Василий Шукшин - Космос, нервная система и шмат сала
— Это — кому как, — уклонился Сильченко.
— Нет, нет, вы ответьте: в чем всеобщий смысл жизни? — Князев подождал ответа, но нетерпение уже целиком овладело им. — Во всеобщей же государственности. Процветает государство — процветаем и мы. Так? Так или не так?
Сильченко пожал плечами… Но согласился — пока, в ожидании, куда затем стрельнет мысль Князева.
— Ну, так…
— Так. Образно говоря опять же, мы все несем на своих плечах известный груз… Вот представьте себе, — еще больше заволновался Князев от нового наглядного примера, — мы втроем — я, вы, дедушка — несем бревно. Несем — нам его нужно пронести сто метров. Мы пронесли пятьдесят метров, вдруг вы бросаете нести и отходите в сторону. И говорите: «У меня отпуск, я отдыхаю».
— Так что же, отпусков не нужно, что ли? — заволновался Сильченко. — Это же тоже бред сивой кобылы.
— В данном конкретном случае отпуск возможен, когда мы это бревешко пронесем положенных сто метров и сбросим — тогда отдыхайте.
— Не понимаю, чего вы хотите сказать, — сердито заговорил Сильченко. — То холм, то бревно какое-то… Вы приехали отдыхать?
— Приехал отдыхать.
— Что же, значит, бросил бревно по дороге? Или как… по-вашему-то?
Князев некоторое время смотрел на Сильченко проникновенно и строго.
— Вы что, нарочно, что ли, не понимаете?
— Да я серьезно не понимаю! Глупость какая-то, бред!.. Бестолочь какая-то! — Сильченко чего-то нервничал и потому говорил много лишнего. — Ну полная же бестолочь!.. Ну, честное слово, ничего же понять нельзя. Ты понимаешь что-нибудь, дед?
Старик с интересом слушал эту умную перепалку. С вопросом его застали врасплох.
— А? — встрепенулся он.
— Ты понимаешь хоть что-нибудь, что этот… товарищ молотит здесь?
— Я слушаю, — сказал дед неопределенно.
— А я ничего не понимаю. Ни-чего не понимаю!
— Да вы спокойней, спокойней, — снисходительно и недобро посоветовал Князев. — Успокойтесь. Зачем же нервничать-то?
— А зачем тут чепуху-то пороть?!
— Да ведь вы даже не вошли в суть дела, а уже — чепуха. Да почему же… Когда же мы научимся рассуждать-то логически!
— Да вы сами-то…
— Раз не понял, значит, — чепуха, бред. Ве-ли-ко-леп-ная логика! Сколько же мы так отмахиваться-то будем!
— Хорошо, — взял себя в руки Сильченко. И даже присел на дедов верстак. — Ну-ка, ясно, просто, точно — что вы хотите сказать? Нормальным русским языком. Так?
— Вы где живете? — спросил Князев.
— В Томске.
— Нет, шире… В целом, — Князев широко показал руками.
— Не понимаю. Ну, не понимаю! — стал опять нервничать Сильченко. — В каком «в целом»? В чем это? Где?
— В государстве живете, — продолжал Князев. — В чем лежат ваши главные интересы? С чем они совпадают?
— Не знаю.
— С государственными интересами. Ваши интересы совпадают с государственными интересами. Сейчас я понятно говорю?
— Ну, ну, ну?
— В чем же тогда ваш смысл жизни?
— Ну, ну, ну?
— Да не «ну», а уже нужна черта: в чем смысл жизни каждого гражданина?
— Ну, в чем?.. Чтобы работать, быть честным, — стал перечислять Сильченко, — защищать Родину, когда потребуется…
Князев согласно кивал головой. Но ждал чего-то еще, а чего, Сильченко никак не мог опять уловить.
— Это все правильно, — сказал Князев. — Но это все — ответвления. В чем главный смысл? Где главный, так сказать, ствол?
— В чем?
— Я вас спрашиваю.
— А я не знаю. Ну, не знаю, что хошь делай! Ты просто дурак! Долбо… — и Сильченко матерно выругался. И вскочил с верстака. — Чего тебе от меня надо?! — закричал он. — Чего?! Ты можешь прямо сказать? Или я тебя попру отсюда поленом!.. Дурак ты! Дубина!..
Князеву уже приходилось попадать на таких вот нервных. Он не испугался самого этого психопата, но испугался, что сейчас сбегутся люди, будут таращить глаза, будут… Тьфу!
— Тихо, тихо, тихо, — сказал он, отступая назад. И грустно, и безнадежно смотрел на неврастеника-гримера. — Зачем же так? Зачем кричать-то?
— Чего вам от меня надо?! — все кричал Сильченко. — Чего?
Из дома на крыльцо вышли люди…
Князев повернулся и пошел вон из ограды.
Сильченко еще что-то кричал вслед ему.
Князев не оглядывался, шел скорым шагом, и в глазах его была грусть и боль.
— Хамло, — сказал он негромко. — Ну и хамло же… Разинул пасть, — помолчал и еще проговорил горько: — Мы не поймем — нам не треба. Мы лучше орать будем. Вот же хамло!
На другой день, поутру к Нехорошевым (тесть Князева) пришел здешний председатель сельсовета. Старики Нехорошевы и Князев с женой завтракали.
— Приятного аппетита, — сказал председатель. И посмотрел внимательно на Князева. — С приездом вас.
— Спасибо, — ответил Князев. У него сжалось сердце от дурного предчувствия. — С нами… не желаете?
— Нет, я позавтракал, — председатель присел на лавку. И опять посмотрел на Князева.
Князев окончательно понял: это по его душу. Вылез из-за стола и пошел на улицу. Через минуту-две за ним вышел и председатель.
— Слушаю, — сказал Князев. И усмехнулся тоскливо.
— Что там у вас случилось-то? — спросил председатель. Один раз (в прошлом году, летом тоже) председатель уже разбирал нечто подобное. Тогда на Князева тоже пожаловались, что он — «пропагандирует». — Опять мне чего-то там рассказывают…
— А что рассказывать-то?! — воскликнул Князев. — Боже мой! Что там рассказывать-то! Хотел внушить товарищу… более ясное представление…
— Товарищ Князев, — сухо, казенным голосом заговорил председатель, — мне это неловко делать, но я должен…
— Да что должен-то? Что я?.. Не понимаю, ей-богу, что я сделал? Хотел просто объяснить ему… а он заорал, как дурной. Я не знаю… Он нормальный, этот Сильченко?
— Товарищ Князев…
— Ну, хорошо, хорошо. Хорошо! — Князев нервно сплюнул. — Больше не буду Черт с ними, как хотят, так и пусть живут. Но, боже ж мой!.. — опять изумился он. — Что я такого ему сказал?! Наводил на мысль, чтобы он отчетливее понимал свои задачи в жизни!.. Что тут такого?
— Человек отдыхать приехал… Зачем его тревожить. Не надо. Не надо, товарищ Князев, прошу вас.
— Хорошо, хорошо. Пусть, как хотят… Ведь он же гример!
— Ну.
— Я хотел его подвести к мысли, чтобы он выступил в клубе, рассказал про свою работу…
— Зачем?
— Да интересно же! Я бы сам с удовольствием послушал. Он же, наверно, артистов гримирует… Про артистов бы рассказал.
— А при чем тут… жизненные задачи?
— Он бы сделал полезное дело! Я с того и начал вчера: идет вереница людей, каждый берет горсть земли и бросает — образуется холм. Холм тире целесообразное государство. Если допустим, что смысл жизни каждого гражданина в том, чтобы, образно говоря…
— Товарищ Князев, — перебил председатель, — мне сейчас некогда: у меня в девять совещание… Я как-нибудь вас с удовольствием послушаю. Но еще раз хочу попросить…
— Хорошо, хорошо, — торопливо, грустно сказал Князев. — Идите на совещание. До свиданья. Я не нуждаюсь в вашем слушанье.
Председатель удивился, но ничего не сказал, пошел на совещание.
Князев глядел вслед ему… И проговорил негромко, как он имел привычку говорить про себя:
— Он с удовольствием послушает! Обрадовал… Иди заседай! Штаны протрете на ваших заседаниях, заседатели. Одолжение он сделает — послушает…
3. «О проблеме свободного времени»
Как-то Николай Николаевич Князев был в областном центре по делам своей телевизионной мастерской. И случился у него там свободный день — с утра и до позднего вечера, до поезда. Князев подумал-подумал — куда бы пойти? И пошел в зоопарк. Ему давно хотелось посмотреть удава.
Удава в зоопарке не было. Князев походил по звериному городку, постоял около льва… Потом услышал звонкие детские голоса и пошел в ту сторону. На большой площадке, огороженной проволочной сеткой, катались на пони. А около сетки толпилось много людей. Катались в основном детишки. Визг, восторги!.. Князев тоже остановился и стал смотреть. Ничего особенного, а смотреть, правда, интересно. Перед Князевым стояла какая-то шляпа и тоже выказывала большой интерес к езде на пони.
— Во, во, что делают! — говорил негромко мужчина в шляпе. — Радости-то, радости-то!
Князева подмывало сказать, что это-то и хорошо, и славно: и радость людям, и государству польза: взрослый билет — 20 копеек, детский — 10 копеек. Это как раз пример того, как можно разумно организовать отдых. Кому, скажите, жалко истратить 30 копеек на себя и на ребенка! А радости, действительно, сколько! Князеву даже жалко стало, что с ним нет его ребятишек.
— Да ведь… это — прощаются! — все говорил мужчина в шляпе. Он ни к кому не обращался, себе говорил. — Как, скажи, в кругосветное путешествие уезжают!
