Анна Гавальда - Просто вместе
Он плакал.
- То, что ты сделала, просто великолепно… Кажется, что твой кот вот-вот замурлычет… Ох, Камилла…
Он достал огромный, в пятнах краски, носовой платок и шумно высморкался.
- Слушай меня внимательно, детка. Я всего лишь старик, да к тому же плохой художник, но ты должна выслушать меня очень внимательно… Я знаю, жизнь у тебя не слишком простая, полагаю, тебе не всегда бывает уютно дома, и мне сказали о твоем папе, но… Нет, не нужно плакать… Вот, возьми мой платок… Есть одна вещь, которую я просто обязан тебе сказать: когда люди перестают разговаривать, они сходят с ума. Я не рассказал тебе, что Чжу Да сошел с ума и стал несчастным… Ужасно, ужасно несчастным и совсем, совсем сумасшедшим. Он снова обрел мир в душе только к старости. Ты ведь не станешь ждать, пока состаришься, правда? Пообещай мне, что не станешь. Ты очень одаренная девочка. Самая талантливая из всех моих учеников, но это ничего не значит, Камилла… Ничего не значит. Сегодняшний мир не такой, каким был во времена Чжу Да, и ты должна снова начать говорить. Обязана, понимаешь? Иначе они запрут тебя с настоящими сумасшедшими и никто никогда не увидит твоих чудесных рисунков.
За ней пришла мать, и разговор прервался. Камилла встала и произнесла хриплым срывающимся голосом: - Подожди меня… Я еще не собрала вещи…
Однажды она получила по почте небрежно упакованную бандероль, к которой была приложена записка:
Здравствуйте,
Меня зовут Эйлин Уилсон. Мое имя наверняка ничего вам не говорит, но я была другом Сесила Доутона - когда-то он учил вас рисовать. Я имею грусть сообщить вам печальная новость - два месяца назад Сесил покинул нас.
Я знаю, что вы цените то, что я скажу вам, что мы похоронили его в окрестностях Дартмура, которого он любил, на кладбище с очень красивым видом (извините мой французский). Его кисти и краски я положила с ним в могилу вместе.
Перед смертью он просил меня послать вам это. Я уверена, что он будет иметь много радости, если вы будете рисовать ими и подумать о нем.
Эйлин У.
Камилла не смогла удержаться от слез при виде китайской туши и кисточек своего старого учителя - тех самых, которыми она сейчас рисовала…
***
Заинтригованная официантка подошла забрать пустую чашку и бросила взгляд на скатерть. Камилла нарисовала заросли бамбука. Стебли и листья бамбука рисовать труднее всего. Лист, маленький, трепещущий на ветру листок, требовал от этих мастеров многолетнего труда, иногда целой жизни… Используй контрасты. У тебя всего одна краска, но ты можешь выразить все что угодно… Соберись. Если хочешь, чтобы я однажды выгравировал тебе личную печать, сделай эти листья еще более невесомыми…
Дешевая бумажная скатерть коробилась, тушь впитывалась слишком быстро.
- Вы позволите? - спросила девушка.
Она протягивала Камилле пачку чистых скатертей. Камилла отодвинулась, положила сделанный рисунок на пол. Старичок разохался, официантка на него прикрикнула.
- Что он говорит?
- Он злится, потому что не видит, что вы рисуете…
Она добавила:
- Это мой двоюродный дедушка… Он парализован…
- Скажите, что следующий рисунок я сделаю для него.
Девушка отошла к бару и произнесла несколько слов по-китайски. Старый дядюшка успокоился и строго посмотрел на Камиллу.
Она долго вглядывалась в его лицо, а потом нарисовала на всей поверхности скатерти похожего на старика веселого человечка, бегущего вдоль рисового поля.
Она никогда не была в Азии, но изобразила на заднем плане гору в тумане, сосны, скалы и даже маленькую хижину Чжу Да на мысу. Она одела своего героя в каскетку с надписью «Nike», спортивную куртку и традиционную набедренную повязку, добавила брызги воды, рассыпающиеся из-под босых ног, и преследующих его мальчишек.
Она отодвинулась, чтобы оценить свою работу.
Многие детали ей не понравились, но старик выглядел счастливым, по-настоящему счастливым, и тогда она подложила под скатерть тарелку, открыла баночку с красной киноварью и поставила свою печать справа в центре. Встала, освободила стол старика, вернулась за своим рисунком и разложила его перед ним.
Он не реагировал.
«Приплыли, - сказала она себе, - видимо, я что-то напортачила…»
Когда его внучатая племянница вернулась с кухни, китаец издал протяжный жалобный стон.
- Мне очень жаль, - сказала Камилла, - я думала, что…
Официантка жестом остановила ее, достала очки с толстенными стеклами и надела их старому китайцу прямо под кепку. Он наклонился, сохраняя важность, и вдруг засмеялся. Детским смехом, звонким и веселым. Потом вдруг заплакал и снова засмеялся, раскачиваясь из стороны в сторону и скрестив руки на груди.
- Он хочет выпить с вами сакэ.
- Супер…
Девушка принесла бутылку, он закричал на нее, она вздохнула, снова ушла и вернулась с другой бутылкой в сопровождении остальных членов семьи - пожилой дамы, двух мужчин лет по сорок и подростка. Все смеялись, кричали, кланялись и что-то возбужденно лопотали. Мужчины хлопали ее по плечу, а паренек на спортивный манер шлепнул ладошкой по ее ладони.
Потом каждый вернулся на свое рабочее место, а внучка старика поставила на стол два стаканчика. Китаец поклонился, выпил сакэ и тут же снова налил.
- Предупреждаю, сейчас он расскажет вам всю свою жизнь.
- Меня это не пугает, - успокоила ее Камилла, - Ух… надо же, как крепко!
Официантка рассмеялась и удалилась.
Они остались вдвоем. Старик стрекотал, Камилла внимательно слушала и только кивала, когда он жестом спрашивал, можно ли ей налить.
Она с трудом поднялась, собрала вещи, прощаясь, несколько раз поклонилась старику и застыла у входа. Дверь не желала открываться, и официантке пришлось ей помочь.
- Вы здесь у себя дома, договорились? Приходите поесть, когда захотите. Он разозлится, если не придете… И загрустит…
На работу она заявилась совершенно пьяная. Самия пришла в невероятное возбуждение:
- Эй, ты что, мужика завела?
- Да, - смущенно призналась Камилла.
- Правда, что ли?
- Да.
- Да ладно… Врешь ты все… Какой он? Симпатичный?
- Он суперский.
- Да ну, неправда… Сколько ему лет?
- Девяносто два.
- Кончай идиотничать. Сколько ему лет?
- Довольно, девушки… Потом обсудите! Жози постучала по циферблату часов.
Камилла удалилась, глупо хихикая и спотыкаясь о шланг своего пылесоса.
