Райнхарт Юнге - Экскурсия выпускного класса
Молодым людям разрешили вернуться в машину. «Рено» тронулся, подъехал следующий автомобиль. Короткий взгляд полицейского, взмах руки – путь свободен.
Пахман с невозмутимым видом опустил стекло, положил руку на дверцу. Бросился в глаза перепачканный краской рукав рабочей одежды, самая их надежная маскировка. Небрежно откинувшись назад, человек со шрамом был само добродушие и уверенность.
Настала очередь «транзита».
Подошли двое полицейских.
– Послушай, друг, – громко спросил Пахман одного из них, – до бензоколонки здесь далеко? Еду уже на пределе…
Тот лишь пожал плечами.
– Понятия не имею, мы не отсюда…
Взгляд полицейского задержался на перекрестке, потом он неуверенно показал на юг.
– Если вам на Мёне, то дальше полно деревень. Как-нибудь дотянете!
Пахман довольно кивнул, небрежно отдал честь:
– Спасибо, шеф!
«Транзит» тронулся, свернул налево, миновал стоявшие там грузовики с пополнением – они проскочили
18
Тяжелый туристский автобус трясся уже вдоль Мёнезее. Восточнее Кёрбека по длинному узкому мосту он перебрался на южный берег и покатил вдоль озера в противоположном направлении.
У поворота, круто уводящего вверх к спортивной базе, водитель притормозил. В нерешительности смотрел он на узкую, обсаженную высокими елями дорогу. Уж очень узкой она казалась.
– Спокойно поезжайте дальше! – крикнул Олаф. – Я знаю это место. Там вверху есть где развернуться!
С шипеньем открылись двери. Ренату Краузе и Вейена вынесла наружу толпа напирающих учеников. С криком, смехом, то и дело толкая друг друга, все принялись разбирать багаж, а затем бросились штурмовать стеклянную входную дверь.
Маркус Эгерлунд, верзила в метр восемьдесят девять, самый высокий в классе, оказался первым. Держа в руках чемодан и огромный стереомагнитофон, он плечом толкнул входную дверь. Однако устремиться вверх по лестнице ему помешало неожиданное препятствие.
Перед ним стоял высокий, почти с него ростом худощавый мужчина лет шестидесяти. Редкие, гладко зачесанные назад волосы, слегка впалые щеки, поджатые губы. На нем были серая вязаная куртка, грубошерстные бриджи, серые шерстяные гольфы и лечебные башмаки на деревянной подошве.
– Вы загораживаете дорогу! – заметил Маркус, спиной сдерживая остальных.
– Знаю!
Они взглянули друг на друга в упор. Затем мужчина мягко, но недвусмысленно вытеснил Маркуса обратно во двор, пробился через толпу и отыскал глазами Вейена:
– Вы что, не можете привести в порядок этот сброд?
При слове «сброд» на лице роскошного Траугота появилось страдальческое выражение. Подобная лексика находилась вне его словарного запаса. Чуть позже до него дошло, что говоривший имел в виду его класс. Трау-гот собрался было запротестовать.
– Либо вы немедленно построите группу, как положено, либо тут же отправитесь восвояси. Мы здесь не в какой-нибудь черномазой деревне!
Не обращая больше внимания на Вейена, он направился к автобусу, где водитель как раз запирал багажные отделения.
– Вы читать умеете? – властным голосом спросил он шофера.
– Чуть-чуть, – ответил тот, выпрямляясь, – но если книжка с картинками…
Худощавый даже не улыбнулся:
– Внизу написано – проезд автобусам запрещен. Я не собираюсь каждый год асфальтировать заново площадку. Если в день отъезда вас снова сюда занесет, я заявлю в полицию. Ясно?
– Ну и рожа, – прошептал Оливер Клокке стоявшей рядом с ним Ирис, – вот в ком пропал настоящий фельдфебель!
– Внимание! – снова подал голос худощавый. – Моя фамилия Хольц. Я директор данной туристской базы. Чтоб вам сразу было ясно, здесь царит то, что называется порядком. Вы остаетесь здесь, ждете, пока мы с вашим учителем не распределим вас по комнатам. После этого группами входим в дом. Ставите свои чемоданы и застилаете постели. Потом до обеда комнаты наверху закрываются. Если пойдет дождь, можете собраться в дневном помещении номер три. Во всех остальных случаях место сбора здесь. Все ясно?
– С меня довольно, – заявила Стефания. – Если он будет продолжать в том же духе, у нас будет веселенький отдых.
Хольц повел учителей в дом. Справа, в холле, выходившем окнами на площадку у входа, помещалось нечто вроде конторки, служившей одновременно киоском: рядом с обитой зеленым дверью на зелено'м пластмассовом цоколе размещалась витрина, в которой выставлены были сувениры, почтовые открытки и всевозможные сладости. Три раза в день эта мини-лавка открывалась на полчаса – скромный дополнительный доход, от которого, как правило, никогда не отказываются на турбазах.
Для Вейена пребывание здесь началось с разочарования.
– Парней у вас десять?
Хольц задумался над схемой размещения.
– Скверно. Им остается лишь восьмиместная комната.
Еще раз взглянув на схему, Хольц сказал:
– С другим классом я не смогу разместить двух лишних. Они передерутся. Будет лучше, если вы откажетесь от отдельной комнаты и поселитесь с двумя другими учителями в комнате напротив. Тогда эти двое разместятся в вашей комнате.
– А нельзя поставить еще две кровати в восьмиместную?
– Исключено. Слишком тесно.
На улице Вейен согласно указанию выстроил класс. Когда он сообщил, что двое ребят будут размещены не в общей комнате, а «в другом месте», раздались возгласы негодования.
– Свинство.
– Мы хотим быть все вместе.
– Вот уж точно – здесь дерьмовая лавочка.
– Олаф! Кретин, как ты мог рекомендовать эту конюшню?
В конце концов первым смирился Илмаз:
– Хорошо, приношу себя в жертву. Кто еще?
Молчание. Что у них будет отдельная комната, Вейен сознательно не упомянул.
Когда желающих больше не нашлось, Траугот вызвал итальянца:
– Бруно, пойдешь вместе с ним в тридцать вторую. Понял?
Лицо Бруно выразило все, что угодно, кроме восторга. Он схватил свой чемодан, бросил на Вейена испепеляющий взгляд и, вздохнув, отправился за Илмазом вверх по лестнице.
– Ты только подумай! – воскликнул Илмаз. – Комната на двоих. С видом на озеро! Как тебе это нравится?
Бруно швырнул чемодан в угол, потом сказал, не глядя на турка:
– Я тебя об одном прошу – не приставай ко мне со своими идиотскими разговорами!
19
Эвелин Пфайфер подошла к окну. Ветер по-прежнему гнал серые облака над окрестностями Ахена. Однако не похоже было, что пойдет дождь.
Она закутала свою восьмимесячную дочурку в меховой мешок, потом усадила в спортивную детскую коляску на высоких колесах. А вот пятилетний Эрик упрямо отказывался надеть голубое зимнее пальтишко с нашитыми пингвинами: оно казалось ему слишком жарким. Смирился он только тогда, когда мать выставила на циновку желтые резиновые сапоги. Теперь он по крайней мере мог шлепать по всем лужам, не опасаясь то и дело, что его призовут к порядку.
Женщина одела стеганое пальто в крупную желтую и коричневую клетку, заперла входную дверь, подергала на всякий случай ручку. Лишь через час с лишним ей предстояло кормить маленькую, а потом заняться приготовлением обеда.
Эрик между тем пересек узкую боковую улочку. На плохо заасфальтированной обочине осталось несколько огромных луж. Издав ликующий крик, мальчик прыгнул в самую середину.
– Эрик, пошли!
Эвелин Пфайфер покатила коляску вниз по дороге, ведущей вдоль лугов и зарослей кустарника в Штольберг. Потом она собиралась повернуть налево, в Краут-хаузен, чтобы оттуда вернуться домой по большому кругу.
Эрик обогнал ее, изображая самолет, руки он раскинул в стороны, губами пытался изобразить шум мотора. За последним домом, где начинался луг и сужалась дорога, он пошел на посадку и приземлился точно перед деревянным желобом, возле которого столпилось несколько коров.
Не выпуская сына из поля зрения, мать с коляской медленно шла следом. День начался так же, как многие-многие другие, и скорее всего он так же и закончится. Вид тоже был надоевший. Вечно эти коровы, живые изгороди, одна и та же дорога.
И тут взгляд ее упал на автомобиль.
Он стоял примерно в двадцати метрах от обочины. Светло-голубой «БМВ» с кёльнским номером.
Не спеша подошла она к машине. Никто не сидел за рулем, внутри было пусто. Больше ничего нельзя было рассмотреть сквозь запотевшие стекла.
Теперь и Эрик добрался до автомобиля. Обеими руками он попробовал открыть заднюю дверцу. Когда у него не получилось, побежал назад, чтоб попытаться открыть багажник. Затем пролез между «БМВ» и живой изгородью.
– Оставь, сокровище, это не папина машина!
Эрик послушался. Но уже собираясь бежать, вдруг обнаружил в траве блестящий предмет. Похож на маленькую ракету, у которой отпилили верхушку.
– Эрик! – теперь уже громче позвала мать. Мальчик наклонился, схватил интересный предмет и
быстро сунул в карман. Мать не любила, когда он что-то подбирал на улице, а потом разбрасывал находки по комнате.
