Анатолий Гладилин - Хроника времен Виктора Подгурского
Нина взяла книгу в руки и прислушалась. Дождь кончился.
ГЛАВА XIII
СОВСЕМ ХОРОШО
"Я всегда ненавидел людей, говорящих с чувством этакого житейского превосходства: "Жизнь прожить - это не поле перейти". Для них вся мудрость и заключается в этих словах. Они произносят эту фразу с чувством какой-то гордости: как-никак, а они хоть с грехом пополам, но перешли это "поле". Перешли... А ведь она сделали, пожалуй, самое легкое. Вот попробуйте пройти жизнь так, как вы задумали, преодолевая все препятствия, преодолевая все преграды, пройти по тому направлению, которое вы выбрали, и чтоб никакие вьюги и метели не сбивали вас с пути, чтоб по вашим следам шли тысячи людей и чтоб им легче было идти дорогой, которую вы проложили!
Я мечтал о большой любви, которую надо строить с юности. ...Это глупо, но я еще не могу поверить, что у меня нет больше Нины.
Как все странно! Я сейчас в каком-то тупике, мне кажется, что я полная беспомощность, бездарность, ни на что не способен. Мне кажется, что за последний год я превратился в кретина. Как все странно...
Я знал, что на моем пути будут трудности, но они мне представлялись или снежными походами, или штурмовыми атаками, или новостройками где-нибудь в раскаленной пустыне, или бандитами, прячущимися на пустырях, или... Но я никогда не думал, что из-за какой-то девчонки я забуду и потеряю все. И она, только она одна, будет для меня всем.
Мне все время кажется, что я вот-вот встречу Нину. Я избегаю появляться в ее районе, я стараюсь не бывать в тех местах, где случайно могу ее увидеть, и все же мне всюду чудится ее знакомая фигура. Такая же, как у нее, шапка на девушке, такого же цвета пальто, голос, похожий на ее голос, - все напоминает мне Нину. Я иду по бульвару и думаю: вот здесь мы гуляли и часто эта скамейка служила местом встреч; я иду по переулку, и мне вспоминается, как мы с ней здесь ходили и как я ждал ее на углу у молочной; я смотрю кинокартину, там опять про любовь - значит, и про Нину. Библиотека, книги, магазины, даже стул в моей комнате, на котором она обыкновенно сидела, - все говорит мне о ней, всюду она преследует меня.
За что мне так мучиться?
Листья осыпаются в саду. Эта проклятая осень, кажется, сделала все возможное, чтобы настроение у человека стало самым паршивым и мрачным.
День и ночь моросит мелкий дождь пополам со снегом. Деревья промокли насквозь, а идешь по мостовой и в черных лужах, как в зеркале, видишь свое отражение. Листья осыпались в саду. Они покрыли газоны, дорожки, скамейки. Ветер бросает их в грязь, под ноги прохожих. Они скоро сгниют или превратятся в кучу серого мусора, который засыплет снег.
Но когда-нибудь придет весна? Она же должна прийти!
Я стану взрослым, солидным, уравновешенным дядей. Возможно, у меня будет семья, возможно, я буду каким-нибудь знаменитым человеком и каким-либо большим начальником и все подчиненные будут с уважением смотреть на меня. И никто не подумает, что он мог когда-то любить и страдать: это называется "интимная жизнь", я буду скрывать ее от всех или смеяться над ней со всеми.
Но однажды я вспомню эту девушку, я вспомню свои неисполненные мечты, я приду к ней, я поведу ее в осыпающийся сад.
...Это было так давно,
Что грустить уже смешно,
Ну, а если грустно, все равно...
Пожалуй, так и случится. Мне будет все равно. Человек может сделать только то, что в его силах. Не получилось - черт с этим! Зачем вдаваться в меланхолию? Листья осыпаются в саду... Значит, так нужно!"
ГЛАВА XIV
АДСКАЯ МАШИНА
Когда люди приходят на работу, они знают, что им придется делать. Виктор мог лишь смутно фантазировать на эту тему. Политехническое образование грозились ввести только в будущем году, поэтому починить сломанный молоток Виктору помогала вся лаборатория.
Сама лаборатория занимала четыре комнаты. В одной из них Виктор должен был работать со своим непосредственным начальником, кандидатом технических наук Николаем Николаевичем.
Сначала ему предложили сделать какой-то химический раствор. Виктор не знал, для чего нужен этот раствор и как он называется. Раньше все практическое знакомство Виктора с химией заключалось в том, что он выливал смесь кислот в чернила и наблюдал, как оттуда ползли зловещие пузыри разнообразной окраски. Это происходило во время "лабораторных работ".
Поэтому, несмотря на весь его энтузиазм, Виктор в довольно короткий срок испортил несколько реактивов. Пришлось переделывать.
Потом он путешествовал легким привидением мимо незнакомых установок, цилиндров, счетчиков, клемм, оглядывая технический мир широко раскрытыми глазами. Впрочем, иногда с ученым видом он останавливался, рассматривал долго и упорно какой-нибудь вольтметр, читал вслух названия приборов, нежно притрагивался к кнопкам и рычагам (словно встречал эти хитрые сооружения раньше), но быстро отходил, почувствовав иронический взгляд электрика Гены, мужчины лет двадцати пяти.
*
На второй день девушки из лаборатории, найдя, что, в общем, он недурен собой, только слишком замкнут и молчалив, отвели его в сторону и, учинив беглый вежливый допрос, "кто он и откуда", стали откровеннее и заметили, что, "между нами говоря", Николая Николаевича надо остерегаться, ибо он тяжелый человек.
- Требует очень, с ним никто не мог сработаться, - сказала Зина.
- Я сама работала, - подтвердила Клава, - я помню, как он однажды меня до девяти вечера задержал. Ты, как твое время истекло, сразу уходи. А я не выдержала, перешла к Алексею Ивановичу. (Алексей Иванович был тоже старший научный сотрудник, работавший в другой комнате.)
Девушки были очень милые, и Виктор поблагодарил их за предупреждение.
День ему показался уж очень длинным. Теперь только до него дошло, почему мама приходит вечером такая усталая. Впрочем, работа ему пока нравилась. Все здесь было ново, занимательно и непонятно.
Между прочим, выяснилось, что Клава учится в вечернем техникуме, а Зина на заочном отделении института. После этого Виктор перестал "вскользь упоминать", что он, мол, окончил десятилетку. В лаборатории учились все. Даже пятидесятилетний слесарь Аким Васильевич, мастер на все руки, занимался в пятом классе вечерней школы. По-видимому, учеба давалась ему трудно. Уже на второй день он попросил Виктора помочь решить ему задачку.
* * *
Каждый день Виктора будит мать, и он, наскоро позавтракав и захватив с собой килограмм различной провизии, выходит из дому.
В метро много знакомых лиц. У проходной завода очередь. Боязливо косясь на стрелку часов, стоящую почти на восьми, Виктор врывается во двор. Первые десять минут уходят на взаимные приветствия, и хотя он работает недавно, ему тридцать раз приходится произносить традиционное "здравствуйте". Сначала это ему нравится, потом надоедает, и он пускается на хитрость: выждет, пока в одном месте соберется несколько человек, и тогда уже говорит: "Здравствуйте!" Отвечают хором.
Сегодня начальник показывает ему вакуумную установку. Николай Николаевич строго придерживается регламента: ровно десять минут он запугивает Виктора током высокого напряжения (после чего тот инстинктивно отодвигается метра на два от аппарата); следующие двадцать минут начальник посвящает арифметике, складывая стоимость установки и различных ее частей; здесь же вспоминается, сколько денег и труда стоил ему этот аппарат. Потом Николай Николаевич задает вопрос: что будет, если Виктор все испортит?
Виктор забивается в угол и старается не смотреть в сторону аппарата.
Добившись такого эффекта, начальник незаметно улыбается в усы и переходит к демонстрации приборов в действии.
- Включите ток - там, в соседней комнате, кнопка!
Виктор идет в соседнюю комнату, находит несколько кнопок. Подчиняясь властному окрику: "Включайте же наконец!" - он нажимает крайнюю.
Ай! Рядом с ним какой-то незаметный доселе ящик начинает дергаться, из него летят брызги масла. Из комнаты слышится вопль:
- Зачем вы включили форвакуумный насос?
* * *
Виктор натолкнулся на Зину и выбил из ее рук мензурку. Потом он зацепил ногой провод, и счетчик рухнул со стола прямо на голову Гены, который возился с проводом и поэтому сидел на корточках. Теперь при виде Виктора Гена испуганно прикрывает руками приборы и следит за ним настороженными глазами; Зина же шарахается в другую сторону и осторожно, боком, обходит его, стараясь держаться ближе к стене.
* * *
- Виктор, зачем ты берешь эту колбу?
- Нужна Николаю Николаевичу.
- Для чего?
- Мне надо принести ацетона!
- Ацетона? Туда? - Голос Клавы достигает высшей точки иронии и язвительности. - Может быть, еще бензина или серной кислоты?!
- А что, разве лопнет стекло?
- Мы из нее чай пьем, а он хочет налить ацетона!
* * *
- Юра... то есть Виктор (до него лаборантом был Юра, и начальник путает)! Виктор, принесите адскую машину!
