Джоди Пиколт - Жестокие игры
Джек начал выкладывать свои пожитки в небольшую пластмассовую коробку, стоявшую в ногах койки.
— На твоем месте я бы этого не делал, — предупредил Альдо. — Гора ссыт туда, если приспичит среди ночи.
Джек не обратил внимания на это предупреждение. Он уже целый месяц сидел в окружной тюрьме Графтона. Каждого нового заключенного сначала помещают в режим строгой изоляции, но через две недели ему разрешено подать ходатайство о переводе в режим средней изоляции — конечно, при условии хорошего поведения. Еще спустя две недели заключенного могут перевести в режим минимальной изоляции. Каждый раз, переходя в другой блок, Джеку приходилось сталкиваться со своеобразными проверками, которые устраивали ему сокамерники. В «строгаче» на него плюнули. В средней изоляции дали по почкам и в пах в темном уголке, который не просматривался камерами видеонаблюдения.
— Гора как-нибудь переживет, — бросил сквозь зубы Джек.
Он положил книги, взятые из тюремной библиотеки, сверху и засунул пластмассовую коробку под нижнюю койку.
— Читать любишь? — спросил Альдо.
— Да.
— С чего бы это?
Джек оглянулся через плечо.
— Я учитель.
Альдо осклабился.
— Ага, a я работаю на асфальтоукладчике, но все же не рисую посреди дороги прерывистую желтую полосу.
— Это не совсем одно и то же, — возразил Джек. — Я люблю приобретать знания.
— По книгам жизнь не узнаешь, профессор.
Джек уже знал, что жизнь бессмысленна. У него было целых четыре недели, чтобы поразмыслить на эту тему. Почему такой, как он, вообще слушает то, что говорит такой, как Альдо Легранд?
— Будешь и дальше кривляться и задирать нос, — сказал Альдо, — станешь лакомой конфеткой для остальных парней.
Джек попытался не обращать внимания на то, как тревожно забилось сердце. Этого страшится каждый мужчина, когда представляет себе тюрьму. Разве не смешно — а может, это кара божья! — быть осужденным за изнасилование и самому стать жертвой тюремного насилия?
— За что тебя? — поинтересовался Альдо, зажав ручку в зубах.
— А тебя за что?
— За изнасилование.
Джек не хотел признаваться сокамернику, что осужден по той же статье. Да и себе он в этом признаваться тоже не хотел.
— Я не делал того, в чем меня обвиняют.
При этих словах Альдо запрокинул голову и засмеялся.
— Мы все невиновны, профессор, — сказал Альдо. — Все.
Режим минимальной изоляции напоминал ромашку: от зоны отдыха, находящейся в центре, расходились, словно лепестки, небольшие группы коек. В отличие от нижних этажей, здесь не было камер — только одна дверь и кабинка надзирателя посредине. Ванные комнаты находились в стороне от зоны отдыха, и заключенные могли ходить туда, когда им заблагорассудится.
Джек намеренно пошел в ванную за полчаса до отбоя, когда все смотрели телевизор. Проходя мимо, он заглянул в зону отдыха. Ближе всех к телевизору, сжимая в кулаке пульт, сидел здоровенный негр. По негласной иерархии он занимал самое высокое положение: именно он выбирал, какие программы смотреть. Остальные заключенные располагались согласно своей близости к «королю»: приятели сидели у негра за спиной и так далее до самых задних рядов, где разместились «отщепенцы», которые изо всех сил пытались не попадаться ему на пути.
Когда Джек вернулся к своей койке, Альдо уже ушел. Он быстро разделся до трусов и футболки, залез под одеяло и отвернулся к стене. Он задремал, и ему приснилась осень с хрустящим, пахнущим яблоками воздухом и пронзительно синим небом. Он представил, как его команда бежит, разминаясь, по мягкой земле, от рифленых подошв отскакивают комья земли, поэтому к концу тренировок девочки полностью «перелопачивают» верхний слой. Ему снилось, как их хвостики подпрыгивают на спине, а ленты развеваются на ветру.
Проснулся Джек весь в поту — так всегда происходило, когда он вспоминал о случившемся. Но не успел он отмахнуться от неприятных воспоминаний, как почувствовал, что чья-то рука сжимает его горло, вдавливая в тощий матрас. Первое, что Джек сумел разглядеть, — это желтые белки глаз незнакомца. Тот заговорил, и в темноте блеснули его зубы.
— Ты дышишь моим воздухом, говнюк.
Он видел этого мужчину раньше — именно он держал в руках пульт. Альдо называл его Горой. Под футболкой бугрились стальные мышцы. Джек занимал верхнюю койку, но при этом глаза негра находились на уровне его глаз, следовательно, роста он был метра под два. Джек потянулся к стальной руке, сжимающей горло.
— Здесь много воздуха, — прохрипел он.
— Было много, пока ты не пришел, козел. А теперь мне приходится делить его с тобой.
— Прости, я не буду дышать, — пообещал Джек.
Практически сразу же здоровяк ослабил хватку и без лишних слов повалился на свою койку. Джек лежал без сна, сдерживая дыхание и пытаясь не вспоминать, как толстые пальцы Горы, отпустив его горло, нежно его погладили.
Коровы вызвали у Джека удивление. Каждая была прикована к столбу, и сначала он подумал, что это какая-то жестокая шутка: в тюрьме даже животных сажают на цепь. Но через несколько дней работы на ферме он понял, что их никогда не спускают с цепи, — не из-за жестокости, а потому что самим коровам так удобнее. Джек смотрел на их апатичные морды и недоумевал: неужели и он закончит так, неужели после нескольких месяцев, проведенных в заточении, просто перестаешь бороться?
Братья-близнецы, которые владели фермой, поставили его кормить коров: в его обязанность входило смешивать зерно из двух разных силосных ям в автоматической подвесной мешалке с раструбом, а потом развозить его на тачке и раскладывать по кормушкам. Джек покормил коров рано утром, еще до дойки, а сейчас, в половине пятого утра, должен был покормить их еще раз и повез тележку в самый дальний угол огромного коровника. Здесь все было в паутине и царил полумрак. Сегодня утром он испугался до смерти, когда из-за балки вылетела летучая мышь и коснулась его плеча своими тонкими, прозрачными крыльями.
Автоматическую мешалку приводил в движение продолговатый выключатель, находившийся на одной из массивных деревянных вертикальных балок. Джек включил мешалку, дожидаясь, пока зерно заполнит воронку. Мешалка работала с оглушительным шумом, словно шел ливень с градом.
От первого удара по почкам Джек упал на колени. Он оперся руками о цементный пол и изогнулся, пытаясь увидеть, кто напал на него сзади.
— Вставай! — велел Гора. — Я еще не закончил.
Визит в тюремный лазарет стоил три доллара. Заключенные в основном ходили туда, чтобы поглазеть на медсестру, одну из немногочисленных женщин в тюрьме. Сказаться больным и потаращиться на ее грудь, вздымающуюся под белым халатом, все лучше, чем сидеть в камере полтора на полтора или молоть зерно. Заплатившие три доллара могли рассчитывать на двадцатиминутный осмотр на одной из обитых клеенкой кушеток и таблетку тайленола.