Костас Варналис - Дневник Пенелопы
Я обошел Океан с другой стороны и, пройдя под ногами Атланта, который поддерживает небо плечом, вернулся в наш мир, маленький и лживый, в мир тления, смерти и слез.
Он говорил без конца, а я слушала как зачарованная, полусомкнув веки, словно утомленный Персей, который, убив Медузу, растянулся под дубом средь бела дня и, удовлетворенный, постепенно уходит от действительности и погружается в сновидения, не выпуская из рук окровавленного меча.
Не знаю, сколько времени я его слушала. И не помню всего, что он мне говорил.
Когда я очнулась, дневная звезда уже закатывалась. Нахмурив брови, я накупила у него разных помад и булавок. А он, коснувшись моего мизинца ногтем, прошептал:
— У меня есть волшебная трава Протея. С ее помощью старый морской бог превращается в рыбу, водоросль, воду, огонь — во что захочет. Он нашел ее когда-то в Атлантиде, на самом дне Океана, в серебряной пещере своих дочерей.
Его дочь Эйдотея украла один корень и передала его мне в ту ночь, когда я потерпел кораблекрушение у одного из рукавов в устье Нила. Она же и научила меня, как с ним обращаться… Но я его не продаю.
— Не продашь даже мне?
— Тебе я его дарю. Когда ляжешь в постель, пожуй один листок. И он принесет тебе мужчину, какого только захочешь. Хоть бога.
— И Гермеса?
— И Гермеса! Но это может случиться только после полуночи и если окно твое будет открыто.
Я ему не поверила. И окон не растворила. Просто позабыла их закрыть! И назло повесила с перил выходящего в сад балкона веревочную лестницу.
До полуночи я не находила себе места. Очень нервничала. Я искупалась, натерлась самыми дорогими благовониями. И легла в постель, держа в руке магическое растение. Заметив, что окна и балконная дверь открыты, я решила закрыть их. Попозже. Было так душно, а мне хотелось свежего воздуха!
Время словно остановилось. Сердце мое билось все сильнее и сильнее. Растение жгло мне пальцы. Я не могла удержаться, и то и дело вставала смочить губы вином. Сначала изредка и понемногу, потом все чаще и больше. Сама не знаю, сколько выпила. И захмелела.
А когда на верхушке высокого тополя прокричала сова и ожерелье Плеяд поднялось высоко, я положила в рот один листок и прошептала так тихо, что сама не расслышала своего голоса:
— Сын Зевса и Майи, славный предок Одиссея…
Я не успела ничего больше сказать, как вдруг на балконе возник его божественный образ. Я закрыла глаза, не владея больше ни телом своим, ни мыслями, ни дыханием. Я чувствовала его присутствие и его силу, не видя его. И так до самого рассвета. Тогда я разомкнула веки. Рядом со мной лежал бродячий торговец.
— Да, я предпочитаю принимать человеческий образ… Закрой глаза.
И нежно провел большим пальцем по моим трепещущим векам.
— А теперь открой их!
Это был сам Гермес. Но я не могла его рассмотреть. Видела только свет, от которого было больно глазам…
— Превратись опять в торговца, — шепнула я ему. — Не могу!
— А теперь, любимая, прощай.
— Я оставлю тебя во дворце.
— А я уйду, как ветер, через окно.
— Тогда завтра…
— Нет! Послезавтра. Через день: во вторник, в четверг и в субботу.
— А в остальные дни?
— Я держу совет с великими богами на Олимпе.
Прошел месяц… и вот уже пятый день, как он не приходит.
Я отправила на поиски Долия и Мелантия. Нигде!
Вчера его нашли убитым у Злого моря.
Не помогало больше магическое растение. Я так сильно горевала, что слегла.
Когда я рассказала о своем горе Мирто, которая ухаживала за мной, она ничуть не удивилась. Только спросила:
— По каким дням он к тебе приходил?
— По вторникам, четвергам и субботам.
— По понедельникам, средам, пятницам и воскресеньям он приходил ко мне.
К моей рабыне — на один раз в неделю больше!
Антиной
Как пригодилась тренировка! Я упражнялась в фехтовании, чтобы не скучать и не полнеть, чтобы не расплывались линии тела и не утрачивалась его гибкость. Мне хотелось быть храброй, как мужчина. Но мне и в голову не могло прийти, что придется драться с кем-нибудь на поединке.
Дней десять тому назад меня разбудили звуки трубы, крики с мола и топот сандалий бегущих к морю.
Я вышла на террасу посмотреть, в чем дело. У края пристани стоял фрегат с раздувающимися алыми парусами, похожими на павлиний хвост. Он только что бросил якорь, и с палубы прыгали вооруженные воины, словно готовились к бою. Их было около тридцати. Многовато! И без моего разрешения.
Под конец потихоньку, как невесту, спустили по трапу белого, как жасмин, жеребца с золотой сбруей, бархатным седлом и желтыми, крашенными шафраном, копытами! Когда он сошел на песок, четыре человека не могли с ним справиться. Он сердито ржал и вставал на дыбы, пока на него не вскочил и не сжал сильно ногами — кто? — Антиной! Богатейший и красивейший в государстве сынок архонта. Но и самый глупый! Зачем он сюда пожаловал, да к тому же с вооруженными молодчиками?
В порту собралась большая толпа зевак. Они с восхищением глядели на Мессию.
Когда этот красавец с видом завоевателя направился к городу, из толпы кричали:
— Добро пожаловать, сын Эвпейта, гордость нашего острова, надежда народа!
А кто-то даже выкрикнул:
— Да здравствует наш царь!
Ничего себе! Приехал, чтобы стать царем, под видом жениха, вооружившись не только красотой и богатством, но и мечом! Так ему вздумалось! Целует и бьет! Только молодечество у него показное!
Когда Одиссей собирал храбрецов на войну, этот красавчик удрал и скрылся у себя на Кефаллинии, подобно Эвримаху, спрятавшемуся под материнским подолом. Раз уж им удалось спасти свою шкуру, а опасность возвращения царя все уменьшается, они опять явились свеженькими, как огурчики, и хотят жениться на мне, чтобы захватить престол! Они требуют, чтобы я отдала им государство со всеми богатствами, а вместе с ним и самое себя, сокровище сокровищ и царство царств!
Этого новичка я хорошенько обработаю. И не допущу встречи с тем, другим, пока не запятнаю его так, что ему всю жизнь придется оттирать рыло.
Я быстро спустилась с террасы и велела Долию с десятью дворцовыми ликторами задержать их на площади.
Там Долий преподнес Антиною от моего имени серебряный поднос с караваем хлеба и солью и сказал, что я жду его во дворце, желая оказать гостеприимство, пока будут приводить в порядок его дворец.
Ему же только этого и надо было! Покручивая ус и улыбаясь, он свернул с дороги.
Ворота сразу отворились, и он въехал верхом на коне в сопровождении своих воинов.
Две мои доверенные служанки, Мирто и Хрисанфи, встретили его и провели в баню. Долий принял жеребца и отправил на конюшню, а воинов — в казарму.
В бане ждала его я. Первым долгом я приветствовала его, а потом, по обычаю, собственноручно вымыла, не говоря ни слова и не давая ему открыть рта — и глаз! Я хорошенько отскоблила его золотой скребницей, обмыла горячей водой, а потом натерла благовонными маслами, накинула на него новый хитон и уложила на мягкий диван отдохнуть.
Прежде чем уйти, я передала ему два ключа:
— Это от твоей комнаты, а это от моей: честь и смерть. С первым ты найдешь ночью покой, со вторым войдешь в вечную ночь, от которой нет пробуждения. Когда будешь проходить мимо моей комнаты, положишь ключ у порога. Кто посмеет переступить его (а его еще никто не переступал), оттуда уже не выйдет.
Он молча засунул оба ключа в карман. Он уже остыл. Я сломила его дерзость!
Поздно вечером мы сели за стол вдвоем, друг против друга.
Он пил, пила и я. Он недоумевал. Во дворце его молодчики ели и пили вместе с моей стражей. А опьянев, стали приставать к моим людям:
— Породнимся с помощью богов!
Мы сидели в зале одни и молча ели. Когда юноша попытался заговорить, я его оборвала:
— Я буду спрашивать, а ты отвечать! Зачем ты явился на Итаку?
— Жениться на тебе. Раз ты не хочешь выйти за другого — и правильно делаешь, — выйдешь за меня, я же лучше всех.
— Так тебе кажется. Но ты скоро поймешь, что лучший из мужей — это я. Поэтому мне не нужен супруг; мне нужны слуги. Тебя я пригласила во дворец, чтобы сделать другом и чтобы ты не вошел в сговор с бесстыжим сыном Полиба. Это в твоих интересах. Как друг, ты многое выиграешь, как жених, то есть враг, ты потеряешь все. Подумай!
Когда стемнело и мои служанки зажгли факелы, множество теней заплясало вокруг нас и на нас — и в его голове. Вино подействовало. Я была все время начеку. Я встала с места, он тоже послушно поднялся.
— Спокойной ночи.
Он вынул ключ от моей комнаты и протянул его мне:
— Он мне не нужен.
— И мне! Дверь моей комнаты всегда открыта, — ответила я ему жестко.
Ночью дворец и весь мир погрузились в бездну тишины, и я услышала в коридоре тихие шаги. Это был он. Но он не остановился ни у моей комнаты, ни у своей. Пошел дальше, к комнате Мирто. Толкнул дверь. Она была открыта.
