Таисия Рух - Приют для души
Она даже не поняла, что произошло в следующий момент. Машину крутило, как на карусели, деревья мелькали, как в калейдоскопе, а она, помня наставления мужа — «не отрывай рук от руля и не закрывай глаза», — пыталась выровнять кабриолет, который уже летел в воздухе. Она видела, что ее несет в самую гущу деревьев.
«Господи, меня сейчас на щепки разнесет… Так, без паники, надо мордой в деревья уйти и попытаться пройти между ними… Вот, блин, только туфли новые купила… Не убить бы никого… Господи, мне нельзя сейчас умирать, у меня планов куча… Блин, руль вообще не слушается…» И это было последнее, что она помнила перед ударом. Потом какой-то звук, как сильный хлопок, и она отключилась…
В голове гудело, все лицо было чем-то залеплено. «Наверное, жвачка по лицу размазалась», — подумала она и снова провалилась куда-то…
Кровь текла по лицу, но никакой боли она не чувствовала, только голова немного болела. Она огляделась. Поляна, вся в ромашках. «Откуда ромашки в октябре?..» Машину свою не увидела.
— Дайте мне воды, я пить хочу. — Было странно, но голоса своего она не слышала, как будто это только ее мысли были. Она протянула руки к какой-женщине. Та стояла через дорогу с ведром, но не шла к ней на помощь. — Помогите мне… — и опять темнота вокруг.
— Осторожней, осторожней, вот сюда клади… — Голоса доносились, как из колодца. — Дышит, звони в скорую.
— Пока они сюда из города доедут, она кони двинет. Видишь, башка разбита вся… — На этих словах она пришла в себя и разлепила веки.
Какой-то мужчина держал ее голову у себя на коленях. Конечно, она его знала, это был ее заказчик. Он с охранниками ехал на свое же мероприятие, которое она организовала.
Увидев, что она открыла глаза, они заговорили наперебой: «Ты как так умудрилась? Ты помнишь что-нибудь? Как тебя зовут, ты помнишь? Говори!» Она совсем пришла в сознание, голова просто трещала, жвачка на лице пропала.
— Что случилось? Я в аварию попала? Ой, кровь. Это моя кровь? А это желтое — что, мозг вытекает? Я жива? Я вам рубашку испачкала… Мне надо мужу позвонить.
Это было месяца за три до развода.
— Алле, привет. Я в аварию попала… Нет, не видела еще… Да, в порядке, страшно немного. Руль не отпускала.
У нее забрали телефон: «Здравствуйте. Майор Н. Мы ее сейчас в больницу отвезем. Нет, машина сгорела. Да, думаю, довезем, непонятно, какие травмы, но крови много».
«Видимо, выучка военная сказывается», — подумала она. Пару месяцев назад этот мужик ее бесил. Занудно, в тысячный раз пытался ее впечатлить: «Вы не понимаете, сам президент будет! Это вам не свадьбу устроить, это государственный заказ. Вы должны быть максимально серьезны и сделать все по высшему разряду!» Она в тысячный раз вежливо пыталась его успокоить, но в итоге разозлилась и резко ответила: «То есть вы считаете, мы хорошо работу выполняем, если только президент присутствует?» Ей даже показалось, что этот майор ее недолюбливает, хотя, наверное, просто не доверял…
Он повернулся к остальным: «Давайте, грузите ее в машину, здесь ближайшее — фельдшерский пункт в деревне, пусть рентген сделают и голову зашьют».
— Вы не переживайте, — она ухватила майора за руку, — на площадке все готово, все на местах, наши все там, все отлично пройдет….
Майор потрепал ее по щеке: «Знаю, я уже все узнал про вашу компанию, лечись, мы тебе потом все расскажем».
Так было всегда, и она своих заказчиков понимала. На месте серьезных чиновников, позвонив по рекомендации таких же серьезных людей, она бы сильно удивилась. Все ждали, по всей видимости, кого угодно, но только не двух девиц модельной внешности с вечными улыбами и шутками. Чего-чего, а серьезности в их облике не было. Спасала лишь репутация и длинный список заказчиков, будто скопированных из справочника «Самые значимые Компании России».
Ее аккуратно подняли и перенесли в джип. Она все понимала, но все было как в тумане, и голоса неслись издалека.
— Где моя машина?
— Нет у тебя больше машины. Слава богу, жива осталась.
Фельдшерский пункт был каким-то деревянным бараком. Она такое только на старых картинках видела. Там толпились местные: тетка с синяком в пол-лица, парень с рукой в гипсе, цыганка с младенцем и еще человек пять. Они расступились, пропуская охранников, которые несли ее на руках. В голове у нее окончательно все прояснилось, только было очень страшно, когда она чувствовала, как течет кровь по лицу…
Врач оказался совсем молодым и теперь готовился зашить ей рассеченную голову.
— Вы с ума сошли, я блондинка, а вы черные нитки взяли! И сделайте мне общий наркоз, не надо у меня в голове ковыряться, пока я в сознании.
— Вам сейчас нельзя общий наркоз, к тому же у нас его нет. Я вам помажу кремом специальным, вы ничего не почувствуете.
— Вы сейчас пошутили так?! Какой крем, дайте мне наркоз, не надо меня трогать, я серьезно. Дайте мне спирта хотя бы! — она брыкалась и отталкивала врача. Конечно, страшно, что ее сейчас живую зашивать будут. Никакие доводы про героев и отважных женщин на нее не действовали.
— Женщина, наверное, в шоке, — вздохнул врач.
— Да нет, она всегда так трещит, шейте-шейте, доктор, — один из охранников заказчика остался с ней в больнице.
— Нет, нет, пожалуйста, я честно очень боюсь… — она даже заплакала, — дайте мне хотя бы сигарету, у меня ноги от страха не чувствуются.
— Здесь нельзя курить, здесь больница, не придумывайте, вы даже не почувствуете ничего, — у доктора явно кончалось терпение.
Она уже в голос зарыдала. Охранник прикурил сигарету и вложил ей в дрожащие пальцы. Она сделала затяжку и отключилась….
— Эй, я надеюсь, ты не собралась умереть здесь, — врач хлопал ее по щекам.
— Нет, нет, — она попыталась сесть на кушетке, — я в порядке, я же не курю просто, так противно было, что я глаза закрыла. Все, вы меня зашили? Жить буду? — Она опять смеялась.
Рентген показал, что все кости у нее целы, и даже ушибов не было. Сотрясения мозга тоже не обнаружили. Но все тело, от макушки до пяток, было черного цвета.
Хуже всего пришлось ее любимой игрушке. На третий день после аварии, хоть врач предупреждал, а все друзья настаивали, валяться в постели ей надоело. Надев бандану, чтобы скрыть обритую наполовину голову, и темные очки, она поехала в страховую.
То, что осталось от ее кабриолета, даже не поддавалось описанию. Она плакала и целовала останки своей любимицы, просила прощения и благодарила за то, что машина спасла ей жизнь. Маленький двухместный спорткар сложился по диагонали, а мотор и вовсе вылетел на несколько метров. Ее спрашивали в ГАИ и страховой, как она выбралась из горящей машины, в которой обе двери были заблокированы от перекоса.
Она была уверена, что подоспевшие заказчик с охранниками ее вытащили, но оказалось, что они подъехали, когда она лежала метрах в тридцати от горящей кучи металла. Она вспомнила про женщину с ведром, но ближайший населенный пункт был в пятнадцати километрах, а ее нашли на обочине, где, кстати, ромашки не росли, совершенно одну.
Купив дорогой коньяк, она поехала в ГАИ, чтобы поблагодарить занудного гаишника, который заставил ее пристегнуть ремень и закрыть крышу.
— Дамочка, у нас на трассе людей не хватает, на кой черт нам гаишника в лесу, где пять машин в час проезжает, ставить? — дежурный засмеялся. — Это у вас от удара, наверное, глюки. Не было там никаких сотрудников, это факт.
«Тебя Бог бережет. Иди в церковь», — так ей все вокруг говорили. И повторяли, сначала через три месяца, а потом через шесть, и через год. Когда все ее последующие кабриолеты просто невероятным образом «скидывали» ее из-за руля. Один упал с моста в реку. Второй мирно стоял на обочине, и она из окна ресторана увидела, как грузовик буквально раскатал его, как катком. Третий у нее угнали. Следующие у нее просто ломались.
В церковь она так и не зашла. Но всегда повторяла: «Меня Бог любит». Правда, гонять перестала, и больше «сотни» не ездила, просто не хотелось. И начала курить.
Глава 24
— Заедем за Хусейном?
Она понятия не имела, где жил раньше Хасан и где он иногда оставался ночевать. Он, конечно, говорил, что они с братом живут в общежитии Лесгафта, но где это конкретно, она этим не интересовалась.
Пионерская[24]. Точечные многоэтажки. Седьмой этаж. Это было не общежитие — это был в буквальном смысле муравейник. К тому же оказалось, что жили братья там на полулегальном основании — давно закончившие тренерскую кафедру Лесгафта, они, по идее, должны были съехать. Но съехать было некуда, и они остались там, вчетвером с друзьями, на 12 метрах.
Две двухъярусные кровати, шкаф для одежды, две колченогие табуретки, обеденный стол. Больше ничего не помещалось, и если один человек стоял у стола или между кроватями, пройти другому уже было невозможно.
