Нагиб Махфуз - Любовь под дождем
— Нет вреда лишний раз подумать и посоветоваться.
Она с упреком взглянула на меня.
— Ты видишь во мне жалкое существо, которому незачем смотреть вверх!
Я сделал протестующий жест:
— Дело в том, что я считаю Махмуда Абуль Аббаса вполне подходящим для тебя мужем, и поэтому…
— С ним я вернусь к той же жизни, от которой бежала!
Мне нечего было ей возразить.
— Однажды я слышала, — продолжала она, — как он отзывался о женщинах. — Он говорил, что женщины различаются только по виду, но все они сходны в одном: женщина — это просто красивое животное. Единственное средство, с помощью которого можно приручить их, — это башмак!
Она с вызовом взглянула на меня.
— А разве это грех — тянуться к лучшей жизни?
Я не нашелся, что ответить. Я не буду надоедать тебе своими старческими советами. Да сохранит тебя аллах, Зухра.
* * *
— Важные события происходят вокруг, а ты, старик, ничего не знаешь! — сказал со злорадной улыбкой Талаба Марзук.
Мы сидели вдвоем в холле. С улицы слышался монотонный шум дождя.
— Что случилось? — спросил я, ожидая чего-то неприятного.
— Дон-Жуан аль-Бухейри тайно готовит переворот.
— Что это значит? — я сразу подумал о Зухре.
— Он избрал новый объект для своих ухаживаний!
— Говори прямо!
— Хорошо. Пришел черед учительницы!
— Учительницы?
— Точно. Я заметил, какими они обменивались взглядами. А ты знаешь, у меня есть опыт в таких делах.
— Ты во всем видишь только гадости.
— Папаша Амер, — сказал он насмешливо, — я приглашаю тебя в свидетели захватывающей драмы, разыгрываемой в «Мирамаре»!
Я не хотел верить ему, но что-то смутное тревожило меня. А тут еще Хусни Алям рассказал нам о стычке между Сарханом аль-Бухейри и Махмудом Абуль Аббасом.
— Они дрались до тех пор, пока люди не разняли их, — сказал Хусни.
— Ты сам видел, как они дрались? — спросил Талаба Марзук.
— Нет. Я узнал об этом после.
— А дело не дошло до полиции? — забеспокоилась Марианна.
— Да нет, побранились, угрожали друг другу и разошлись.
Сархан и словом не обмолвился о случившемся, мы тоже не упоминали об этом.
Я опять задумался над тем, что сказал мне Талаба Марзук о Сархане и учительнице.
* * *
Мне приснился отец. Я видел, как его вынесли с галереи мечети Абу аль-Аббаса, где его настигла смерть, как принесли в дом. Я плакал и слышал рыдания матери. Они еще звучали у меня в ушах, когда я открыл глаза.
О боже, что там стряслось? Такой же шум, как и в прошлый раз. Кажется, будто пансионат превратился в арену битв. Но когда я вышел в коридор, все уже кончилось. Марианна бросилась мне навстречу.
— Нет, нет… пусть они все убираются в пекло!..
Я смотрел на нее осоловелыми глазами, пока она рассказывала мне, что произошло. Разбуженная шумом, она вышла из своей комнаты и увидела Сархана аль-Бухейри, сцепившегося с Хусни Алямом.
— С Хусни Алямом?! — я наконец проснулся.
— Представь себе! Каждого аллах награждает своей долей безумия.
— Но в чем же причина?
— Ах! Чтобы знать ее, надо было видеть начало стычки, а в это время я спала, так же как и ты…
— А Зухра?
— Она сказала, что Хусни Алям вернулся пьяный и пытался…
— Нет!..
— Я верю ей, господин Амер.
— Я тоже, но ведь Хусни… По нему никогда не было заметно, что он…
— Все заметить невозможно… Сархан проснулся от шума, вышел в коридор, ну и…
— О, аллах!
Она потерла шею, как бы желая снять боль, мешавшую ей говорить.
— Нет… пусть они убираются в пекло…
— По крайней мере, пусть убирается Хусни Алям, — сказал я возмущенно.
Она никак не прореагировала на мое замечание и ушла в свою комнату.
Когда на следующий день Зухра принесла мне кофе, я посмотрел на нее с сочувствием.
— Мне очень жаль, Зухра.
— Люди без совести, — вспыхнула она.
— Здесь не подходящее для тебя место…
— Я всегда сумею защитить себя. Мне не впервой.
— Однако здесь не та обстановка, в какой подобает находиться добропорядочной девушке.
— Нахалы есть всюду, даже в деревне, — ответила она упрямо.
* * *
Наконец-то после долгих дней вынужденного заточения в пансионате из-за непогоды я покинул его стены. Я увидел другое лицо Александрии — чисто умытое дождями, озаренное золотым светом солнечных лучей.
Я любовался нескончаемым бегом голубых волн, маленькими белыми облачками, вкрапленными в синее небо. Сидя на террасе кафе, я с удовольствием пил кофе с молоком, как в былые времена, когда я сиживал здесь с Гурабли-пашой, шейхом Гавишем и мадам Либреска.
Вдруг я увидел, что ко мне направляется Сархан аль-Бухейри. Он поздоровался и уселся на соседний стул.
— Как хорошо, что я встретил вас, — сказал он. — Хочу попрощаться — я ухожу из пансионата.
— Ты решил уехать? — спросил я в недоумении.
— Да. Но если бы я уехал не простившись с вами, я бы всю жизнь сожалел об этом.
Я поблагодарил его. Мне хотелось о многом спросить его, но он, не дав мне опомниться, протянул руку и ушел.
* * *
Вернувшись в пансионат, я застал в холле Марианну, Талаба Марзука и Зухру, погруженных в уныние. Я молча сел.
— Наконец-то обнаружилась истинная сущность Сархана, — сказала Марианна.
— Я встретил его около часа назад в кафе, — пробормотал я, — он сказал, что уходит из пансионата.
— Это верно. Я прогнала его.
— Он соблазнил ее, — она показала на Зухру, — а потом заявил, что женится на учительнице!
Мы с Талаба-беком обменялись взглядами.
— Вот и выяснилось его отношение к семейной жизни, — насмешливо заметил он.
— У меня никогда не лежало к нему сердце, — говорила Марианна. — Я сразу разгадала его злобную, безнравственную натуру. Господин Мансур Бахи, — продолжала она, — хотел о чем-то поговорить с ним, а он опять полез драться. Тогда я и заявила ему, чтобы он оставил нас!
Я ласково смотрел на Зухру. Я понял, что все кончено, что негодяй ушел безнаказанно. Меня охватил гнев.
Зухра встала и направилась к двери.
— Мерзавец не заслуживает того, чтобы сожалеть о нем! — сказал я ей вслед и повернулся к Талаба-беку.
— Уж лучше б она вышла замуж за Махмуда Абуль Аббаса!
— Послушай, парень, — сказал он мне снисходительным тоном, — какой Махмуд! Разве ты еще не понял, что она потеряла то, чего ничем не возместить?
Я нахмурился, сдерживая негодование, а он продолжал с издевкой:
— Где твой разум, старик, где твоя мудрость?
— Зухра не такая, как другие.
— Да будет милостив к ней аллах.
Хотя я и злился на Талаба-бека и не хотел верить ему, все же меня одолевали сомнения. «Какое несчастье», — говорил я себе.
Наша встреча с Зухрой, когда она принесла мне кофе, была невеселой. Она попросила не напоминать о советах, которые я ей давал, и не упрекать ее. Я не стал этого делать, сказал только, что она должна мужественно встретить будущее.
— А учиться ты не раздумала?
— Нет. Но я возьму другую учительницу, — с решимостью ответила она.
— Если тебе потребуется какая-нибудь помощь…
Она склонилась ко мне и коснулась моего плеча губами, потом прикусила их, чтобы сдержать нахлынувшие слезы. Я протянул свою морщинистую руку и, нежно погладив ее черные волосы, прошептал:
— Да сохранит тебя аллах, Зухра.
* * *
В тот вечер я не покидал своей комнаты. Волнения, пережитые в последние дни, свалили меня в постель. Марианна уговаривала меня не поддаваться слабости — ей хотелось, чтобы я принял участие в новогоднем вечере.
— Где мы его проведем? — спрашивала она меня. — В казино «Монсиньор», как предлагает Талаба-бек, или устроим пир здесь?
— Лучше здесь, дорогая, — слабым голосом отвечал я.
Какими веселыми бывали эти вечера в ресторане «Гроппи», в казино «1001 ночь», в саду «Липтон»! Правда, однажды мне пришлось встречать новый год в камере военной тюрьмы.
* * *
На утро третьего дня моего добровольного заточения ко мне в комнату в крайнем возбуждении ворвалась Марианна и задыхаясь воскликнула:
— Ты слышал новость?!
Бросившись в кресло, она выпалила:
— Убит Сархан аль-Бухейри!
— Как?!
— Его нашли мертвым на дороге в «Пальму»!
Вслед за ней, нервно комкая газету, вошел Талаба-бек:
— Потрясающая новость. Теперь на нас свалятся всевозможные мытарства.
Мы долго обсуждали это событие, перебрали множество вариантов гибели Сархана, вспоминали его первую невесту, Хусни Аляма, Мансура Бахи, Махмуда Абуль Аббаса.
— Наверное, убийца — кто-нибудь, кого мы даже и не подозреваем, а может, и не знаем, — решила Марианна.
