Масахико Симада - Любовь на Итурупе
Незаметным образом я перешел к монологу. Конченый мужик среднего возраста приплыл на остров, а мальчик, у которого все впереди, уплывет с острова и отправится в Америку или куда захочет.
Нина так соскучилась, что даже меня приветствовала как родственника, с которым давно не виделась. Она обрадовалась, что мы подружились с ее братом. У Марии Григорьевны был день рождения, и, узнав об этом в последний момент, я прибежал на праздник с горбушей в руках вместо подарка.
– Не думала, что снова встречусь с вами.
– Вот решил зайти к вам, чтобы не умереть от тоски.
– Вы действительно собираетесь жить на острове?
– Да, я тебя не обманывал.
– Значит, и в Саппоро меня отвезете?
– Если мне разрешат вернуться в Японию. Сколько ты собираешься здесь пробыть?
– Пока не знаю. Работу в гостинице я бросила.
– Решила, что так будет лучше?
– Да. Я же в Саппоро поеду.
Благодаря приезду Нины в моей жизни на острове появилась новая надежда. Или пока рановато об этом думать? Я всего-то второй раз в горной хижине, но на душе у меня царило такое спокойствие и умиротворение, будто я вернулся туда, где часто находил приют. В хижине была свободная комната для гостей, а в сердце матери, дочери и сына – готовность принять гостя как члена своей семьи. Меня воспитали приемные родители, и я с детских лет привык жить с чужими людьми. Но Мария Григорьевна принимала меня так тепло, как принимают только старого друга или родственника.
Нина приготовила гречневую кашу с грибами, которые собрала в лесу. Я порубил ножом хрящи и молоки горбуши, посолил и заправил луком, – вот и холодная закуска. Блюдо айнской кухни, которому меня научил старик Эруму. Под дрожащим светом лампы мы начали праздничный ужин в честь дня рождения Марии Григорьевны. В горной хижине не было электричества. Раньше работал бензиновый генератор, но три года назад он сломался. Чтобы зарядить аккумулятор маленького переносного радиоприемника, Косте приходилось крутить ручку динамо-машины. Он находил для меня японские станции в FM-диапазоне, и я слушал новости из Японии.
Мария Григорьевна попросила Нину перевести то, что ей не удалось объяснить мне при прошлой встрече.
– Этот остров – рай для мертвых. Их души могут отдохнуть в густых лесах. Ты ведь приехал сюда, чтобы встретиться с мертвыми?
«И не собирался даже», – хотел было сказать я, но Мария продолжила, опередив меня:
– Я давно знала, что ты придешь в этот лес. Тебе, вероятно, кажется, что ты оказался здесь случайно, но так распорядилась судьба. У тебя доброе сердце. Жаль, что Нина раньше не встретила такого человека, как ты. На острове полно людей, которые погрязли в своей похоти. Грешат и не ведают, что творят. Когда-нибудь это вызовет раздоры и столкновения. В живых останутся только такие, как ты. Прошу тебя, разгляди свою судьбу и стремись к светлому будущему. Ты сможешь вернуться туда, куда должен вернуться. Я хотела, чтобы ты знал об этом.
Я так и не понял, что она пыталась сказать мне. Так растерялся, что даже не смог ничего ответить. Нина посмотрела на сонное лицо матери и прошептала:
– Когда приходит ночь, голоса мертвых становятся громче. В лесу обитает бесчисленное количество душ умерших. Они разговаривают с мамой. Ты слышишь? – Нина ожидала моего отклика. Но я ответил, что потерял эту способность, пережив смерть отца и матери. Да и к жизни в лесу я не был приспособлен.
Мария Григорьевна что-то быстро сказала дочери, пожелала мне спокойной ночи и собралась спать. Она тяжело поднялась со стула и медленно прошла мимо меня. От нее пахло грибами. Было только девять вечера. Ведьмы рано встают и рано ложатся? А может, по вечерам она общалась с душами мертвых? Костя поел и погрузился в свой мир, слушая радио.
Ветер с моря не утихал ни на минуту, он приглаживал заросли бамбука, будто расчесывал непослушные волосы, раскачивал ветви деревьев и шуршал листьями в лесу.
Лунный свет то и дело пробивался сквозь тучи, и пляшущие на ветру деревья во дворе отбрасывали причудливые тени. Тени превращались то в камлающего шамана, принявшего звериный облик, то в спящую на ходу женщину с длинными развевавшимися на ветру волосами. Сквозь щели в окнах и через дымоход ветер проникал в хижину, нашептывал что-то на ухо. Голоса леса напоминали крики торговцев на рынке. Как будто ветер каждую ночь заключал тайные сделки с деревьями.
– Почему вы живете вдали от людей?
– А вы знаете, что они говорят о маме?
– Что она ведьма?
– Мама видит, даже если ей этого и не хочется. Кто лжет, кто кого любит или терпеть не может. Что случится в будущем.
– Ее предсказания сбываются?
– Да. Хорошим предсказаниям радуются. Но плохие приносят боль.
– Наверное, все надеются, что плохое не сбудется.
Нина откашлялась, будто приготовилась рассказывать что-то недоброе.
– Рыбаки перед выходом в море просят маму погадать, хороший ли будет улов рыбы или крабов. Они никогда не благодарят ее, если все складывается удачно, как она и предсказывала. Но если сбывается дурное пророчество, рыбаки начинают обвинять маму в том, что она их сглазила. А мама не может насылать порчу. Это дело духов. Когда все идет хорошо, мама ничего не говорит. Однажды она почувствовала, что на острове произойдет убийство. Увидела, как муж, узнав, что жена изменяет ему, застрелил ее из охотничьего ружья. Мама сказала женщине, которой суждено было быть убитой: «Беги, иначе муж убьет тебя». Но, услышав такое, женщина, сговорившись с любовником, убила мужа. Ее поймали, и в милиции она дала показания: «Мария Григорьевна предупредила меня: если не убьешь мужа, он убьет тебя». С тех пор стоит на острове произойти чему-нибудь плохому, люди обвиняют в этом маму.
Действительно, многие обладатели особого дара, позволявшего видеть судьбу, издавна плохо ладили с окрестными жителями. Всегда хочется, чтобы было так, а не иначе, но гадания и предсказания часто не совпадают с желаниями.
– Раз ты дочь Марии Григорьевны, ты тоже слышишь голоса мертвых и можешь узнать судьбу?
– Раньше слышала, теперь нет. А Костя слышит. Он поэтому и радио включает, чтобы голоса заглушить. Костю ждет испытание. Ему самому придется решать, развить в себе сверхъестественные способности или забыть о них.
– А почему ты отказалась от этой удивительной силы?
– Мне было тяжело. Если не развивать способности со всей серьезностью, можно навредить себе. Все равно что броситься в бурное море, не умея плавать. Костя пока не научился управлять своей силой. Я тоже страдала, когда была подростком. Жизнь на острове стала невыносимой, я замкнулась в себе. Все считали, что я тронулась умом, а я всего лишь пыталась рассказать людям о том, что слышу и вижу. Мне казалось, мертвые толпой бросаются на меня, пытаясь растащить мою душу на куски. Как называется, когда народ нападает на магазины и разворовывает товары?
– Мародерство?
– Да. Мне казалось, что мертвые, как мародеры, разворовывают мою душу. Учительница в школе посоветовала сходить в больницу. Говорила, что у меня душевная болезнь. Мама была против. Подростком она так же мучилась, как и я. Мама сказала, что глубоко во мне прячется великий дух. И что мне самой решать, жить вместе с ним или избавиться от него. Если я выберу первое, мне надо будет остаться на острове и учиться у мамы и старика Эруму. А если же жизнь с духом не по мне, я должна уехать с острова, пойти в больницу и заглушить лекарствами его силу. Я решила уехать. У меня была мечта: работать в Японии. Я закончила школу и поступила в Хабаровский университет. У меня появился друг. Он, как и я, страдал от того, что творилось в его душе. Он превращал безумные мысли, отражавшиеся в зеркале его разума, в стихи. Благодаря ему я поняла, что становится легче, когда ты можешь облечь свои чувства в слова. Мы обменивались друг с другом стихами, в которых пульсировало наше безумие. Стихи оказались хорошим лекарством.
Нинин рассказ напомнил мне о моих юных годах, когда я пачками отправлял своей любимой, которая находилась по ту сторону океана, стихи, рожденные моими фантазиями. Я еще сильнее проникся к Нине дружеской симпатией. Мы с ней одного поля ягоды: Нина, рожденная на этом острове, все равно что ссыльная, а я – вечный изгой – продолжаю бесконечное путешествие, начавшееся, когда я попал в чужую семью. Неудивительно, что мы подружились. Быть в ссылке или изгнании – не такая уж редкость. Многие из тех, кто по счастливой случайности не испытал ни того, ни другого, в конечном счете разрушают себя: одни перестают выходить из дома, другие кончают с собой. Тому, кто знает историю, известно: большинство из тех, кто хотел создать что-то новое (будь то государство, религия или произведение), не раз подвергались изгнанию или забвению, им знакомы лишения и потери.
Из дальней комнаты слышалось дыхание Марии Григорьевны, будто из ее тела со свистом вырывался ветер. Кажется, Костя тоже уснул, выключив радиоприемник В запотевшем стекле смутно отражалось Нинино белое лицо. За окном – ультрамариновая ночь. Я смотрел на Нинино отражение и прислушивался к музыке ночи, которую исполняли прилив, ветер и сверчки.
