Илья Стогoв - 13 месяцев
Спросите любого взрослого русского мужчину, и вам ответят: Трахтенберг уже сегодня живет в раю. В личном маленьком раю Романа Трахтенберга. Он делает все, что нельзя, и ему за это платят. Платят столько, что на часть гонораров он способен заказать мне жизнеописание замечательного себя.
Он говорит гадости, когда ему хочется. Уверяет, что спаривается с красивыми женщинами. Они сами его об этом просят, причем не стесняются раздвигать ноги там, где удобно не им, а бесстыжему Роме. Он пьет водку: бесплатно, сколько угодно и вкусно закусывая. А все вокруг говорят ему:
— О! Ну-ка! Давай еще! Молоде-ец!
Шоумен Роман Трахтенберг отгородился от дневного света и стал жить так, будто все, во что я верю, — бред.
8
Только не подумайте, будто я стану осуждать этого парня с крашеной бородой! Я ведь отлично его понимаю. Дело в том, что я и сам — такой же. Тоже — немного Трахтенберг.
Вы думаете, мне хочется делиться жизнью с окружающими? Черта с два! Большая часть меня спит и видит, как бы бетонной стеной отгородиться от мира. От Того, Кто, не спуская глаз, смотрит на меня. Отгородиться и делать то, что нельзя.
Много-много лет я провел как раз в попытках отгородиться. Устроить себе счастье из бесконечных удовольствий. Одноместный рай. И чтобы там близко не было никакого Бога!
Это мне почти удалось. Я почти совсем уничтожил себя. То есть сам-то я считал, что все OK, и в те часы, когда был почти мертв, я как раз считал, что очень даже жив. И только недавно, оглянувшись на свою биографию, я осознал, что был в аду. Ведь маленький одноместный рай — это всегда ад.
Теперь-то я знаю это точно. А вот убедить в этом никого не могу. Вернее, может быть, кого-то и могу… но вот, например, шоумена Романа Трахтенберга — нет, не убедил.
9
Я вернул ему деньги. Всю перетянутую резинкой пачку долларов США. Жена не понимала, что я делаю, у нее уже были планы на эту сумму, и в издательстве на меня смотрели косо, но я, разумеется, все вернул.
Первое время мне было мерзко вспоминать о визите в трахтенберговское кабаре. Я пытался просто о нем забыть. Ничего не было! Я никогда не видел, как девушки на сцене пихают себе в промежность морковки!
Красивые девушки… каждая из которых могла бы стать чьей-то единственной любовью… каждый вечер они выходят и заискивающе улыбаются… пытаются развлечь смертельно пьяных мужчин.
Забыть не удалось. Прошло полгода, и я написал слова, которые вы только что прочли.
Глупо: за весь этот текст Трахтенберг не заплатит мне ни единой американской копеечки.
Май
1
У самого въезда в поселок нам попался охотник. Здоровенный заполярный охламон в мохнатой одежде ехал верхом на лошади. Сзади к седлу была привязана свора охотничьих собак.
В снегоходе вместе со мной ехали несколько местных жителей. Проводив охотника заинтересованными взглядами, они тут же начали объяснять:
— На охоту поехал. Соболя бить будет. Первый раз собак в тундру ведет.
Всю зиму местные мужчины растят щенков, а потом уезжают в тундру и подросших собак берут с собой. Толковых, способных к охоте оставляют жить. Остальным стреляют в ухо. После охоты из десяти собак в живых остается одна-две.
Я поморщился:
— Фу! Как вы можете? Жалко же.
— А чего? У собаки мясо чистое. И потом в тундре свои законы.
Водитель снегохода улыбался, Наверное, представлял себе вкус собачьего мяса. Мы помолчали, а потом я не выдержал и сказал:
— Злые вы тут, в Заполярье.
— Не-ет! У нас тут народ хороший. Добрые люди живут. А вот из тундры выедешь — там люди, говорят, не очень. Говорят, колдовства там много. Могут, говорят, даже так наколдовать, чтобы член не стоял. Все, говорят, от зависти.
— Ты когда-нибудь был по ту сторону Большой тундры?
— Никогда не был. И не хочу. Мне и дома хорошо.
2
А началось все с того, что мне позвонила девушка-немка по имени Соня. Она работала в газете, редакция которой квартировала в Мюнхене. Соне хотелось, чтобы я что-нибудь написал для ее газеты. А мне хотелось куда-нибудь из Петербурга уехать. Короче говоря, наши желания совпали. Немцы перевели мне денег, и я пошел покупать билеты.
План состоял в том, чтобы проехать с самого юга моей страны на самый север. И написать обо всем, что я видел. Не знаю, зачем это нужно было немцам. У нас в стране продать подобный репортаж нереально. Никого не интересуют трипы через русскую глубинку. А вот немцам интересно.
Стартовал я из города Кызыл, столицы Республики Тыва. Сам город был так себе, зато достопримечательностей в Кызыле было целых три. Во-первых — монумент «Центр Азии». Центр безбрежного континента находился именно в Кызыле и был отмечен крошащимся цементным монументом. Во-вторых здесь имелся буддийский монастырь «Цеченлинг». На его строительство российский министр по чрезвычайным ситуациям Сергей Шойгу из личных сбережений выделил $15 000. А в-третьих здесь есть единственная в мире шаманская клиника. Платите в кассу, проходите в кабинет, и реальный шаман с бубном и в короне из оленьих рогов будет прыгать вокруг, петь заклинания и всячески вас лечить.
Выехав из Кызыла на север, в течение следующих двух недель чего я только не видел. Я взбирался на вершину самого громадного в Азии кургана Салбык. И заглядывал в глубь знаменитой Кашкулакской пещеры, на дне которой живет злобный дух и где даже самые отпетые спелеологи сходят с ума в течение получаса. А кроме того, я перепробовал целую кучу странных блюд: жаркое из верблюжьего горба, шашлык из оленины, пельмени с грибами тундры и сырую рыбу по-ненецки…
Ах, эта рыба!.. она была нежная… не такая, конечно, нежная, как моя жена, но все-таки.
Наверное, это такие подростковые комплексы. Чтобы чувствовать себя мужчиной мне до сих пор необходимо… ну, если не открыть Северный полюс, то хотя бы съездить посмотреть, что же такое там открыли до меня?
Полет на полюс немцы не оплатили. Но маршрут вышел все равно ничего. За пятнадцать дней я проехал с самого юга на самый север моей громадной страны. От гималайских предгорий до Северного Ледовитого океана. Правда, неплохо?
3
Последним пунктом программы был Нарьян-Мар, столица Ненецкого автономного округа. Прибыть в этот город мне хотелось на чем-нибудь вроде оленьей упряжки. Но оленей в окрестностях Нарьян-Мара не было. Их уже отогнали на летние пастбища. Так что до города я добирался на снегоходе. За рулем сидел водитель из местных. Он сказал, что его настоящее имя мне все равно не выговорить, так что я могу называть его Эник.
Большую часть пути Эник молчал. Ехать было скучно. Тундра была бесконечная и однообразная. Лет семьдесят назад коммунисты попробовали согнать местные племена в оленеводческие колхозы. Кто-то подчинился, а одно ненецкое племя Ямб-То решило, что безопаснее будет исчезнуть. Ушло в Большую тундру и потерялось.
Беглецов искали НКВДшники с автоматами и ученые-этнографы. За ними посылали погони и следили со спутников. Но найти так и не смогли. В следующий раз Ямб-То появились только в 1986 году. Аборигены закупили чаю и сигарет и опять без следа пропали. Я же говорю: местные территории ОЧЕНЬ огромны.
Один раз Эник все-таки попробовал завести беседу:
— Во-он тот изгиб реки видишь?
— Ага. Вижу.
— Там в прошлом году грузовой вертолет упал.
— Да?
— Восемь мужчин умерло. Разбились они. А знаешь, что хорошо?
— Что же тут может быть хорошо?
— Хорошо то, что вертолет вез шоколадки «Сникерс». И водку в баночках. Как называется?
— Джин-тоник?
— Да! Отличный напиток! Двенадцать тонн водки и шоколадок! Наша бригада всю зиму вокруг этого места кочевала. Каждый день кушали и выпивали… Хорошо нам было.
4
До самого Нарьян-Мара снегоход добрался к пяти часам утра местного времени. День был серый, пасмурный. Этот день начался три недели назад, а закончиться должен был к середине августа. Тусклое солнце висело над Нарьян-Маром и недовольно морщилось. Солнцу предстояло, не заходя, освещать эту дыру еще несколько месяцев подряд.
Сам город немного напоминал Флоренцию. Нарьян-Мар тоже можно было весь обойти за полчаса. Правда, это было единственное сходство. Пойти некуда. Заняться нечем. Полдня я просто просидел на берегу северной реки Печоры. Около двух часов пополудни съел купленную еще в Перми банку ананасов. А около четырех почитал оставленную кем-то газету «Комсомольская правда» двухнедельной давности. От ананасов руки у меня стали липкие, а от газеты грязные.
Идти было совершенно некуда. Я смотрел на воду и думал о том, что за последние две недели видел не меньше десяти сибирских, уральских и приполярных городов. И все они по внешнему виду совсем не отличались друг от друга. Пять улиц вдоль и семь поперек. Почему так? Вон в Канаде или Австралии тоже просторы. Но там каждый городок или регион — совершенно особый мир. А у нас, куда ни приедешь, основной архитектурный стиль — тюремного вида бараки.
