Виталий Вир - Бабло пожаловать! Или крик на суку
Но происходящее во сне переменилось одно другим и Рамсес оказался на плоской крыше, откуда раскрылся чарующий вид на белоснежные охапки облаков. Остановившись, он принялся их с любопытством осматривать, пока не заметил на краю здания знакомый силуэт парня с синдромом Дауна. Тот сидел так же — спиной к нему, но теперь его ноги свисали вниз.
Рамсес побежал к нему, по пути громко ругаясь (удивительным образом сам не понимая, о чем и на каком языке говорит).
Когда он остановился рядом с парнем, между ними, как уверовал Рамсес, завязался спор и Рамсес, что-то возмущенно поясняя, начал размахивать руками. Хотя, парень сидел молча, лишь обратив на него дружелюбный взгляд. Он продолжал злиться сверху, а «собеседник» внимательно смотрел снизу и улыбался. Когда Рамсес, наконец-то, замолчал, уже ничего не мешало обратить взгляды друг на друга. Парень с синдромом «Дауна», явно не понимая, что от него хотят, широко улыбнувшись, посмотрел в глаза Рамсеса, пытаясь хотя бы в них отыскать то, о чем только что ему говорил он.
В отличие от сердитого Рамсеса, на лице парня не было ни злости, ни каких-либо признаков тревоги. Напротив, угадывалось счастье в глазах — они были наделены какой-то магической волей, обладая которой можно всегда и в целом только радоваться.
Определенно, Рамсес никогда с такими, как этот парень, не встречался. Он не был красив и выглядел обычно, как и многие с синдромом Дауна. Но в нем определенно было то, что невозможно приобрести, постигая жизнь в социуме. Этот парень был наделен природным естеством. Вроде бы такие же, как и у других, глаза, но они изобиловали открытостью. В них невозможно было увидеть лукавство. Они не знали, что такое подозрительность, предубеждение, и еще много чего, чем мы наполняем взгляд в процессе жизни. Глаза у парня были просты и обворожительны, как сама природа. И еще — его взгляд сохранился, как у младенца. И это, подумал Рамсес, было даровано ему, как самому непорочному среди живущих на Земле.
Рамсес почему-то и зачем-то поверил его взгляду. Распознав в парне другого человека, он завел с ним простой разговор, в котором Рамсеса перестало волновать прежнее, а начало интересовать иное и заговорил он на простом и понятном языке, в отличие от того, когда до этого ругался:
— Скажи, когда ты первый раз понял, что ты не такой, как мы?
— Когда я был маленьким, моей маме впервые сказал врач, что лучше меня сдать в детское специальное учреждение, потому что я не буду похож на людей.
— Почему же именно сдать?
— Врач говорил, я всегда буду ее мучить и никогда ничему не научусь, чтобы стать, как все.
— А мама?
— Она молчала.
— Согласилась?
— Когда я спросил у нее: я больше не смогу видеть тебя и папу? Мама заплакала.
— А ты?
Прежде чем ответить, собеседник помолчал.
— Я хочу, чтобы врач не говорил так никому.
— Ты говорил это врачу, когда вырос?
— Я постоянно говорю с ним, но он не отвечает мне. Возможно, потому, что я общаюсь с ним только во сне.
— А ты бы смог расстаться с мамой?
— Расставаться всегда тяжело.
— Мама любила тебя?
Этот вопрос снова заставил парня помолчать, прежде чем он ответил:
— Если что-то для тебя дорого и это родное, то расстаться завсегда тяжело.
— Почему ты здесь?
— Я люблю смотреть на солнце.
— Но на него невыносимо смотреть.
— Я смотрю на него через руки.
— Это как?
— В отличие от меня, ты можешь учиться, но ты так мало со многим знаком?
Рамсес задумался и подтвердил:
— Я, правда, не знаю, как смотреть на солнце.
— А я поворачиваю к солнцу ладони и после этого мы смотрим друг на друга.
— Солнце тоже смотрит на тебя?
— Сильнее, чем я. Я не могу взглядом так обласкивать теплом руки, когда смотрю на них со своей стороны, а солнце может.
— Но ты, как и я, не смотришь на солнце. Ты видишь только руки.
— Я вижу свет, а ты видишь только руки.
Рамсес взял время на размышление и молчал, а затем спросил:
— Зачем тебе это?
— Откуда свет, там и счастье.
Рамсес смотрел на парня, а он на него.
Парень застыл в ожидании. С появлением этого мгновения, Рамсесу показалось, что мысли у парня не были обращены к нему, и он лицезрит нечто большее, чем видит Рамсес в непосредственной близости.
В воздухе повеяло сильным холодом. Впервые в жизни Рамсес почувствовал близость смерти, только не мог сказать чьей. И уж точно он понимал, что смерть не пришла одна за двоими.
Рамсес подумал, что сейчас он станет свидетелем чьей-то смерти, и, в отличие от того, что он пережил накануне, она — теперь будет в действительности.
— Как тебя зовут? — спросил Рамсес у него перед чьей-то смертью.
— Мое имя знают те, кто меня крестил.
Рамсес удивился ответу:
— Ты часто бываешь скрытным?
— Всегда.
— Почему?
— После врача… — ответил он и отвернулся, не желая далее говорить.
Продолжать ожидать смерть они стали вдвоем. Рамсес сел рядом, на край, и тоже свесил ноги. Из-за холода, который становился все сильней, он вплотную подвинулся к парню. Теперь, со спины они были похожи и одинаковы: одного роста, сходные размеры в плечах, и даже прически на первый взгляд у них, в общем-то, были подобны, чего ранее он не замечал…
Рамсес проснулся и сел на кровати. Тяжело вздохнув, он согнул руки, локтями уперся в колени, а ладонями обхватил голову, как в самолете, если бы тот совершал экстренную посадку с непредсказуемым результатом.
Окажись сейчас перед Рамсесом его Ангел-Хранитель, Он, надо полагать, обратился бы к Рамсесу, поясняя сон. Но, насколько известно, еще никогда, ни перед кем Они не появлялись. Кроме как — на картинах, в произведениях, да на устах во время богослужения в виде слов.
Но, если бы Ангел-Хранитель не был вымышленным персонажем, то у многих исчез бы страх перед неизвестностью в будущем, особенно, когда предстоящее явно видится мрачным, как сейчас у Рамсеса.
Тогда, что бы сказал Ангел-Хранитель и как бы успокаивал? Приободряюще, если смерть далека, Он похлопал бы по плечу, воспользовавшись единственным жестом человечества, когда слова неуместны? Или Он, зная, что смерть близка и она неизбежна, обнимая, пошел бы рядом и также дожидался бы смерти. Но не своей, а той, после которой Ангел-Хранитель навсегда останется подопечному другом — Единственным и Надежным, как неизменно на протяжении жизни, если человек сохраняет любовь к Богу и истинную веру в Него. Кто знает? Да и вряд ли среди живых кто-нибудь узнает, как ведут себя Те, кого называют Ангелом-Хранителем и Кто обладает нечеловеческой силой.
Рамсес устало поднялся с кровати и направился в коридор. Там, на стене висели часы и он решил посмотреть, который час. Хотя сделать это можно было и в спальне. Им двигало другое. Рамсес не верил (потому, как это было впервые), что он способен на строительство баррикады у входа в квартиру, даже с учетом реальной опасности. Ему казалось, что основательно подпертая входная дверь — это часть того, что снилось ночью, когда он лежал в ванне и в ней же заснул.
Увидев очевидное у двери в квартиру, Рамсес промолчал. Он даже не допустил ни единой мысли, лишь еще больше помрачнел. Повернувшись, Рамсес с тяжелым чувством поплелся обратно в спальню. Входя, он мизинцем нажал на выключатель. Загорелся свет и он опять сел на кровать.
Не помня, чего он тут хотел, Рамсес посмотрел на живописные жалюзи на окне. Желая отвлечься от действительности, он тупо уставился на рисунок.
Художественное произведение, созданное Альфонсом Муха, исполнением вбирало в себя все прекрасные сферы деятельности человека. Художник взял за основу орнаменты из растительного мира. Всю картину он исполнил в одном ключе и в гармонии с природой, а в центре произведения Альфонс Муха расположил выразительный силуэт девушки с божественными по красоте чертами лица.
Полотно столь хорошо отображало радость и печаль одновременно, что, задумавшийся по этому поводу, Рамсес весьма глубоко ушел в себя и отдалился от реальности…
Случайно заметив рядом с картиной на электронных часах, который час, он вздрогнул от испуга — ровно настолько явь показалась ему другой.
На часах было 13:00.
— Очуметь! — вырвалось у Рамсеса: он впервые проспал до обеда!
«Так, хватит!» — решительно заявил он.
Рамсес поднялся и начал сразу же надевать спортивный костюм, негодуя из-за того, что второй день подряд, он никак не может контролировать происходящее с собой. В том числе и время, которого Рамсес старался (и мог себе позволить) придерживаться! Он стал злиться еще больше.
В попытках понять, Рамсес вопрошал, искренне желая, что вскоре все будет так, как и прежде — работа, планы, текущая жизнь.
— Какого черта происходит? Невиданные доселе сны! Нелепые покушения! — он еще больше задумался и в сердцах добавил: — И, как я вообще смог до этого дойти?!
