Вильям Козлов - Волосы Вероники
За Клином в сумерках дорогу неспешно перешел лось. По сторонам он не смотрел и не прибавил шагу, когда мы промчались мимо. Смешной он был на своих длиннущих ногах-ходулях, с реденькой длинной бородой, как у дьячка, и двумя широкими лопатами рогов. В свете фар розовым огнем блеснули его большие глаза.
По Москве пришлось изрядно поплутать, я тут плохо ориентировался. Вероника адрес знала, но на новой квартире мужа не была. Он все-таки получил трехкомнатную, но не успокоился. Молча поднялись на лифте, позвонили в обитую новеньким кожзаменителем черную дверь. Поблескивали никелированные диски мудреных замков.
Он сразу открыл, будто ждал нас.
Побледневшая, с громадными глазами, Вероника молча прошла мимо него в комнаты. Скоро вернувшись, незнакомым мне высоким голосом спросила: где Оксана?
Он стоял перед нами в трикотажных брюках, с молотком в руке. Наверное, дырки пробивал в стене шлямбуром, потому что руки его до локтей были припорошены белой пылью. Что-то мелькнуло в его глазах, дрогнула бородавка на мясистом подбородке, он усмехнулся:
— В такой квартире жить одному? Оксана останется здесь.
— Как ты мог, Новиков? — с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, произнесла Вероника.— Тайком, как вор…
— А как ты могла?! — вдруг заорал он.— Разрушить семью, бросить мужа… Зачем тебе, такой… дочь?!
Казалось, его грубость сокрушила Веронику: ее плечи опустились, голова поникла, она с изумлением смотрела на орущего мужа. И что удивительно, на лице ее отразился не гнев, а глубокое изумление. Наверное, раньше Новиков никогда себе не позволял ничего подобного. Грязные слова сыпались из него, как горох из дырявого мешка. Сияние в глазах Вероники потускнело, потом совсем исчезло, растворилось в глубине черных зрачков.
Его лицо сделалось неприятным, бородавка прыгала на подбородке, будто хотела отскочить, губы кривились в злобной усмешке, небольшие глаза превратились в щелки, в довершение всего он размахивал молотком, один раз задел им за стену и машинально провел растопыренной ладонью по обоям. На меня он старался не смотреть, хотя оскорбления сыпались и в мой адрес. Два или три раза я попытался приостановить этот поток брани, но безуспешно. Вероника все еще с немым изумлением смотрела на него. Губы ее дрожали, на глазах заблестели слезы. А он вошел во вкус и, распалившись, выливал на нее ушаты оскорблений. Поймав растерянный и несчастный взгляд Вероники, я подошел к нему и наотмашь ударил в лицо, иначе невозможно было заткнуть этот грязный фонтан. Он отлетел к стене, поморгал и, еще больше побагровев, бросился на меня с поднятым молотком. Я перехватил его руку, немного вывернул ее за спину и заставил его рухнуть на колени. Он застонал, выронил молоток. Я отпустил его. Поднявшись на ноги, он смотрел на нас и молча потирал другой рукой приподнятое плечо. На скуле у него вздувался желвак. Весь ругательский пыл его разом улетучился. Майка вылезла из брюк и топорщилась на выпирающем животе.
— Извините, я вел себя как скотина,— негромко проговорил он.
Этот Новиков продолжал удивлять меня: из разнузданного хама он вдруг превратился в вежливого, добропорядочного человека. Отодвинув ногой в коричневом шлепанце молоток, он прочистил горло.
— Я, кажется, не поздоровался?
— Где Оксана? — повторила свой вопрос Вероника.
— Проходите, пожалуйста, в комнату,— все тем же приветливым голосом продолжал он.— Я недавно сюда переехал и еще не обустроился… Извините.
Передо мной был совершенно другой человек, ничего общего не имеющий с тем, который только что нас встретил на пороге своей квартиры. Даже злоба исчезла из его глаз. Он первым прошел в комнату, взял с тахты рубашку, надел на себя. Я с удовлетворением подумал, что, кажется, нашел самый действенный способ бороться с хамством…
Мы, не раздеваясь, прошли вслед за ним. В комнате кое-как была расставлена мебель. Стекла от серванта и книжного шкафа были прислонены к батарее парового отопления, на паркете — мелкая стружка, опилки, у стены — раскладная стремянка.
— Не мучай меня, Новиков, скажи, ради бога, где моя дочь?
Вероника стояла посередине комнаты. Когда она переступила, под острым каблуком ее сапога хрустнул кусочек штукатурки.
— Если я не скажу, вы снова меня ударите? — бросил на меня насмешливый взгляд Новиков.
Я поражался метаморфозам, происходящим с этим человеком! Он снова становился самоуверенным, так сказать, хозяином положения, от которого все зависит: хочу — казню, хочу — милую!
— Я жалею о случившемся,— сказал я.— Но вы сами вынудили меня к этому.
— Да, это конец.— Покачав головой, он скрестил большие волосатые руки на груди, гордо поднял голову и окинул нас высокомерным взглядом.— Извини, Вероника… Я тут много лишнего наговорил… Но ты должна понять мое состояние…
— Боже мой! — воскликнула Вероника.— Что он говорит! Куда ты подевал мою дочь?
Глаза ее снова засверкали, на щеках заалели два пятна. Ее длинные пальцы терзали сумку, губы подрагивали. Я боялся, что она сейчас заплачет.
— Нашу,— спокойно поправил он.— Нашу дочь. Об этом тебе не следовало бы никогда забывать.
— За что ты меня так ненавидишь? — вырвалось у Вероники.— Расходятся люди, но нельзя же так мучить меня за то, что… что я тебя не люблю? Думаешь, было бы лучше, если бы я тебя обманывала?
— Лучше,— вставил он.
— Но я не могу обманывать! — почти кричала она.— Пойми ты это, Новиков! Не могу и не умею! Я даже себя не умею обманывать, не только других… Ну почему ты хочешь, чтобы мы расстались смертельными врагами? Чтобы ненавидели друг друга всю жизнь? Ты ведь не глупый человек, Новиков? Ты мучаешь всех: себя, меня, дочь…— Вероника взглянула на меня, но продолжать не стала.
— Видит бог, я хотел как лучше,— с театральным вздохом произнес Новиков.
— Кому от твоих диких фокусов лучше? — возразила Вероника.— Мне? Тебе? Оксане?
На этот раз она не взглянула на меня, по-видимому решила ограничиться кланом одних Новиковых…
— Посмотри, какая у меня квартира! Для кого я хлопотал, старался?
— Не знаю,— пожала плечами Вероника.
— Для нас с тобой, для Оксаны… Что я тут один буду делать? В этих стенах?
— Ты еще женишься… Алексей,— мягко сказала Вероника, впервые назвав его по имени. Он это истолковал по-своему.
— Я все прощу, жена,— горячо заговорил он.— Вернись! Ты никогда об этом не пожалеешь! Я стану другим…
— Это ты умеешь,— перебила Вероника.— Меняешься прямо на глазах. Ну о чем ты говоришь? Я тебя не люблю, это началось еще до встречи…— она бросила взгляд на меня,— с Георгием… Неужели я могу что-то вот так просто взять и изменить? К чему все твои слова? Зачем этот театр? Ты еще не стар, у тебя все есть, ты устроишь свою жизнь… Не мешай мне, уйди с дороги. Ведь ты казался мне порядочным человеком…
