Андрей Шляхов - Байки из роддома
Во время наркоза медицинская сестра ведет анестезиологическую карту пациента, в которой регулярно фиксирует важные показатели — от частоты пульса до частоты дыхания. В анестезиологической карте отражаются все этапы анестезии и операции, указываются дозы препаратов и делаются записи обо всех осложнениях. Этот подробный отчет после операции вклеивается в историю болезни.
— Черт бы тебя побрал! — ни с того ни с сего рявкнул на свою ассистентку Гавреченков. — Дура косорукая!
— Да я ничего… — попыталась оправдаться Федоренко. — Я же…
— Вот именно — что ты! Сто раз говорил — не мешай!
— Что случилось? — не любопытствуя, а по обязанности спросил Данилов: анестезиолог должен быть в курсе происходящего, чтобы своевременно принимать необходимые меры. Угрожающая кровопотеря, удлинение времени операции, да мало ли что…
— Мочевой пузырь повредил… — буркнул Гавреченков. — Слегка… Суются тут под руку.
Иногда при кесаревом сечении это бывает но в основном — при повторных операциях, когда пузырь оказывается спаянным с маткой. Судя по тому, что эта операция была у пациентки первой, Емеля попросту был небрежен.
На ушивание разреза на стенке мочевого пузыря ушло две минуты. Хорошо, что пузырь был пуст — образующаяся моча сразу же стекала в мочеприемник по катетеру, который медсестра поставила пациентке перед операцией.
Ликвидировав оплошность, Гавреченков заметно повеселел и даже принялся напевать свое любимое:
Girl, you’ll be a woman soon
I love you so much, can’t count all the ways
I’d die for you girl, and all they can say is
«He’s not your kind.
Произношение у Алексея Емельяновича было так себе, но пел он хорошо, с чувством и не фальшивя.
Данилов вообще замечал, что утверждение, ставшее широко известным с подачи писателя Гашека: «Woman singt, da leg’dich sicher nieder, bose Leute haben keine Lider!» («Где поют — ложись и спи спокойно: кто поет, тот человек достойный»), абсолютно ложно. Ему не раз приходилось встречать совершенно недостойных людей, обладавших недурственными вокальными способностями и любивших петь.
— Сейчас мы достанем нашего младенца, и все! — бодро доложил собравшимся Гавреченков, расширяя пальцами края разреза, в который тут же вылез напряженный плодный пузырь.
Данилов, суеверный, как многие его коллеги, повертел головой в поисках чего-нибудь деревянного, по чему можно было бы постучать, но кругом были только металл и пластик. Он сдержал желание постучать по Емелиной голове, а сплевывать через левое плечо, будучи в стерильной марлевой повязке, было еще неуместней. Так и пришлось обойтись без магического ритуала.
И зря.
— Корова!
Федоренко на секунду замешкалась — и Емеля тут же ее обласкал. На этот раз доктор даже не попыталась оправдаться.
Вскоре новорожденный, больше похожий на комочек мяса, чем на маленького человека, перекочевал на стол к неонатологу, где и закричал отчаянно, оповещая мир о своем явлении.
— Можешь не напрягаться — мамка все равно спит, — сказала ему заведующая отделением новорожденных, которой пришлось подменить на операции одну из заболевших подчиненных. — Давай-ка взвесимся…
— Эргометрин мне! Проснитесь — конец уж скоро! — потребовал Гавреченков.
Эргометрин ускоряет сокращение матки, снижая риск кровотечения. Очень важная мера, ведь кровотечение из растянутой и не желающей сокращаться матки очень часто приводит к смерти пациентки. Это не фонтанчик крови из артерии, которую можно быстро пережать или перевязать. Это поток крови, изливающейся из множества сосудов. Операционная рана превращается в кровавое озеро. Спасение одно: экстренное удаление матки. Немедленное. Счет идет на секунды. Гавреченков, потянув за пуповину одной рукой и помогая себе другой, попытался отделить плаценту. Обычно это удавалось легко, но сегодня плацента никак не желала отделяться. Гавреченков вооружился кюреткой и с ее помощью добился своего, но радоваться было рано: освобожденный участок обильно кровоточил.
— Вот сучье вымя! — взревел Гавреченков. — Попали так попали!
По интенсивности кровотечения и студенту пятого курса было бы понятно, что эту рану не ушить, не прижечь лазером и не заткнуть салфеткой. Нужно было удалять матку.
Так случается — планировали сделать одну операцию, а получили две. Ничья вина — слепой случай, пакостное стечение обстоятельств. Данилов порадовался тому, что пациентка спит медикаментозным сном и ничего не знает. Недолгая и корыстная радость сменилась сочувствием к женщине, которая не сможет больше никого родить, а потом стало не до чувств. Усложненная и удлиненная операция легла на анестезиолога не менее тяжким бременем, чем на хирурга.
Вначале у оперируемой, несмотря на предпринятые Даниловым превентивные меры, вдруг резко упало давление.
Затем внезапно стало нерегулярным дыхание.
Под конец операции, когда в подставленный операционной сестрой таз шлепнулась огромная окровавленная матка, на мониторе пошли экстрасистолы (внеочередные по отношению к нормальному ритму сердца сокращения сердечной мышцы). Не слишком частые — от пяти до девяти в минуту, — но тем не менее заставляющие насторожиться. Данилов мысленно проклял все на свете, пытаясь понять причину их появления: его действия не могли привести к этому. Скорее всего, у пациентки были какие-то скрытые проблемы с сердцем. Отметив в уме, что после операции надо не забыть пригласить кардиолога на консультацию, Данилов купировал экстрасистолию. На «скорой» приходилось решать проблемы и посложнее, правда, не в момент операции; одна инъекция — и внеочередные сокращения исчезли.
Налепив клейкую повязку на аккуратно ушитый разрез, Гавреченков отошел от стола и замер, ожидая, пока операционная сестра развяжет завязки его халата.
— Всем спасибо!
Азы вежливости в роддоме соблюдали все, даже записные хамы. Правда, заведующий ОПБ произносил слова благодарности как проклятие.
— Я через полчаса загляну к вам, Владимир Александрович, — сказала Данилову Федоренко.
Прооперированная была то ли ее одноклассницей, то ли соседкой — Данилов в подобные нюансы никогда не вникал, предпочитая не делить пациенток на «чьих-то» и «ничьих».
— Какой смысл? — пожал плечами Данилов, решив, что Федоренко хочет сообщить своей подопечной о произошедшем в ходе операции. — Через полчаса она вряд ли придет в себя настолько, чтобы все осознать. Я приглашу вас, когда будет можно.
— Владимир Александрович, у меня есть разговор к вам, — сделав ударение на последнем слове, сказала Федоренко.
