнул Уильям. – Великий диспут в Гарварде. В тысяча девятьсот двадцать…
– Двадцать восьмом. Вы победили на диспуте и пожертвовали своим членством в клубе «Порсельянцев».
Уильям громко расхохотался.
– Может быть, нам надо было выступать в одной команде, раз ваша концепция социализма разрешает вам защищать интересы бессовестного капиталиста?
Он поднялся, чтобы пожать руку Тэдьюсу Коэну. На секунду они вновь стали студентами.
– Тогда в клубе вам выпивки не досталось. А что вы выпьете сейчас? – улыбнулся Уильям.
– Я не пью, – отклонил предложение Тэд Коэн. – И кроме того, боюсь, что теперь я тоже стал бессовестным капиталистом.
Оказалось, он пошёл в отца не только внешне, но всем стилем мышления, и внимательно ознакомился с досье Росновского-Осборна перед тем, как появиться перед Уильямом. Уильям подробно объяснил, что ему нужно.
– Немедленный отчёт с дальнейшим обновлением каждые три месяца, как раньше. Секретность по-прежнему имеет колоссальное значение, – сказал он, – но мне нужен каждый факт, который вы сможете раскопать. Почему Авель Росновский покупает акции банка? Считает ли он до сих пор, что я в ответе за смерть Дэвиса Лероя? Продолжает ли он войну с банком «Каин и Кэббот» и теперь, когда это часть банка Лестера? Какую роль во всём этом играет Генри Осборн? Поможет ли делу моя личная встреча с Росновским, особенно если я объясню ему, что не я, а банк отказал группе «Ричмонд» в поддержке?
Перо Тэдьюса Коэна так же быстро бежало по бумаге, как и перо его отца.
– Ответы на все эти вопросы надо получить как можно быстрее, чтобы я мог принять решение о том, информировать ли мне совет директоров.
Как и его отец, Тэд Коэн застенчиво улыбнулся и закрыл портфель.
– Сожалею, что вам приходится заниматься всеми этими проблемами, ещё не полностью оправившись от ран. Я появлюсь у вас, как только всё выясню.
В дверях он остановился.
– Я восхищён вашим поступком под Ремагеном.
В течение следующих нескольких месяцев Уильям быстро восстановил силы и здоровье, а шрамы на его лице и груди стали почти незаметными. Ужасные головные боли и провалы в памяти постепенно отошли в прошлое, а его правая рука набрала прежнюю силу. Кэтрин не разрешала ему приступить к работе, пока они не совершили долгий оздоровительный круиз по Карибскому морю. Во время путешествия Уильям с женой отдохнули лучше, чем за давние две недели в Лондоне. Кэтрин предупредила, что на судне нет банков, с которыми он мог бы иметь дело, но в конце плавания боялась, что ещё неделя – и Уильям купит корабль в качестве нового актива «Лестера», реорганизует команду, пересмотрит маршруты и расписания и даже способ управления «лодкой», как называл он этот большой круизный лайнер. Уильям не мог усидеть на месте и, как только корабль причалил в порту Нью-Йорка, тут же поехал в банк.
Скоро он глубоко погрузился в дела «Лестера». На сцене появилось новое поколение людей, закалённых войной; банками управляли теперь предприимчивые, скорые в размышлениях и решениях молодые люди, деятельности которых уделял пристальное внимание президент Трумэн, чья победа в борьбе за второй срок удивила весь мир, оповещённый уже о том, что победителем почти наверняка станет Томас Дьюи. Не удовлетворившись таким предсказанием, «Чикаго Трибьюн» далее сообщила, что Дьюи практически выиграл выборы, но в Белом доме остался именно Гарри Трумэн. Уильям очень мало знал об этом незаметном сенаторе от штата Миссури, помимо того, что читал в газетах, но как истый республиканец надеялся, что его партия найдёт подходящего человека для президентской кампании 1952 года.