Александр Гера - Над всей Россией серое небо
Боба выхватил из рук президента паспорт и побежал к такси. Таксист смекнул, что он лишний в этом сценарии, и, не дожидаясь своего клиента, дал газ. Только красные стоп-сигналы мигнули в серой мгле. Боба оглянулся и рванул к ближнему леску. — Ах ты, сучий потрох! — Перекосило лицо президента. Мгновение — и он в кабине самолета. — Руля! — заорал он, выволакивая шеф-инструктора из кресла. Взревел двигатель, мы заворожено следили за ускоряющимся бегом «аннушки» поперек взлетного поля. — Что он делает! — схватился за голову Главпальто. — Да уж… — едва нашелся главпотех.
Самолет почти настиг Бобу, когда тот споткнулся и выстелился под колеса. «Аннушка» проревела над ним. Боба шустро откатился в сторону, и, догадались мы, президент потерял его из виду: резкие тормоза, разворот на сто восемьдесят градусов, ускоряющийся бег и… каждому на роду написана хотя бы одна роковая ошибка. На полной скорости самолет во что-то ткнулся, сделал свечу носом в землю, и следом ахнуло в небо огненным столпом рванувшегося топлива. Яркое пульсирующее пламя на миг отделилось от зловещей, какой-то адско-зеленой кляксы под собою и опало.
— Мама моя, — первым опомнился Главпальто. — Двадцать кило ртути! Ходу, Петрович!
Президентский «мерседес» вынес нас со свистом под жесткой рукой главпотеха. Прочь отсюда, исчезнуть, раствориться… Бедный наш президент, бедный главюр, которому так и не удалось пожить в охотку на старости лет. По-человечески пожить. Мы не искали глазами Бобу. Чтоб ты околел, проклятый! «Мерседес» мы бросили, не доезжая окружного шоссе. Метров двести прошли пешком и поймали частника.
Нас ждал другой самолет, надежный, не аэрофлотовское корыто с его дурными вкусами и правилами, — «Швиссэровский» до Цюриха, а там видно будет, зря, что ли, столько наворочено…
Мы окаменели, когда у стойки регистрации увидели нашего сраного пинта. Он вальяжно пил «фанту» из баночки будто не по его вине погибли сегодня люди, которым он в подметки не годился. Длинное пальто без следов драмы, длиннющий шарф белой шерсти, который поутру мы приняли за обшлага генеральской шинели Олега Табакова из «Семнадцати мгновений весны». Боба походил на Дурова.
Он пил «фанту» и, судя по всему, собирался лететь в Цюрих. Едва объявили регистрацию, он направился в сектор таможенного досмотра.
— Козя… — хмыкнул главпотех. — Что делать будем? — шепнул в ухо Главпальто главпотех. — Не суетись, — ответил шепотом Главпальто. — Нам главное взлететь, а там видно будет… Загудел компьютер в голове главпотеха, вычисляя один истинный маршрут Бобы.
— Слушай, — приник он к уху Главпальто, — не мы одни провожаем Бобу. Вон те двое у табло, видишь, помахали ему, одного я знаю как облупленного, генерал гэбэ, до отставки на цековских папочки заполнял.
— И что это может быть? — оживился Главпальто. — Тише ты… Разрази меня гром, Боба от него чего-то на Запад перебрасывает. Смекаешь?
— Эге ж… — загудел и главпальтовский компьютер. Мы томительно выжидали исчезновения Бобы за кабинками паспортного контроля.
— Ребята, я остаюсь, — неожиданно раздался голос нашего осторожного главбуха. Он улетал позже нас в Лондон. — Ты чего, Арсентьич? — не поняли мы. — А что Арсентьич? — спрятал глаза под веки главбух. — Не станет «Оледа», еще что-то будет. У меня все чисто, отсижусь… — Да ты подумай лучше, — загорячились мы. — Танки у окружной, кровавая баня вот-вот. — Я свое отпарился. Мне что красные, что белые… До моей деревеньки танки не пройдут. Да и вам я еще пригожусь. И не это главное. Мне тот Лондон что есть, что не было кадка соленых огурцов дороже… Не верю я, что у мудаков наших что-нибудь получится. Отжили свое красноперые, не поддержит их народ. А что ж, пару автоматов своим пацанам да ящик гранат дам. Пусть поболе красноперых изведут. Вся вышла советская власть. Не уговаривайте. — Как знаешь, Арсентьич, — попрощались мы с главбухом, и он степенно понес свой объемистый живот на выход. Оно и верно, старому человеку ни берег турецкий, ни паспорт канадский не нужны. Мы когда-то с удовольствием сиживали под его штрифелями в саду над Жиздрой, а после знатной баньки наслаждались мочеными арбузами. А помидоры какие из бочки, а огурчики, а гусек копченый! Эх… Дай Бог тебе и твоим пацанам, умница, что попутно к дензнакам ты гранат наскирдовал. Мы двинулись на регистрацию. Прошли формальности. Наши кейсы остались нашими, никому не приглянулись. Мальчики в зеленых погонах позыркали, сличая фото в паспортах с нашими лицами — главное начальство страны, не меньше. Унизительно, оттого привычно. Боба не курил, мы расположились в салоне курящих. Он нас не видел, на его челе отложилась важность какой-то миссии, которую он с чувством глубокого удовлетворения выполнял. Швиссэровский боинг стартовал, взлетел, забрался на заданную высоту. Главпотех чего-то там нацарапал на листке из записной книжки, подтолкнул Главпальто и поднялся. — Пошли потрошить пиита. Мы остановились у кресла Бобы. Подобная немая сцена не под силу даже великому Гоголю: самолетов тогда не было. Наш пиит словно вымачивался в соляной кислоте.
— Здравия желаю, товарищ майор, — подбодрил его главпотех. Полковник Крюков.
— Здравствуйте, Борис Иванович, — добродушно улыбнулся Главпальто, — подполковник Званский. Боба — ни звука, только исчезал блеск его глаз, как у снулой рыбы. Сейчас помрет или обделается.
— Да не волнуйтесь вы так, — успокаивал главпотех. — Мы из группы прикрытия. — И шепнул Бобе на ухо фамилию генерала-габиста, страховавшего Бобу в Шереметьеве.
— Ничего не понимаю, — затрещали от напряжения костистые уши Бобы.
— И не надо, — позволил Главпальто. — Вы свою часть операции выполнили, честь вам и хвала, теперь наша очередь.
— Вот записка от генерала, — предъявил вещдок главпотех, — почерк, надеюсь, знаком? — И ткнул записку Бобе под нос.
— Я охреневаю, — застонал Боба.
— А вот это не надо, — уверенно запретил Главпальто. — Вы должны вести себя естественным образом и выполнять свою миссию естественным образом, согласно разработанному плану.
— Но как? — затряс головой Боба. — Здесь написано: «Подателю записки, полковнику Крюкову, сдать посылку в самолете», — а лично мне генерал велел сдать ее в аэропорту человеку в красном шарфе. Пароль — мой белый шарф.
— Мой красный шарф в кейсе, — заверил главпотех и улыбнулся. — Ход операции изменился. Стало известно, что в Цюрихском аэропорту вас ожидают Моссад и немецкая криминалполиция. Поэтому шарф спрятать, посылку сдать мне. Приказ генерала.
— Как хотите, мужики, я умываю руки, — полез Боба в карман пальто. Делал это он так резво и старательно, будто летел в личном самолете господина Примакова.
— Тише, тише, — прикрыл его от любопытных взглядов Главпальто. Соблюдайте осторожность. — И через секунду коробочка с ценным грузом очутилась в его кармане. — Вот и все. Мы как будто не знаем друг друга. Встреча ваша отменена, а дальше действуйте по старому плану.
— Счастливого полета, — кинул два пальца ко лбу Главпальто и оставил Бобу следом за главпотехом. — Похвастайся, — сказал он, усаживаясь в кресло. — Проза, Главпальто, ничто не ново в старом мире. Все те же ампулы АФП, дважды три — шесть. Сплавить мы его и без Бобы сможем. Мадмазель, — окликнул он проходившую стюардессу. — Ту джин энд тоник… Помянем нашего президента со товарищи…
Мы выпили, не чокнувшись, съели по обеду, подремали. Наши виллы ждали нас и дождутся, как дождались они многих россиян: партийных, диссидентов, хитроумных, сволочных, с секретными папками и «ноу-хау», с деньгами — обязательно с деньгами, СКВ, иначе виллы ждать не будут. Нас не мучила совесть, как не мучила она тех, кто в Техасе с кольтом, в Мытищах с кистенем, в Марселе со стилетом выходили некогда на проезжую дорогу сколачивать свой первый миллион. Она тем более не мучила их позже, когда биографы отмыли их лики и подрастающее поколение шло за ними такими светлыми дорожками в большой бизнес. Кому-то везло, а чаще соискатели первого миллиона упирались в невидимую преграду, отчаивались. Они раздумывали над поиском философского камня и ступали на объездные дорожки. Нет, без начального капитала в бизнесе делать нечего. Покидая самолет, мы и не подумали попрощаться с Бобой. Где-то через неделю мы читали о нем в газетах. Слава нашла его. Боба вернулся в Москву и, едва прошел формальности, кинулся звонить своему новому патрону:
— Товарищ генерал, докладываю: задание выполнено.
— Тты-ы здесь? — словно жаром полыхнуло в телефонной мембране.
— Да, товарищ генерал… — Боба славился поздним зажиганием.
— Козел, исчезни на время, потом сами найдем, — выдохнула жар какой-то обиды трубка.
— Понял… — неуверенно ответил Боба и ничего не понял. Он пробовал дозвониться заново и натыкался на противное «занято». На последнюю пятнашку Боба звонил Луизе. Привет, девочка моя. Почему не встретила? Здрасьте, — бархатно отвечала она. — Кто это?
