Ирина Касаткина - Одинокая звезда
– Чего мне его показывать? – недовольно буркнул Саша, – А то я его не видел. Детский сад какой-то!
В поход отправились рано утром. В семь часов собрались возле школы, сели в автобус, довезший их до городской окраины, и потопали вслед за физруком мимо зеленевших полей и рощиц. Через два часа сделали привал, наскоро перекусили и отправились дальше. До места добрались к полудню.
Роща встретила их ковром сухих опилок, пружинивших под ногами, гомоном птиц и густым сосновым запахом. Быстро поставили палатки, расчистили место для костра, и девочки принялись готовить в большом котелке обед, Они сварили густой вкусный суп из тушенки, напекли картошки, открыли консервы и устроили грандиозный пир.
После обеда дружно помыли посуду и разбрелись кто куда. Кто загорать, а кто бродить по роще.
Дима с Леной, отколовшись от коллектива, набрели на небольшую полянку, окруженную молодыми сосенками. Расстелив захваченное Димой одеяло, они с наслаждением растянулись на нем.
– Какой-то ты сильно задумчивый! – Лена, подозрительно посмотрела на молчавшего всю дорогу Диму. – Ну-ка, признавайся, что замышляешь?
– Почти все ребята с девчонками сговорились… кто в чьей палатке ночует, – ответил он, не глядя на нее. – Хочу, чтобы ты – в моей.
– Дима, мы же решили – до августа.
– А помнишь, ты обещала, что если я буду настаивать, то согласишься? Так вот – сегодня я настаиваю!
Он без улыбки посмотрел на нее. Лена почувствовала, как у нее загорелись щеки.
– Хорошо, – опустив глаза, сказала она.
– Я пойду собирать хворост для костра, а ты забрось в мою палатку свой рюкзак. Я ее немного на отшибе поставил – за кустами. Польская, двухцветная.
– Я видела.
– И одеяло заодно захвати.
Раздвинув змейку его палатки, Лена забралась внутрь, задвинула змейку и осмотрелась. Из-за цвета палатки внутри все казалось оранжевым. На полу был расстелен спальный мешок и лежали две надувные подушки.
«Приготовился», – отметила она. Постелила поверх мешка одеяло, села на него, обхватив колени руками, и задумалась. Хочет ли она того же? Она не могла ответить однозначно. Скорее нет, чем да. Но он настаивает, и она обещала. Она любит его и боится потерять.
Но как же трудно решиться!
– Лена, не делай этого, – вдруг услышала она до боли знакомый голос и задрожала. Боже, откуда он взялся?
– Гена, это ты? – спросила она потрясенно. – Где ты?
– Не делай этого, слышишь? – повторил его голос. – Иначе худо будет. Решила отложить до августа, отложи.
– Гена, откуда ты все знаешь? Где ты прячешься?
– Это не я, это моя душа с тобой говорит. Ты же веришь в существование душ. А души знают все. Я же сейчас работаю на Портовой – можешь потом проверить.
Не помня себя от ужаса, Лена попыталась открыть змейку, но та не поддавалась. Наконец ей удалось выбраться из палатки. Она бросилась за кусты, но там никого не было.
«Нет, – сказала она себе, – Ничего не выйдет. Это опасно. Он, конечно, где-то здесь и способен на любую выходку».
Лена забрала свой рюкзак и попросилась в палатку к Насте Селезневой.
– А ты разве не с Рокотовым? – удивилась та. – А мы решили, что у вас сегодня первая брачная ночь.
– И с чего вы взяли? – покраснела Лена. – Хороша была бы я утром, – подумала. Воображаю, о чем бы они потом трепались и как бы на нас поглядывали.
– Да он на тебя так смотрел… жадно.
– Настя, не мели чепуху! – сердито сказала Лена, забираясь к ней в палатку. – Первая брачная ночь будет у меня, когда я вступлю в брак, и не раньше. Так и скажи всем любопытствующим.
Потом она отправилась на поиски Димы – и нашла его возле речки. Дима набрал целую гору хвороста для большого костра и приготовился все это тащить в лагерь.
– Дима, я не могу, – сказала Лена, помогая ему связать хворост веревкой. – Извини, но сегодня не получится.
– Не можешь или не хочешь?
– Не могу. Понимаешь, момент такой.
– А, – кивнул он и посмотрел куда-то вверх. – Понимаю. Это ты только сейчас обнаружила?
– Только сейчас.
– Ну, что ж. – Он хмуро взглянул на нее и отвернулся. – Значит, не судьба.
И, взвалив на спину вязанку, молча пошагал в лагерь. Лена побрела следом, поднимая по дороге сухие веточки. Вид у него даже сзади был такой огорченный, что у нее защемило сердце.
– Димочка, – попыталась она подлизаться. – Можно тебя поцеловать? Ну не сердись!
Он опустил вязанку на землю, приблизился к ней и, зажав ее лицо между ладонями, с силой произнес:
– Нет! Нельзя!
У Лены упало сердце. Вот оно! Он больше не любит ее, он в ней разочаровался. Она не оправдала его ожиданий.
– Ты меня разлюбил? – замирая, спросила она.
– Лена, я люблю тебя больше жизни! Но любовь – она живая, пойми! Она рождается, растет, становится зрелой. Она не может стоять на месте.
– И умирает?
– Да, и умирает. И только от нас зависит, умрет ли она вместе с нами или раньше нас. Лена, я взрослый мужчина, это ты у нас в девочках-отличницах задержалась. Твоя медаль тебе застит свет. Да получишь ты ее – куда она денется? Твою маму знают же во всех инстанциях. И в институте за тебя будут кричать – она же там профессор.
– Дима, почему ты со мной так разговариваешь?
– Потому что ты меня разочаровала! Да-да! Ты мне сейчас солгала насчет такого момента. А я всегда считал, что ты обманывать вообще не способна. Только никакого момента нет – с тобой все в порядке. И ты это прекрасно знаешь. Лучше бы ты просто сказала: «Не хочу!» И то мне было бы легче, чем так.
– Дима, я не солгала.
– Ой, Лена, не надо! Не усугубляй! Не заставляй меня думать о тебе хуже, чем есть.
– Повторяю: я не солгала! Момент сегодня, действительно, неподходящий. Просто ты не о том подумал.
– Да? Тогда скажи, в чем дело. Что-то случилось?
– Случилось. Но я не могу сейчас ничего объяснить – не имею права. Завтра, когда вернемся домой, объясню.
– Нет, ты мне сейчас же все расскажешь! Не сойдешь с этого места, пока не расскажешь! Говори, в чем дело?
– Понимаешь, мне Селезнева сказала, что весь лагерь думает, будто у нас с тобой сегодня первая брачная ночь. Вот я и решила их разочаровать, – попыталась она отвертеться.
– Лена, не надо! До нас в лагере никому нет дела. Каждый занят только собой. Больше половины девчат с ребятами сговорились спать вместе. Селезнева здесь ни причем. Говори правду!
– Не могу! Димочка, пожалуйста, не спрашивай, очень прошу! Поверь мне на слово. И вообще – если ты меня любишь, давай с этим еще подождем. Да, тебе восемнадцать, а мне только шестнадцать, я девочка – но я же в этом не виновата. Если ты взрослый, то должен меня понять.
– Да, пожалуй, ты права. – Дима отпустил ее и поднял вязанку. – Ладно, расти дальше. Но завтра ты мне все расскажешь. Ты меня здорово заинтриговала.
На огромной поляне ребята расчистили от травы большой круг. Под руководством физрука аккуратно сложили найденный хворост – получилась довольно высокая пирамида. Часть хвороста они положили неподалеку, чтобы подбрасывать, когда основная масса сгорит. По их подсчетам, должно было хватить до середины ночи.
Поужинали, сели вокруг костра и по команде физрука с трех сторон запалили пирамиду. Она занялась сразу и стала видна насквозь. Языки пламени, жадно пожирая сухие веточки, быстро побежали вверх, и скоро вершина пирамиды стала выстреливать в небо целые снопы искр. Всех, сидевших впереди, обдало таким жаром, что они быстро-быстро поползли подальше от огня.
Наконец все уселись, обнялись и залюбовались костром. Пляшущие языки огня, взлетающие в небо сотни золотых звездочек, треск сгорающих сучьев завораживали. Звездное небо над головой, темные стволы сосен, лица ребят, озаренные пламенем костра, и ночная темнота сразу за освещенным кругом – все казалось призрачным, нереальным. Будто перенеслись они на много веков назад – в те далекие времена, когда не было на земле цивилизации и только костер согревал людей и светил им в ночи.
Наконец, насмотревшись на живой огонь и разрумянившись от его жара, они заговорили. Девочки дружно стали просить Диму что-нибудь спеть. Его долго уговаривать не пришлось – Дима любил петь и знал, что его пение нравится женскому полу. Взяв гитару и немного побренчав, настраивая ее, он объявил:
– Песня о любви под названием «Тебе». Слова Марины Башкатовой, музыка моя.
И он запел.
Твой взгляд!
В нем правда и обман.
Твое молчание – туман.
Звездой созвездия Гонцов
Горит во мне твое лицо, —
звучал его ласковый голос. И хотя Дима не сводил глаз с сидевшей напротив Лены, в этом голосе было столько любви, нежности и какой-то сладкой боли, что каждой девочке, с замиранием сердца слушавшей его, казалось, что поет он только для нее.
Когда я на него гляжу,
Со сладкой мукой нахожу
Черты все новой красоты,
Которой так терзаешь ты.
И я, конечно, в тот же миг,
Как лист сухой у ног твоих,
Как лист сухой,
И все мечты —
Чтоб на него ступила ты.
Со стесненным сердцем слушала Лена его пение. Боже, как он изменился! – думала она. Четыре месяца назад это был влюбленный порывистый мальчик, способный запрыгать от радости при виде ее. Любовь сделала его совсем другим человеком. Теперь перед ней сидел юный мужчина, в голосе которого звучала такая страсть, что у нее по коже побежали мурашки. И не в силах выдержать этот обжигающий взгляд, она опустила глаза.
