Гийом Мюссо - После...
Через несколько дней процесса адвокаты «Бранаг и Митчелл» сделали последнее предложение — восемь миллионов долларов. На этот раз Натан готов был уступить, если бы не фраза, произнесенная Векслером:
— Вы уже заполучили мою дочь, Дель Амико. Этого трофея вам недостаточно?
— Вовсе я не «заполучил» вашу дочь, как вы выражаетесь. Я всегда любил Мэллори, но вы не хотите этого понять.
— Я раздавлю вас, как таракана!
— Ваше презрение вам не поможет.
— Подумайте дважды. Если ваш клиент потеряет восемь миллионов, пострадает ваше имя. Известно ли вам, насколько хрупка и уязвима репутация адвоката?
— Лучше подумайте о своей репутации.
— У вас один шанс из десяти выиграть дело. И вы это знаете.
— Что вы готовы поставить на кон?
— Да я, скорее, повешусь, если проиграю.
— Так много мне не нужно.
— Что тогда?
Натан задумался на мгновение:
— Квартира в «Сан-Ремо».
— Вы сумасшедший!
— Я считал вас игроком, Джеффри.
— У вас нет шансов.
— Только что вы сказали — один из десяти…
Векслер был настолько уверен в себе, что в конце концов принял ставку:
— Ладно, пусть будет так. Если вы выиграете, я оставлю вам квартиру. Всем скажем, что это подарок ко дню рождения Бонни. Заметьте, я ничего не требую в случае поражения: вам и так хватит неприятностей, а я не хочу, чтобы муж моей дочери кончил в нищете.
Таким образом, битва продолжалась. Подобное пари не слишком профессионально: Натану не делало чести, что он играл судьбой клиента, решая проблему личного характера, но ведь такой представился шикарный случай…
Исход этою относительно простого дела был неясен, все зависело от мягкосердия и положительной оценки судьи. Отказавшись от предложения Векслера, клиент Натана рисковал потерять все. Джеффри, опытный адвокат, объективно был прав — шансы противника на победу минимальны. Натан, однако же, выиграл дело: нью-йоркский судья Фредерик Джей Ливингстон принял решение признать виновной фирму «Софтонлайн» и присудил ей выплатить двадцать миллионов долларов бывшему служащему.
Нужно отдать должное Векслеру: он невозмутимо принял поражение, и через месяц в квартире «Сан-Ремо» не осталось ни одной его вещи. Мэллори не ошиблась: этот процесс не наладил отношений Натана с ее родителями. Разрыв между Джеффри и Натаном стал окончательным — вот уже семь лет они не разговаривали. Натан подозревал, что Векслеры в душе радовались разводу дочери, иначе и быть не могло.
Теперь Натан, наклонив голову, вспоминал свою мать. Никогда она не приходила к нему в эту квартиру — умерла от рака за три года до знаменитого процесса. Но ведь именно ее сын живет здесь, в Сентрал-Парк-Уэст, 145, на двадцать третьем этаже.
Жизнь Элеоноры складывалась непросто. Ее родители, уроженцы города Гаэта, порта на севере Неаполя, эмигрировали в Соединенные Штаты, когда ей было девять лет. Этот переезд сильно повлиял на возможность дать девочке образование. Пришлось слишком рано оставить школу, и ей так и не довелось научиться прилично говорить по-английски.
В двадцать лет она встретила Витторио Дель Амико, строителя, он работал на сооружении Линкольн-центра. Он красиво говорил, и у него была такая обольстительная улыбка… Через несколько месяцев она забеременела. Тогда и сыграли свадьбу. Со временем Витторио показал себя человеком жестоким и безответственным. В конце концов он бросил жену и ребенка — уехал и не оставил адреса.
Чтобы свести концы с концами, Элеонора нанималась на две, а то и три работы: прислуга, официантка, дежурный администратор в невзрачных гостиницах — не отказывалась ни от чего, готовая переносить любые унижения. Опереться ей было не на кого — ни родных, ни настоящих друзей. Жили они бедно, но у Натана всегда имелась чистая одежда и все необходимые школьные принадлежности.
Мать сильно уставала, но мальчик никогда не видел, чтобы она отдыхала или уделяла время себе: Элеонора не ездила в отпуск, не читала, не ходила в кино или рестораны. Смысл ее жизни состоял в том, чтобы достойно воспитать сына. У нее были пробелы в образовании, ей недоставало культуры — пусть; она следила за его учебой и помогала как могла. Любовь заменяла ей диплом — любовь безусловная и самоотверженная. Часто повторяя сыну, что она всегда больше хотела мальчика, чем девочку, мать уверяла: «Ты быстрее устроишься в этом мире, где власть все еще принадлежит мужчинам!»
Первые десять лет жизни мама была для него солнцем, волшебницей, которая вытирала ему лоб влажным полотенцем, чтобы прогнать кошмары, говорила нежные слова и иногда оставляла несколько монет — он находил их утром рядом с чашкой какао.
Потом социальное положение понемногу стадо их разделять. Сначала Натан открыл для себя чарующий мир Векслеров; в двенадцать лет его приняли в школу Уоллеса. Эта частная школа Манхэттена каждым год набирала десять лучших учеников из бедных кварталов и выплачивала им стипендию. Часто его приглашали в гости приятели, жившие в шикарных кварталах Истсайда и Грэмерси-парка. Тогда-то он и начал стыдиться матери — ее плохого английского, грамматических ошибок, низкого социального положения, заметного невооруженным глазом. Впервые любовь матери показалась ему надоедливой, и он стал постепенно от нее отстраняться.
Еще больше они отдалились друг от друга, когда Натан учился в университете. Женитьба ничего не изменила, хоть Мэллори и настаивала, чтобы он заботился о матери. Слишком занятый карьерой, Натан не понимал, что матери нужна его любовь, а не деньги.
А дальше наступило пасмурное ноябрьское утро 1991 года, когда позвонили из больницы и сообщили, что Элеонора умерла. Вот тут любовь вернулась в полной мере. Натан мучился угрызениями совести, вызывая в памяти все моменты, когда проявлял равнодушие или неблагодарность. Отныне не проходило дня, чтобы он не думал о матери. Каждый раз, встречая на улице бедно одетую женщину, усталую, измученную работой, вспоминал мать, и сердце его сжималось от раскаяния. Но было уже слишком поздно, и упрекать себя бесполезно. Каждую неделю Натан приносил на могилу матери цветы; но что бы он ни делал сегодня, надеясь вымолить прощение, ничто не могло компенсировать те минуты, когда он не был с ней — живой.
В больнице, в тумбочке у ее кровати, Натан нашел две фотографии. Первая сделана в 1967 году: было воскресенье, они сфотографировались в парке аттракционов Кони-Айленда. Натану три года, он зажал в ручонках мороженое и восхищенно уставился на карусель; мама гордо держала его на руках. Одна из редких фотографий, где она улыбалась.
