Алексей Иванов - Блуда и МУДО
– Я пойду, – вставая, тяжело сказал Моржов. – Жаль, что у нас так вышло… Закрой за мной.
Он прошёл в прихожую, обулся и привычно отпер дверь. Руки не забыли навыков обращения с Дианкиными замками.
Диана стояла сзади, подойдя неслышно, как привидение.
– Я ещё подожду, ладно? – попросила она.
Драка вспыхнула перед самым выходом в путешествие. Моржов увидел эту вспышку в окно из холла жилого корпуса.
Наташа Ландышева обнаружила, что лямки её рюкзака натянуты неровно. Она сбросила рюкзак с плеч в траву прямо у крыльца. Серёжа Васенин присел на корточки, чтобы подтянуть лямки, а Наташа нагнулась, указывая ему, до какого предела нужно подтягивать. В это время с крыльца спускался Ничков.
– Закон гор! – заорал он, увидев склонившуюся Наташу, и сразу пнул её под зад.
Наташа, получив ускорение, прыгнула через рюкзак, как коза. Ничков же не успел даже сойти со ступенек. Серёжа Васенин распрямился и ударил его в челюсть. Удар словно бы распахнул и заклинил ничковскую пасть.
– А-а!… – заорал Ничков. – Паца, Пектусин борзеет!…
Когда Моржов ссыпался с крыльца, Ничков и Гонцов уже метелили Серёжу. Серёжа не сдавался, отбивался сразу от двоих и даже кидался в злобные контратаки. Сзади на него набежал Чечкин и попытался провести нечто вроде удара ногой, как в каратэ, но поскользнулся на одуванчиках и упал, закинув ногу себе за ухо. От умывалки к драке рвался Гершензон, волочивший какую-то длинную ржавую трубу. Одного маха этой трубы хватило бы, чтобы отправить к праотцам всех дерущихся и Моржова в придачу.
– Паца, вали Пектусина!… – орал Гершензон, не замечая, что за трубу уже ухватился Щёкин.
– Сука!… – рыдал Ничков и молотил кулаками мимо Серёжи.
– Я ему щас почки спущу!… – визжал Гонцов, подныривая под кулаки Ничкова.
Серёжа Васенин неумело, но ожесточённо бил Ничкова откуда-то снизу, а Гонцова – сбоку. Моржов вломился в схватку, как ледокол.
– Пустите!… – захрипел Серёжа, сквозь Моржова пробиваясь к врагу. Юркий Чечкин вертелся сразу со всех сторон. Вдали Гершензон рвал свою трубу из рук Щёкина.
– Вы чо, Дрисаныч, за этого дрища, что ли?… – орал он Щёкину.
Моржов отодвинул Серёжу пятернёй в грудь, потом исхитрился и одной рукой сгрёб шивороты сразу Гонцова и Чечкина, которые задёргались в его кулаке, как щенки на поводках, а Ничкова коленом в живот прижал к перилам крылечка.
– Отставить! – рявкнул он. – Что за хрень?!
– Он сам начал!… – задыхался Ничков.
– Это ты первый Наташу пнул! – крикнул Серёжа.
– Пектусин заебал уже!… – вопил Гонцов.
– Пектусин давно нарывался! – вопил Чечкин.
– Он баба! – издалека вопил Гершензон.
– Я?! Первый?! – изумился Ничков. – Она сама нагнулась!… Положено пинать!… Закон гор!… Не нагибайся!…
– Они вообще надоели на Наташу наезжать! – крикнул Серёжа.
– Она крыса! Пектусин девку защищает! Баба! – вопили упыри.
– У паршивой овцы и шерсть паршивая! – издалека немного не в тему вопил Гершензон, которого держал Щёкин.
– Ладно, понятно. – Моржов решил не устраивать разборок, – Всё! – Он встряхнул Гонцова и Чечкина. – Теперь надевайте рюкзаки, и марш!
Он опустил колено, прижимавшее Ничкова.
– Я Пектусина всё равно со скалы скину!… – пообещал Ничков.
Взъерошенные, ругающиеся упыри разобрали свои рюкзачишки, стоявшие у крыльца. Не спрашивая разрешения, они пошагали к выходу из лагеря. Они не оглядывались ни на Моржова со Щёкиным, ни на Серёжу с Наташей, словно бы, оскорблённые, решили уйти отсюда навсегда. Отпущенный Щёкиным Гершензон подбежал к своему рюкзаку и, торопливо вдеваясь плечами в лямки, с угрозой сказал Моржову:
– Мы Пектусина всё равно убьём! Можете следить за ним сколько хотите – у восьми нянек дитё слепое!
Поправив рюкзак, Гершензон кинулся догонять упырей.
Серёжа, Наташа, Моржов, Щёкин и Милена с Костёрычем вышли в путь немного попозже.
Поход придумал Щёкин, а цель его указал Костёрыч. Целью была Колымагинская скала – единственная скала в холмистых окрестностях Ковязина. От Троельги до неё надо было топать двенадцать километров, поэтому Щёкин решил выйти в путь днём, вечером с упырями полазать по круче, заночевать у костра, а вернуться утром.
Моржову идея понравилась. Всё равно Розка намеревалась на ночь уехать домой к дочке. Главной своей соперницей Розка считала Сонечку, а потому соблазнила её поехать вместе с собой. В Милене же Розка опасности не видела, хотя и попрекала Моржова вниманием к Милене. Розка считала, что такая меркантильная девка, как Чунжина, не станет рисковать богатым Манжетовым ради секса с бедняком Моржовым, а потому, сколько бы Моржов ни прыгал, всё бесполезно. Моржов считал иначе, но своё мнение, разумеется, оставил при себе. Перед отъездом на всякий случай Розка ухватила Моржова за нос и несколько раз сильно дёрнула.
– Дадно-дадно, – сказал Моржов, одной рукой подхватывая очки, а другой рукой отцепляя пальцы Розки. – Я всё понял и перепугался. Уматывай давай скорее, а то в лес тебя потащу.
Розка умотала. Моржов тотчас начал соблазнять Милену пойти в поход. Он сулил прекрасные пейзажи, свежий воздух (будто бы его в Троельге не хватало) и вообще всё. Милена колебалась.
Моржов, конечно, расценил ситуацию в свою пользу. Все сигналы он послал, отношение объяснил, а намерения его и так понятны. Милена же не девочка – сообразит. Сам факт того, что Манжетов позвал Моржова на собеседование, а не растёр подошвой по асфальту, свидетельствовал о том, что Моржов с Манжетовым равновелики друг другу. Выходит, Милена выберет того, в чьих глазах её персона окажется значительнее.
По мнению Моржова, собеседование вскрыло Манжетова, как консервную банку. И Милена должна была увидеть, что для Манжетова она – приятная женщина и лёгкий доступ к ресурсу Антикриза. А вот для Моржова она вроде как стала вызовом манжетовской системе и надеждой на справедливость. Это и более благородно, и более значимо. Потому Моржов не сомневался, что Милена пойдёт с ним в поход.
– Хочешь, понесу твои вещи в своём рюкзаке? – спросил он.
Тем самым, вопрос «идти или не идти» мягко замещался вопросом «идти, но нести груз самой или отдать его Моржову?». Отдать – следовательно, признать некую близость, уже выходящую за пределы дружбы. Моржов ещё по Стелле понял, что женщин ловят на комфорт. Женщины очень земные, поэтому им и нравится, когда их превозносят до небес. Но всяким там небесам с их сквозняками женщина всегда предпочтёт уют, а вероятному – безусловное. Вероятный риск выхода за пределы дружбы вполне компенсировался безусловным комфортом ходьбы налегке.
