Геннадий Баннов - За огнями маяков
Дошел до улицы Ленина, и повернул на Кирова. Сколько раз проходил он здесь, возвращаясь после одиннадцати из спортивной школы. Иногда шли вдвоем, втроем — провожались. Подружился с полутяжеловесом, обладателем сильнейшего правого удара Юрой Карповым, студентом авиаинститута, человеком веселым, юморным. Остановятся на завороте, у росстани, — и ну комментировать бои на проведенных спаррингах. Особенное внимание Юра обратил на бой Олега с плюхачом Рубцовым, крепко накачанным штангой, видел, как Олег разделал его по всем правилам. Но он не знал, что на предыдущей встрече Олег нахватал от него тяжелых плюх и сделал выводы…
Юра только что прочитал небольшую книжку Бориса Денисова «Бокс» и был потрясен: какие точные советы давал этот московский тренер. Рассказал Олегу. Потом принес, дал почитать. В отсутствие тренеров, что бывало нередко, занятия в школе они строили по советам этого Денисова.
Однажды составил ему компанию смуглый кудрявый башкир из молодого пополнения, Фарит из пищевого техникума. После тренировки и трудного спарринга пребывал он в лирическом настрое. По дороге рассказывал, как однажды услышал игру соседа на скрипке: «Играл он русскую песню «Не брани меня, родная». Ах, как играл!.. Какая была мелодия! Поверишь ли: чуть не заплакал…» Парень направлен был в Учалы и скоро уехал, и больше Олег его не встречал. Как-то услышал небрежно кинутые слова: «Боксеры — грубый народ и неотесанный» и возмутился. Сразу вспомнил тогда этого молодого башкира: нет, не грубый народ боксеры!
Чаще других в качестве попутчика прилипал к нему Женька Леконцев. Как он прибился к боксу? И еще попал в спортивную школу! По дороге рассказывал, как он вечером на улице — то этому врезал, то другому. Однажды увидел Олег, как Женька ехал на трамвае, на «колбасе», чтобы не брать билета, и милиционер бежал за тронувшимся трамваем, чтобы его снять, а тот тычками наносил служивому в лицо удар за ударом и, в конце концов… уехал!.. На Олегово замечание он ответил: «А че с ними чикаться!» Олега звал он Олеженькой. И тут же, впрочем, речь свою пересыпал матерными словами. Как-то похвастался, что сочиняет стихи. И прочитал их по памяти:
Один человек — человек,
Два человека — люди.
Одно яйцо — яйцо,
А два яйца — м…
Позднее, когда окончательно забросил бокс, он как-то пожаловался:
— У меня, Олеженька, светлая мечта была: стать чемпионом Советского Союза. Но дорогу мне перешел Гарик Лобов…
Чемпион страны, между прочим. Он и не таким «перешел дорогу».
В приближении к дому, к общежитию, в предвкушении скорого уже отдыха приятна была Олегу растекавшаяся по рукам и ногам легкая истома — аж мурлыкать хотелось!
9. Христосоваться — значит целоваться!
Замполит Софья Павловна, улыбаясь, встретила парней, велела рассаживаться. Сидящий рядом Турдакин, в отличие от нее, был строг и принципиален. Учился в техникуме последний год, как и Олег Сибирцев, только в параллельной, восьмой группе паровозников. Но солиден-то. Не подступись! Возрастом, правда, постарше многих из ребят. Вступил в партию. По предложению парторга на очередном собрании его избрали комсоргом техникума. По своему списку он проверял явку приглашенных, проводил беседы. Инициативно задуманное мероприятие проводил в жизнь. Говорил, смягчая шипящие:
— Наступила весна, народ выщел на улицу, особенно молодежь: гуляет допоздна. Но на улицу выщли и хулиганы, шпана разная. Нужно наводить порядок на улицах. Нам это надо в первую очередь. Ну, там где мы живем, в нащем микрорайоне. Вот и создадим неболыцой отряд из десяти-двенадцати человек. Командовать поручим нащему фронтовику Степану Некрасову. Оденете на рукава красные повязки, щтоб люди видели, щто не сами вы по себе, а — от общественности…
И стали ходить. День ходили, два ходили. Пошли на третий. По улицам Чернышевского, Кирова, Достоевского. Рассредоточились. Авангард отряда Некрасов и Валера Беляев вышли на троицу гуляющих парней. Хотели пройти мимо, да те не пропустили, развернулись и:
— А-а, железнодорожники! Вот где встретились!..
Подошли. Один из них, крепкий, с серой копной волос и редкими зубами, стал напротив Некрасова. Ни слова не говоря, качнулся влево, ударил по печени. Некрасов охнул, согнулся. Помощник его, Валера Беляев, уклонившись от удара другого парня, обернулся и крикнул:
— Сюда, ребята! Сюда!
Услыхали Олег с Гошей Цаплиным, побежали туда, где образовалась неожиданная свалка. Двое нападающих оставили Беляева, отступили. Третий вышел вперед, этот, кажется, никого на свете не боялся. Олег остановился. Перед ним стоял в кожаных перчатках… Ерыгин! Собственной персоной!
— А, это ты, Юрка! Твоя работа? — кивнул на подымающегося Степана Некрасова.
— А щ-ще такова? — Ерыгин отозвался сквозь зубы. Он прямо сверлил глазами.
— Разбойничаешь на дорогах? Ну, держись тогда! — Выставив плечо и приподняв правую руку, Олег сделал шаг и финт, как перед началом атаки.
Ерыгин резво отпрыгнул. Развернулся круто и побежал. Олег за ним следом. Вот она, спина его, голова, можно охватить шею, можно подножку дать, но Ерыгин прибавил скорости. Вообще бежал неровно: то ускорял, то, наоборот, замедлял бег. Хотел ли измотать, оторваться ли от преследования. В крайнем случае увести железнодорожника подальше…
«Ах, вот ты как? Ну, держись тогда!» Олег сделал спринтерский рывок, и шевелящиеся лопатки убегающего приблизились — вот они… Олег еще прибавил скорости и с разгону, всей массой толкнул бегущего в спину… И тот, получив непредвиденное ускорение, — ноги его не поспели за летящим телом, споткнулись, — полетел щукой и пробороздил прикатанную и прибитую сухую землю. Руками, животом, лицом… И лежал поверженный, не вставая. Дрожал его голос:
— А-ах, ты… с-сука! Убью ж я тебя! Прирежу, в рот меня!.. — скулил, не подымаясь.
Доводилось Олегу слышать такие поганые слова и такие угрозы. Подбежали ребята с повязками дежурных. Подошел пришедший в себя Степан Некрасов. Побледневшее лицо его было мрачным. Завернул Ерыгину руки, связал, поднял выпавший большой складной нож.
* * *— По печени, говорите, ударил? — спрашивал милиционер Кировского отделения. — Ну-ка, что за боец, дайте его рассмотреть. А то все говорят: кто-то останавливает, грабит, предварительно бьет по печени. Ну-ка, ну-ка, что за боец такой?
Лицо Ерыгина было в крови и в грязи, рубашка на локтях и на груди порвана. Оказывается, в милиции он состоит на учете. Составили акт, задержали этого бойца в отделении. И вызвали спецмашину — «воронок».
В общежитии Гоша Цаплин рассказывал, как задержали главного хулигана. Девятая группа интересовалась подробностями, но Олег отмахивался, отсылал к Гоше.
Олегу надо было разузнать кое-что. Интересовало его значение слова «христосоваться». Сегодня суббота прошла уже, ну, а завтра… Завтра будет воскресенье. Не рядовое еще, Пасха. Олег помнит, как до войны в этот праздник мама пекла пирожки с мясом, варила яйца и красила их луковой шелухой… Но вот главное: его пригласила Леночка. Сказала, приходи — похристосуемся. Вот… А что оно такое, что за слово — узнать бы в точности. Гоша не знает. Других спрашивал — пожимают плечами. Высказывают разные нелепые предположения. Отличник Юра Лысенко и тот в недоумении: впервые, говорит, слышу. И легли спать, погасили свет, в темноте для приличия поговорили. Вскоре тут и там расслышались храпушки.
Долго ли спал, не долго ли, Олег проснулся от того, что кто-то широко распахнул двери и включил свет. Стоял на пороге рослый парень, читинец Костя Козлов из соседней комнаты. «Забайкальский рыжий хорь» — так его не очень любезно зовут ребята. Учится плохо, держится на списывании да на подсказках. Но преуспевает с женским полом. Похоже, только что заявился с гулянья.
— Олег! Не спишь ты? Это тебя, что ли, интересует слово?
— Какое?
— Христосоваться?
— Ну! — Недовольный тем, что разбудили, Олег отвечал односложно. К тому же, он и не рассчитывал на удовлетворительный ответ этого волокиты и бабника. — А кто сказал тебе?
— А все говорят, вся комната говорит, что тебя это шибко интересует.
— Ну, интересует…
— А дак завтра же Пасха, ты что, не знаешь? Тебя, наверно, пригласили?
— Пригласили…
— Твоя Леночка, поди?
— Ну, вот. Все уже все знают! — Олег про себя чертыхнулся.
— Ну и, значит, поцелуешь ты ее завтра! Похристосуешься. Это я тебе предсказываю, уж поверь мне. Христосоваться — значит целоваться. Я поздравляю тебя! — Костя подошел ближе и протянул руку для пожатия, но Олеговы глаза уже были закрыты. — Олег, у тебя случайно нету хлеба? — вдруг поинтересовался Костя Козлов. Где-то кого-то провожал долго, проголодался.
