Евгений Гришковец - Асфальт
Он вспомнил всё это и встревожился. Он усиленно стал анализировать своё состояние и свои ощущения по поводу того, что вспомнил. Он внимательно изучал сам себя, чуть ли не прислушиваясь к тому, как бьётся сердце. При этом Миша задавал себе один-единственный вопрос: «Неужели я влюбился? Опять?! Неужели влюбился?»
То, что он в себе обнаружил, его встревожило. Тогда он встал и пошёл в ванную комнату.
– А-а-а! Вот и папа проснулся, – не без иронии сказала Аня.
– Привет! – хрипло сказал Миша.
– Привет! – закричала младшая Соня.
Старшая Катя ничего не сказала, а только радостно помахала ему рукой и подмигнула, состроив весёлую гримасу.
– Как самочувствие, как головушка? – всё тем же тоном спросила Аня.
– Милая моя, я не так вчера выпил, чтобы нужно было сегодня беспокоиться о моём здоровье.
– Да? – наклонив голову и вполне дружелюбно спросила Аня.
– Да! – сказал Миша и показал жене язык. – Сейчас приму душ, побреюсь и готов буду соответствовать.
– Папа, а пойдём в кино, ты обещал, – слегка растягивая слова для жалостливости, сказала Катя.
– Дайте мне двадцать минут, и пойдём куда угодно, – всё ещё хрипло сказал Миша. – Папа веселился вчера, сегодня ваша очередь, – на этих словах он подмигнул жене.
Миша долго чистил зубы и смотрел отражению прямо в глаза. Тревога не оставила его, и во время разговора с женой и дочерьми тоже не оставила. Наоборот, усилилась тревога. «Неужели я влюбился? – так и звучало в голове. – Неужели?!»
Он долго принимал душ, долго брился у запотевшего зеркала, долго сушил волосы. Тревога усиливалась. Перед тем как выйти из ванной, он накинул на себя свой любимый старый халат. Он прошёл в халате через комнату, нашёл сигареты и зажигалку и прямо в халате и тапочках вышел на свой маленький балкончик. Морозный воздух приятно и резко ухватил Мишу за влажные, всклокоченные волосы и скользнул по лицу. Миша увидел редкие снежинки, которые медленно падали с серого осеннего неба. Ветра совсем не было. Это были первые снежинки наступающей зимы. «Неужели я влюбился?» – подумал Миша, плотнее запахнув халат, подтянул пояс потуже и закурил. Было холодно. Почти морозно. В прозрачном воздухе дым сигареты был белый-белый.
«Нет! Всё-таки не влюбился. Не влюбился. Это точно!» – вдруг получил он ответ из своих собственных недр. «Слава Богу! – тут же подумал Миша, с удовольствием затянулся и с благодарностью посмотрел в серое небо, на первые снежинки и на по-субботнему не очень шумный город. – Слава Богу!»
Тревога тут же улетучилась. Наоборот, Мише стало хорошо и радостно. «Всё хорошо! Не надо, этого сейчас совсем не надо!» – думал он. А потом ему даже стало смешно. Он беззвучно смеялся над своими страхами и над тем, как он сам себя изучал на предмет наличия в нём самом влюблённости. «Смешно! Ой как смешно! А вот влюбился бы, и тут было бы не до смеха!» – докуривая, думал он.
Тогда они всем семейством сходили в кино. Кино девчонкам не понравилось, так что его удалось досмотреть едва до середины. Но это никому не испортило настроения. Миша повёл всех есть мороженое. В общем, суббота прошла хорошо.
Соня позвонила в воскресенье днём. Миша был дома, сидел, читал что-то, какой-то журнал. Аня была рядом. Миша взял телефон, увидел, что звонит Соня, и отвечать не стал.
– Не хочу сегодня отвечать на деловые звонки, – сказал он как бы сам себе.
Соня не долго ждала ответа. Телефон подал буквально три-четыре сигнала и затих. «Деликатно», – подумал Миша.
Он снова встревожился. Но не сильно. «А вдруг влюбилась она? – подумал Миша. – Это было бы совсем некстати».
В понедельник он сам позвонил ей днём. Он извинился за то, что не ответил в воскресенье.
– Не услышал звонка, прости! – соврал он.
А Соня и не обижалась. Извинилась сама. Сказала, что позвонила и только потом подумала, что рядом может быть жена.
Они хорошо поговорили. Договорились созвониться в среду-четверг и, может быть, что-нибудь придумать. Из того разговора Миша понял, что Соня не влюблена. Это его слегка царапнуло, но и успокоило в то же время. Тогда Миша понял, что тревога миновала. И ещё он понял, что впервые так сильно встревожился по такому поводу. «Значит, что-то теперь не так, как раньше, – думал он. – Значит, теперь есть то, что нужно поберечь от разных тревог и переживаний. Значит, теперь важнее другое…»
***
Миша сидел в своём кабинете, облокотившись на стол и обхватив голову руками. Новая тревога даже мешала дышать. Он понимал, что до сих пор по-настоящему не осознал, что Юля-то умерла, что её больше нет. То, что она совершила, он осознал, а то, что умерла, – ещё нет. Миша понимал и удивлялся тому, что горе, знакомое ему горе утраты, ещё не настигло его. Он ещё не почувствовал непоправимость и безвозвратность произошедшего, и сам факт Юлиной смерти оставался пока только фактом, новостью, данностью, но до чувств и до горя этот факт ещё не дошёл. Он ещё даже по Юле не поплакал. Только ужас её поступка терзал его и тревожил.
«С этим надо что-то делать!» – думал Миша. Он чувствовал необходимость справиться с тревогой. Он даже хотел, наконец, испытать горе от произошедшего. Но тревога блокировала все остальные чувства. «Что-то надо с этим делать! Надо с этим разобраться», – думал и думал он.
Он встал из-за стола, подошёл к окну и открыл его. Утро было холодное и ветреное. Миша закурил, дым несло внутрь. Он сделал пару затяжек, но остро почувствовал, что курить на самом деле не хочет, и выбросил сигарету в окно. Мише стало ясно, что справиться с тревогой и хоть как-то успокоиться можно только одним способом. Ему необходимо было разобраться и понять, почему Юля это сделала. Почему? Должна быть конкретная и внятная причина. Должно быть какое-то объяснение произошедшему. Эту причину нужно найти и попробовать понять, попробовать принять или не принять её как причину. Но сначала её надо найти. «Надо будет разузнать, что с Юлей происходило в последние месяцы, – думал Миша, – не такой человек Юля, чтобы ни с того ни с сего… Надо будет подробно в этом разобраться».
Миша подумал так, и ему даже стало как-то легче. У него появился почти план. А план – это действие. Миша даже горько и иронично усмехнулся и подумал: «План! Да-а-а… Действовать по плану намного легче, чем бездействовать без плана».
Эта мысль показалась ему забавной, и он даже решил её записать. Миша так делал. Он иногда записывал свои удачные фразы в блокнотик, а самые удачные начинал использовать в разговорах. Высшей, в этом смысле, радостью для него было, когда кто-нибудь реагировал на его высказывания как-нибудь так: «Здорово сказано, это Макиавелли?» или «А это вы кого процитировали?».
