Таисия Рух - Приют для души
В голове гудело, все лицо было чем-то залеплено. «Наверное, жвачка по лицу размазалась» — подумала она и снова провалилась куда-то.
Кровь текла по лицу, но никакой боли она не чувствовала, только голова немного болела. Она огляделась. Поляна, вся в ромашках, «откуда ромашки в октябре?..» Машину свою не увидела.
— Дайте мне воды, я пить хочу, — было странно, но голоса своего она не слышала, как будто это только ее мысли были. Она протянула руки к какой-женщине. Та стояла через дорогу с ведром, но не шла к ней на помощь. — Помогите мне… — и опять темнота вокруг.
— Осторожней, осторожней, вот сюда клади… — голоса неслись как из колодца, — дышит, звони в «скорую».
— Пока они сюда из города доедут, она кони двинет. Видишь, башка разбита вся… — на этих словах она пришла в себя и разлепила веки.
Какой-то мужчина держал ее голову у себя на коленях. Конечно, она его знала, это был ее заказчик. Он с охранниками ехал на свое же мероприятие, которое она организовала.
Увидев, что она открыла глаза, они заговорили наперебой: «Ты как так умудрилась? Ты помнишь что-нибудь? Как тебя зовут, ты помнишь? Говори!». Она совсем пришла в сознание, голова просто трещала, жвачка на лице пропала.
— Что случилось? Я в аварию попала? Ой, кровь, это моя кровь? А это желтое что, мозг вытекает? Я жива? Я Вам рубашку испачкала… Мне надо мужу позвонить, — это было месяца за три до развода.
— Алле, привет. Я в аварию попала…, нет, не видела еще…, да, в порядке, страшно немного. Руль не отпускала.
Какой-то мужчина забрал у нее телефон: «Здравствуйте. Майор Н. Мы ее сейчас в больницу отвезем. Нет, машина сгорела. Да, думаю, довезем, непонятно какие травмы, но крови много».
Он повернулся остальным: «Давайте, грузите ее в машину, здесь ближайшее — фельдшерский пункт в деревне, пусть рентген сделают и голову зашьют».
Ее аккуратно подняли и перенесли в джип. Она все понимала, но немного все было, как в тумане и голоса неслись издалека.
«Где моя машина?» — «Нет у тебя больше машины. Слава Богу, жива осталась».
Фельдшерский пункт был каким-то деревянным бараком, она такое только на старых картинках видела. Там толпились местные — тетка с синяком в пол-лица, парень с рукой в гипсе, цыганка с младенцем и еще человек пять. Они расступились, пропуская охранников, которые несли ее на руках. В голове у ней окончательно все прояснилось, только было очень страшно, когда она чувствовала, как течет кровь по лицу…
Врач оказался совсем молодым, и теперь готовился зашить ей рассеченную голову.
— Вы с ума сошли, я блондинка, а Вы черные нитки взяли! И сделайте мне общий наркоз, не надо у меня в голове ковыряться, пока я в сознании.
— Вам сейчас нельзя общий наркоз, к тому же у нас его нет. Я Вам помажу кремом специальным, Вы ничего не почувствуете.
— Вы сейчас пошутили так?! Какой крем, дайте мне наркоз, не надо меня трогать, я серьезно. Дайте мне спирта хотя бы! — она брыкалась и отталкивала врача. Конечно, страшно, что ее сейчас живую зашивать будут. Никакие доводы про героев и отважных женщин на нее не действовали.
— Женщина, наверное, в шоке, — вздохнул врач.
— Да, нет, она всегда так трещит, шейте, шейте, доктор, — один из охранников заказчика остался с ней в больнице.
— Нет, нет, пожалуйста, я честно очень боюсь… — она даже заплакала, — дайте мне хотя бы сигарету, у меня ноги от страха не чувствуются.
— Здесь нельзя курить, здесь больница, не придумывайте, Вы даже не почувствуете ничего, — у доктора явно кончалось терпение.
Она уже в голос зарыдала. Охранник прикурил сигарету и вложил ей в дрожащие пальцы. Она сделала затяжку и отключилась….
— Эй, я надеюсь, ты не собралась умереть здесь, — врач хлопал ее по щекам.
— Нет, нет, — она попыталась сесть на кушетке, — я в порядке, я же не курю просто, так противно было, что я глаза закрыла. Все, Вы меня зашили? Жить буду? — Она опять смеялась.
Рентген показал, что все кости у ней целы, и даже ушибов не было. Сотрясения мозга тоже не обнаружили. Но все тело, от макушки до пяток было черного цвета.
Хуже всего пришлось ее любимой «игрушке». На третий день после аварии, хоть врач предупреждал, а все друзья настаивали, валяться в постели ей надоело. Надев бандану, чтобы скрыть обритую наполовину голову, и темные очки, она поехала в страховую.
То, что осталось от ее кабриолета даже не поддавалось описанию. Она плакала и целовала останки своей любимицы, просила прощения и благодарила, за то, что машина спасла ей жизнь. Маленький двухместный спорткар сложился по диагонали, а мотор и вовсе вылетел на несколько метров. Ее спрашивали в Гаи и страховой, как она выбралась из горящей машины, в которой обе двери были заблокированы от перекоса.
Она была уверена, что подоспевшие заказчик с охранниками ее вытащили, но оказалось, что они подъехали, когда она лежала метрах в тридцати от горящей кучи металла. Она вспомнила про женщину с ведром, но ближайший населенный пункт был в пятнадцати километрах, а ее нашли на обочине, где, кстати, ромашки не росли, совершенно одну.
Купив дорогой коньяк, она поехала в Гаи, чтобы поблагодарить занудного гаишника, который заставил ее пристегнуть ремень и закрыть крышу.
— Дамочка, у нас на трассе людей не хватает, на кой черт нам гаишника в лесу, где пять машин в час проезжает, ставить? — дежурный засмеялся. — Это у Вас от удара, наверное, глюки. Не было там никаких сотрудников, это факт.
«Тебя Бог бережет. Иди в церковь», так ей все вокруг говорили. И повторяли, сначала через три месяца, а потом через шесть, и через год. Когда все ее последующие кабриолеты просто невероятным образом, «скидывали» ее из-за руля. Один упал с моста в реку. Второй, мирно стоял на обочине, и она из окна ресторана увидела, как грузовик, буквально, раскатал его, как катком… Третий у ней угнали. Следующие, у ней просто ломались.
В церковь она так и не зашла. Но всегда повторяла: «меня Бог любит». Правда, гонять перестала, и больше «сотни» не ездила, просто не хотелось. И начала курить.
Глава 24
— Заедем за Хусейном? — она понятия не имела, где он жил раньше Хасан, и где иногда оставался ночевать. Он, конечно, говорил, что они с братом живут в общежитии Лесгафта, но где это конкретно она не интересовалась.
Пионерская[23]. Точечные многоэтажки. Седьмой этаж. Это было не общежитие — это был в буквальном смысле муравейник. К тому же оказалось, что жили братья там, на полулегальном основании — давно закончившие тренерскую кафедру Лесгафта, они по идее должны были съехать. Но съехать было некуда, и они остались там, вчетвером с друзьями, на 12 метрах.
Две двухъярусные кровати, шкаф для одежды, две колченогие табуретки обеденный стол. Больше ничего не помещалось, если один человек стоял у стола или между кроватями, пройти другому уже было невозможно.
Она не удивилась ни тесноте, ни неустроенности, ни разбитому окну с картонкой, защищавшей от снега и ветра, ни даже тому, что полы были сгнившие, и ступать надо было очень осторожно — за ее жизнь она повидала и общежитие и коммуналки, этим ее было не напугать. Нет, ее поразило совсем другое.
— Подожди-ка… вы же спортсмены профессиональные, у тебя медали, кубки и прочее. Вы же на соревнования ездите, два раза в день на тренировке убиваетесь… вы же чемпионы России. Почему вы в этом клоповнике живете? Ты же говорил, что в школе[24] есть квартиры, где можно жить.
Она ничего не понимала в спортивных регалиях и иерархии, но то, что она чемпионы России, она неоднократно слышала на соревнованиях, где их представляли, и видела кучу дипломов, где это было написано.
— Мы же не в сборной России, мы чемпионы только города, области, армии, студентов ну и всяких региональных соревнований.
— Если вы чемпионы во всех этих списках, почему вы еще не в сборной России?
— Ну, это же от тренера зависит. Только он решает, кого отправить.
— Наверное, кто-то есть лучше вас в команде?
— Нет, лучше никого нет. Просто он жадный. Комитет выделяет деньги на сборы, он половину в карман кладет, хочешь ехать — плати, так же с чемпионатами. И мы ему холодильник не отдали, откаты с призов не отдаем. В спорте, как оказалось, в общем-то, такие же правила игры, как везде.
Холодильник был их выигранным призом, однажды на сабантуе[25], где они с братом каждый год делили первое место. Тренер мягко намекнул, что холодильник удачно впишется в его кухню, братья резко отказали. На ее взгляд, не надо было упираться и отдать этот чертов холодильник и вообще тренер был в чем то по своему прав — он вкладывал в них все свои знания в течение нескольких лет, могли бы и не жадничать. Так думала она, пока они не рассказали, как строили ему дачу, естественно бесплатно. Не они одни, а вся их спортивная команда. В тоже время она понимала, что у каждого своя правда и наверняка тренеру тоже было что сказать. Ну не может же такого быть, что все откаты платят.
