Юрий Любопытнов - Мурманский сундук
— Вот для этого и нужны деньги…
— Для тебя, да! Но не для Пауля. А ты? Возьми кредит, что ждать манны небесной!… Жаль Ольгу, — поменял он тему разговора. — Я ей подарок приготовил. Кроме Марты, никому никогда ничего не дарил.
На глаза Стефана навернулись слезы. Он неловко смахнул их рукой. Открыв ящик стола, достал квадратную коробку, приподнял крышку. На тёмно-синем бархате сияло золотое колье с бриллиантами.
Стысь приподнялся в кресле, взял коробку в руки, повертел перед глазами.
— Дорогой подарок!
— Достойный Ольги, — важно произнёс Стефан. — От чистого сердца хотел подарить ей.
— Но она ещё не ваша сноха. — Стысь проглотил комок, застрявший в горле.
— Это не имеет значения. Она мне понравилась.
Он убрал коробку в стол, подвинул кресло и сел в него напротив Алекса.
— Скажи мне, что у Пола произошло с Ольгой, отчего сыр-бор разгорелся, почему Ольга уехала?
Стысь стал мямлить что-то насчёт несходства характеров, разницы в жизнеутверждающих принципах, отношениях к религии, к среде обитания, вобщем, молол чепуху до тех пор, пока Стефан не остановил его:
— Хватит, Алекс, ерунду пороть. Я знаю, что ты друг Полу, но прошу без литературных фигур, без этого мумли-мямли, говори правду, какой бы она не была некрасивой.
Стефан надеялся, что в отношениях Пола и Ольги небольшие охлаждения, которые можно наладить, если с умом взяться за это дело.
Стысь сдёрнул с шеи душивший его галстук. Лицо побагровело, как от удушья.
— Стеф, у тебя найдётся рюмка водки?
— Будешь коньяк французский?
— По мне всё равно. — Стысь облизал пересохшие губы.
Стефан подошёл к сейфу, облицованному красным деревом, набрал код, и дверца сама открылась. Он достал вместительную чёрную бутылку и маленькую рюмку.
Стысь сделал гримасу, словно у него внезапно заболели зубы. Стефан уловил перемену на его лице и заменил рюмку на бокал.
— Открывай сам. — Он достал штопор.
— А ты?
— Ты ж знаешь, без дела я не пью…
Пока Стысь открывал бутылку и наливал коньяк в бокал, Стефан достал из холодильника лимон, порезал его и посыпал сахарной пудрой.
— Иногда пью чай с коньяком и лимоном, — пояснил он, хотя Стысь не задавал никаких вопросов.
Стысь выпил полбокала, пососал дольку лимона и откинулся на кресло, проведя пальцем под воротником рубашки. На щеках и шее заиграли, как розы, красные пятна.
Стефан сел в кресло напротив него:
— Рассказывай!
Стысь рассказал ему о пленниках, как он попросил Ольгу подсунуть им жучка, как Ольга помогла им бежать.
Стефан сник. Он долго молчал, размышляя, а потом глухо спросил:
— Зачем, Алекс, ты втянул Ольгу в это дело? Ты обманул её.
— Кто же знал, Стеф, что всё так обернётся! Я не думал, что она увидит пленников. И, говоря откровенно, не ожидал от неё такой отрицательной реакции.
— По-твоему, виной то обстоятельство, что она увидела пленников? Так?
Стысь молчал, красный, как рак.
— Вы с Паулем привыкли мерить всё на свой аршин… Почему она уехала так стремительно и даже не захотела попрощаться? — Стефан в упор посмотрел на Стыся.
Тот замялся.
— Видишь ли, Стефан. — Стысь налил ещё коньяку и отхлебнул. — Пергамент был у художника. Они после побега скрылись на гряде. Чтобы выманить их оттуда, мы придумали сценарий — Ольгу якобы взяли в заложницы. — Стысь замялся, вертя бокал в руке.
— Говори правду, — потребовал Стефан, видя, что Алекс замялся.
— Мы рассчитывали, что художник с товарищами за жизнь Ольги отдадут пергамент.
Стефан вскинул брови:
— Что значит: «за жизнь Ольги»?
Стысь вздохнул. Ему нелегко давался этот разговор.
— Не хочу об этом говорить.
— Ты обязан мне сказать. Что вы натворили? Где Ольга?
— Я ж сказал — уехала.
— По лицу вижу, что врёшь.
— Я… я. Я пойду, Стеф. Меня утомили все передряги. Я хочу отдохнуть.
Он собрался встать.
Стефан подошёл к столу, выдвинул ящик, достал пистолет.
— Если будешь вилять, всажу пулю в твое жирное тело.
— Стеф! — Стысь поднял руки, думая, что слова Стефана были шуткой.
Стефан взвёл курок:
— Говори! — Он направил дуло пистолета на Стыся.
— Когда-никогда, а ты узнал бы правду.
Стысь выпил остатки коньяка в бокале и, вытерев платком лицо, рассказал, что случилось с Ольгой и участниками побега.
— Какие же вы подонки! — Стефан бросил пистолет на стол. — Сначала Ахметка, теперь Ольга… Убирайся, Алекс! Проваливай! И не попадайся мне на глаза.
Когда Стысь закрыл дверь, Стефан подошёл к окну, поднял жалюзи и несколько минут стоял, глядя как солнце в багровых отсветах скрывается за каменной грядой, и она чернеет, приобретая зловещие формы. Круто повернувшись, он вышел в коридор и направился в кабинет внука.
Войдя в кабинет, увидел, что Пол сидит зв кресле в той же мрачной задумчивости, в которой он его оставил, невидящими глазами уставившись в одну точку. На столе стояла новая бутылка виски и высокий бокал.
— Хватит пить, — резко сказал Стефан и убрал со стола бутылку и бокал. — Весь кабинет сивушным запахом пропитал. — Он подошёл к окну и приподнял фрамугу. — Никого у нас в роду не было, кто был бы пристрастен к зелёному змию.
— На душе муторно, дед, вот и пью, — Пол осмысленно посмотрел на Стефана.
— Муторно, говоришь! Я ж тебе простым языком объяснял — оставь сундук в покое. Не нужен он тебе. От него все злоключения. Я тебя умолял — не надо нам крови и жертв. Ты меня не послушал, убил Ахметку.
— Я не убивал его, — не дав деду договорить, перебил Пол.
— Не ты лично, но по твоей милости убили… Я всё знаю. Стысь мне рассказал.
— Деньги, золото без жертв не даются, — Пол насмешливо посмотрел на деда, — или жизнью платишь или здоровьем…
— Или тюрьмой.
— Тебе лучше знать, — скривил губы Пол. — Ты её уже отведал.
— Пауль!
— Не называй меня так. Я Пол. Для всех… И для тебя также…
— Это родина твоих предков, моя тоже. Я как приехал сюда не мог надышаться воздухом, не мог насмотреться на ручейки, озерки, лесные просторы, мне мила каждая кочка на болоте, каждая заводь речки… Обращаюсь к голосу твоего разума, оставь сундук в покое. Зло рождает зло.
— Да, зло рождает зло. Я не знаю, как ты, у которого отобрали дом, землю, погубили отца, сослав на каторгу, можешь любить эту страну, этих людей…
— Ты ж любил Ольгу. Она частица этих людей.
— Она предала меня.
— Тем, что выпустила на свободу узников. Я представляю, что бы ты с ними сделал из-за грамоты. Ты бы пытал их, выворачивал руки…
