Наталия Осс - Антиглянец
– Тут вечеринка Chopard, мы говорим, что только что выходили и возвращаемся. Вы поняли меня?
Но охранник даже ничего не спросил. И мы втроем – Лия, Настя и я – погрузились в набитое до отказа чрево шатра. Здесь не было никого из наших, одни европейцы, шампанское Moët&Chandon– но не бесплатно, а за деньги. Веселая девушка предлагала мне бокал:
– Давайте к нам, к нам! Venez ici! Вы откуда? Vous êtes Russes?
– Да, oui! – говорила я ей.
– Правда? C’est vrai? А мы Chopard!
Настя с Лией танцевали на столе, скинув туфли на пол.
Я увидела Жиля.
– Vous, ici? И вы здесь? – он удивился.
– Да, oui! – я говорила теперь по-французски. Мы обнялись и закружились.
Как фантастически хорошо…
– Жарко, пойдем к морю, allons а la mer. – Он обнимал меня и вел через чьи-то туфли, ноги, бутылки к выходу, где белое полотнище шатра распахнул ветер.
– Волны, les vagues… – они бились о камни и расстилались ниц прямо под моими ногами.
– Тебе хорошо, bien?
– Да, oui! – отвечала я Жилю. Больше все равно я не могла ничего вспомнить по-французски. Он обнял меня, мы закинули головы к небу. Где мои чайки? Их не было.
Он нашарил «молнию», вцепился в нее зубами и потянул вниз. Язычок впился в кожу. Больно!
– Non! Нет! – я опомнилась.
– Что случилось? Это Cannes, это festival… Oui!
– Non!
Я вырвалась и нырнула обратно в шатер. Здесь было душно, танцевали уже на столах и лавках, покрытых белой тканью – прямо в туфлях и ботинках. А они, как мы, тоже бывают в угаре… Девочек я нигде не видела. Черт, куда они делись?
Я набрала Лиин номер – не отвечает. И у Ведерниковой отключен. Надо найти их. Они где-то здесь, они не могли далеко убежать. Я обернулась – на меня шел Жиль…
Срочно бежать. Я протиснулась мимо бара, осажденного пьяными телами, пробилась через коридор, забитый очередью в туалет, и выбралась на набережную. Никого…
Опять набрала номер. Никто не отвечал. Я заволновалась, посмотрела по сторонам, вверх… Чайки. И успокоилась. Со мной здесь ничего плохого больше не случится.
Я пошла ко Дворцу, в ту сторону, откуда мы приехали. Если ловить такси, там ближе.
Туфли впивались в ноги. Город не спал, толпа поредела, но не сдавала позиций. В барах, на пляжах, на лавочках, в кафе – все было занято. Купила воды. Навстречу мне шла компания – дамы лет пятидесяти в вечерних платьях и босиком. Туфли они несли в руках.
Я села на лавочку, расстегнула ремешки и пошла босая, ощущая кожей шершавый теплый асфальт. Как я раньше не догадалась? Теперь мы слились полностью, я и город. Я забредала на газон, на мягкую траву, снова шла по асфальту, каннский тротуар массировал мне ступни…
Возле Дворца присела на бордюр и закурила. Охрану уже сняли, и красный ковер стоял пустой, взятый в раму железными загородками. Даже звезд мне сейчас не надо. А вот же они, летят надо мной…
Я смотрела на афишу на фасаде здания. Танцующие в темноте Брюс Уиллис, Альмодовар, Вонг Кар Вай, Депардье. Cannes 60. Мы были наедине с фестивалем. Я слышала, как стучит его сердце.
Неужели это я здесь и сейчас… За что мне такое нереальное, сумасшедшее счастье?
Рядом присел бомж. В потрепанных джинсах, с рюкзаком, его большая лохматая собака пристроилась рядом. Он достал из рюкзака бутылку вина и багет.
– Tu en veux?
Я покачала головой. Улыбнулась.
– Нет.
– Allez!
– Спасибо, нет, – я подняла бутылку Перье.
– A votre santé!
Глотнули мы одновременно. Он свое столовое французское вино, я их французскую минеральную воду.
– Donne-moi а fumer! – он показал на пачку. Я протянула ему сигареты. Мы закурили. Собака смотрела на меня влюбленными глазами.
– Хорошо, – сказал он.
– Oui, bien, – ответила я.
Подошла к красной лестнице и встала у самого подножия ковра. Вот интересно, как это бывает? Я ступаю на ковер, вспышки, Alena Borisova, Russia, шлейф тянется за мной, обнимая каждую ступеньку. Поворот головы, легкая улыбка, глаза. Его глаза, мои… Я в белом платье, а он в черном смокинге, и мы летим над городом, как шагаловские влюбленные…
Стоп, стоп. Это я про другое. Alena Borisova, Gloss, они аплодируют, аплодируют, закончили аплодировать. А я медленно поднимаюсь к вершине славы, прямо под небеса, под купол золотого каннского неба, подсвеченного солнцем, с которым договорилась дирекция фестиваля…
Я смахнула наваждение.
Двинулась дальше, к яхтам. Они спали там, в порту. После асфальта нагретые солнцем доски пристани казались мягкими, как ковер. Я затопала быстрее.
Вот они, мои хорошие. Ого, в январе я таких здесь не видела! Теперь в порту, в тылу дворца, защищенные его цитаделью, стояли большие корабли, многоэтажные катера. Кое-где горел свет, играла музыка, люди на палубе пили шампанское… Парень в белой рубашке помахал мне рукой, я махнула ему в ответ. Я шла по пристани, боясь нарушить их сон. Они покачивались на воде, канаты легонько бились о мачты, такой нежный мелодичный звон…
С соседней лодки спрыгнул мужчина, следом женщина, он протянул руку, помогая ей слезть. Не молодые и не старые. Она шла босиком. Расхохотались, кивнули мне – Bon soir! – и, обнявшись, побежали к берегу. Какие счастливые люди, видно, что на этой лодке живет любовь…
Я сидела на пеньке, за который швартуют кораблики, курила, темная вода билась о сваи. Тишина… Даже чайки заснули. Вот это и есть мое счастье. И мы могли бы так же… Не надо, не надо, не плачь… Все хорошо. Даже если потом ничего не будет, это уже было… Я была счастлива в Каннах. Почему была? Я есть…
Когда я приехала в Ниццу, Островская уже спала. Не раздеваясь, в своем леопардовом платье. На тумбочке лежало колье. Я взяла его, чтобы поближе рассмотреть. «Swarovski» – было выбито на металле. Смешная она, зачем врать? С бриллиантами или без, в мире всем хватит места…
Завтрак мы проспали. Пошли к морю, спустились на пляж Le Méridien, в мой любимый ресторан. Багет, джем, сок…
– Я сегодня никуда не пойду, голова болит, – Лия развалилась в шезлонге. Явился официант и потребовал тридцать евро. – Чего? Сколько? Ты с ума сошел?
– Можем пойти на городской пляж, – предложила я.
– Нет, это не гламурно, валяться там с народом. Черт с ним, заплатим! Ты куда вчера пропала-то? Мы с Настей тебя искали, туда, сюда, нигде нет.
– А я вас. Я звонила, ты не отвечала. Слушай, а как же ты доехала?
– Меня Настя отправила на машине, у нее тут водитель. Ее отвез, потом меня. – Она сняла майку. – Как думаешь, в моем белье можно лежать? Это Готье.
Я кивнула. Мы валялись, спали, купались. Вдали ходили яхты. Лия сфографировала меня на фоне Negresco.
– И чего тебе этот «Негреско»?
– Ну, исторический отель…
– Исторический, значит, старый, я люблю новые. Современные номера большие. А мы живем с тобой в тесноте.
Она начинала меня раздражать.
– Пойдем погуляем?
– Нет, Аленыч, за тридцать евро я буду лежать тут до заката.
Я вышла в город. Рядом с Le Méridien остановился паровозик. Вот оно! Паровозик ехал вдоль моря, свернул в гущу улиц – овощной рынок, старые дома, здесь я еще не была – поднимался все выше и выше, нарезая слой за слоем по горе, оказывается, и тут есть порт, яхты на голубом фоне. Мы въехали в тенистую рощу. Как пахнет! Полезный эвкалиптовый запах. Экскурсию на английском я не слушала, просто дышала… Как жаль, что завтра уезжать. То, что мы не выполнили задания Волковой, меня не тревожило. Паровоз остановился на смотровой площадке: 15 minutes stop.
Я понеслась вверх по лестнице. С горы открывался вид на город. Море было слева, Ницца справа, я посередине. Наконец я увидела всю подкову залива, место, где валялась только что, собор внизу. Ба-а-мм! Над городом поплыл колокольный звон. Море, запах хвои и этот звон, зовущий прихожан к службе. На самой высокой точке, где ближе всего к Богу, я шепнула ему на ухо самую тайную свою мечту…
В начале двенадцатого я стояла в центре большой компании разноязычных людей, имен которых не знала. Мы не сразу нашли яхту – крутились, плутали и, наконец, в самой дальней точке от берега отыскали ее. Никаких парусов – трехэтажный здоровенный катер. Мила стояла на палубе: «Сюда! Сюда!»
Внутри обнаружилась смесь эстетики раннего Голливуда и позднего «Титаника»: канаты, медяшки, надраенные до блеска, инкрустированные полы, по которым страшно ступать, полосатые стулья, расставленные на палубе, открытая веранда с джакузи.
В кают-компании были накрыты столы. Сколько же народу может сюда влезть? Гости тут же рассредоточились по палубе. Я подошла к краю борта, свесилась вниз – моря не было слышно, все заглушала музыка. Официанты разносили шампанское.
– Как отдыхаете, Аленушка? Что пьете? – Мила подошла ко мне с бокалом.
– Все чудесно, спасибо, шампанское замечательное.
– Да, это Diamonds, чуть дороже Cristal, но намного лучше.
– Какая красивая яхта… Я их так люблю.
– Любите лодки?
– Очень!
Я вообще-то впервые была на яхте, но дорогу в порт проторила давно.
– А я не очень. Муж с институтских времен этим увлекается, еще на Клязьме начинал. Теперь, когда мы здесь, он живет на этой лодке по нескольку дней. А я больше дом люблю. Вы приезжайте летом к нам, Аленушка, поживите. Я вас все время приглашаю, а вы упрямитесь.
