Виктор Пожидаев - Чистые струи
Он понял, что Бахра ведет к мари, где полно ручьев. Иначе и быть не могло. И безропотно спускался за ней, потому что уже не было сил искать пещеру и даже думать о ней.
Но спускались они совсем недолго, почти и не спускались. Бахра вывела Ваську на тропу, оглянулась на него и, пробежав по тропе всего ничего, свернула опять вниз. А Васька подумал, что вот она, простая и легкая дорога на сопку, и нечего было переться через кустарники и чертовы колючки. Он стоял, не хотел спускаться за собакой. Бахра снова вывалилась на тропу, ткнулась Ваське головой под колено, посмотрела мутно в лицо. Васька пошел за ней. И то, что он увидел почти тут же — рядом с тропой, — не просто удивило, ошеломило его. Перед ним был колодец. Конечно, не такой, какие делают на улицах, — обыкновенная квадратная яма метра полтора глубиной, с ровным каменистым дном и такими же стенками. А вода! Не вода — золото! Ни мутинки, ни соринки.
Сначала Васька растерялся. Он подумал, что Бахра волшебница, что она и не искала воду, а показала фокус. Но волшебница смотрела на него жалобно и устало, бока у нее часто-часто вспучивались и опадали. Тогда Васька дрожащими руками развязал рюкзак, зачерпнул котелком воды и сунул ей.
— Пей, моя хорошая! Ну пей же!
Бахра лизнула ему руку. Будто суконкой деранула и отвернулась.
— Бахра, ну пожалуйста! Бахра…
Он смотрел, как жадно она лакала, как хотела, но не могла оторваться от узкого котелка. Потом пил сам. Он растягивал удовольствие: зачерпывал помаленьку, чуть-чуть, проглатывал зачерпнутое так жадно и бережно, словно это было последнее, самое последнее питье для него, пропавшего в пустыне. И снова черпал.
Успокоенный совсем, с раздувшимся животом, он повалился на спину, закрыл глаза и уснул — так легко и быстро, как, наверное, никогда в жизни не засыпал. Его баюкали тишина трав и кустов, тонкие посвисты подлетающих к колодцу птичек, мерное дыхание старой спящей собаки. Он спал и знал, что спит здесь, у золотого колодца с серебряной водой, рядом с доброй волшебницей Бахрой, недалеко от сказочной пещеры, где таятся клады и всякие чудесные неожиданности. Не было тревоги в его освобожденном от забот и переживаний сердце.
Тревога всколыхнула его мгновенно. Он проснулся одновременно с Бахрой и раздавшимся рядом треском.
Но Бахра не вскочила, лишь слабо шевельнула хвостом.
Солнце садилось. Последние лучи его еще освещали этот склон сопки, но уже совсем слабо, неохотно.
— Вот вы где! — громко и радостно воскликнул Максим. — А я вас у пещеры искал…
— Максим! — Васька обрадовался сильнее, чем мог ожидать. — Я думал, ты ушел.
— Ушел! Что же, я вас брошу, да?
Они сначала пили воду, поили Бахру, потом перекусили рыбными котлетами, покормили Бахру салом и снова пили воду. Хорошо было вместе.
— Ну, пойдем к пещере! — Максим стал совсем другим человеком. Совесть заела, или просто надоело издеваться? Такая мысль едва-едва различимо проскользнула у Васьки в мозгу, и будто не было ее. Зачем думать об этом! Вместе!
Васька вскочил. Еще не поздно было идти к пещере А Бахра выведет! И в темноте к дому выведет. Вот и не пропал день. Вот и…
Совсем рядом, или из-за тишины показалось так, что совсем рядом, — грохнул, прокатился вниз по склону и рассыпался вокруг трескучими искорками оглушительный выстрел.
Максим упал на колени. Ваське показалось, что его убили, но Максим тут же вскочил, перепрыгнул через колодец и скрылся за валуном. Бахра прижималась к Васькиной ноге и дрожала, злобно сморщив нос.
Улеглась тишина. Долго-долго было совсем тихо. Подошел Максим. Пропало его оживление, будто и не было.
— Я же говорил… Надо сматываться.
— Никуда я не пойду! — Васька боялся. Сильно боялся. Но что-то крепкое и жгучее появилось внутри. — Я узнаю, кто это! Я дяде Игнату скажу! Иди домой, иди…
Он вскинул рюкзак на плечи и полез вверх, туда, где было еще солнце и где было еще страшнее, чем здесь.
— Вась!.. Вась!.. — зашипел за плечом Максим. — Ну не спеши! Что ты так! Выследить надо. Потихоньку…
— Потихоньку! — сердито и взволнованно прошептал в ответ Васька. — Хочешь пулю в живот? Дядя Игнат говорит, что браконьеры на слух стреляют.
Максим остановился.
— Ты чего?
— Давай… Бахру подождем. Или… Знаешь что? Надо засесть у тропы. А?! Пройдут по тропе, мы сразу увидим.
— А если не пройдут?
— Ха! С мясом? По тропе, больше никак.
Долго ждали они, затаившись, как напуганные бурундуки. Стало темно совсем — еле-еле различалась, но казалась уже далекой лысая вершина сопки. Бахра спала, прижавшись к Ваське тугим теплым боком. Что-то легкое и быстрое мелькнуло прямо у лица и исчезло в вышине.
— Мышь! — заволновался Максим. — Сейчас попрут… Их в пещере…
Так неожиданно, без всякого шума появляется из-за угла дома трамвай… А когда уже появился, в уши врывается звон и гулкий шум.
Ребята вжались в холодную траву.
— Молчать! — едва различил Васька голос Максима. Бахра напряглась. Только бы не залаяла!
Сколько их было — понять трудно. Тяжелые шаги и приглушенные, отрывистые голоса. Все ближе:
— Хватит гнать! Давай к воде. Да куда ты! Вот здесь…
И совсем рядом — поступь. Грузная. Серьезная. Вот и вскочи, крикни. Что крикнуть? Стой? Руки вверх?
…Только бы не наступили, только бы Бахра…
— Не бултыхнись! Что, не видишь, что ли?!
— Да ладно тебе! Вижу…
— Кончайте лаяться. Базар устроили. Давайте по-быстрому.
— А чего спешить! Чайку заварим. Кого трусить-то!
— При чем тут трусить. Ближний свет, что ли?
— А! Только до машины…
— Ты еще доберись до машины. Спины не разогнешь…
— А еще хотел второго! Опять бы бросили, как того.
— Заткнись. Бросили! Ты же и бил.
— Ну хватит… Ты, я… Спички где? Да чего — не надо! Пять минут — и закипит.
Все-таки разожгли костер.
Ваське казалось, что до него доходит тепло ровного желтого пламени.
Костер разгорался. Около него колыхались тени — странные, неясные.
— Давай поближе! — подтянувшись, шепнул Максим. И каким-то непонятным бесшумным зверем скользнул мимо Васьки. А Васька не смог. Струсил? Силы не стало. Ни подтянуться, ни оттолкнуться.
Бахра тоже поползла мимо него.
И все-таки Васька пополз. Он старался не смотреть вперед, потому что, как во сне, думал, чувствовал: подними голову — и тебя увидят.
— Куда ты! — вроде закричал Максим. Нет… Это он в самое ухо… — Сейчас как врежу!
— Что там все шуршит? — донеслось от костра.
Словно глыба льда придавила Ваську.
— Пойди и посмотри!
— Убегай по тропе! — продышал в ухо Максим. — Что есть духу. Приготовьсь!
Стало жарко. Васька хотел что-то спросить. Или сказать. Но во рту пересохло. Ему показалось, что он загорелся от близкого костра.
Потом была секунда ужаса: Максим вспыхнул!
Васька чуть не закричал, увидев, что он даже приподнялся — весь в пламени, будто бензином облили.
— На! — полоснул слух резкий вскрик. И Максим перепрыгнул через Ваську, упал, вскочил, и только треск пошел, все удаляясь и удаляясь. Васька уже бежал сам, ударяясь коленом о тяжелую Бахру. Он не оглядывался. Боялся оглянуться. А ноги вязли, чужие, немощные.
— Сюда! — весело прокричал Максим сбоку. — Ну, живой? Молодец! Будут теперь знать.
Они перебежками двигались по тропе. Сзади было тихо. И уже потом, много времени спустя, когда пересекли марь и при свете луны вышли на вязкий зимник, Васька будто проснулся.
— Что ты сделал? — спросил он Максима.
— Когда? — удивился тот.
— Когда! Сейчас, на сопке!
Максим остановился, повернулся к нему и вдруг захохотал.
— Ну! ты! даешь… Не понял?! Правда?! А чего, а?! — И совсем зашелся в визгливом хохоте. — Да я горбоносому, — отдышавшись, сказал он, всхлипывая, — ножом в лоб врезал. Навышиб!
— Ножом? — не сразу переспросил Васька. — Ножом?!
— Рукояткой! Во будет клоун!
Васька шел как в тумане.
Тяжело идти ночью, даже при луне, по такой дороге.
Бахра отставала.
Встреча
Словить бы всех-всех на свете комаров в один мешок, привязать к нему каменную глыбу величиной с дом и бросить в океан!
Васька представляет, как медленно уходит в нутро таинственно мрачного океана необычный садок с распищавшейся тварью, как шарахаются от него перепугавшиеся акулы и киты.
Только злобный и бесстрашный осьминог рванулся навстречу неизвестному врагу, обхватил жесткими лишаистыми щупальцами и ударил закостеневшим клювом.
И полезла в дыру гнусь, замутила миллионами желтых телец светлую бесконечность воды. Испугался осьминог за свою ошибку, сжался — и камнем на дно, в бурые скользкие водоросли. Возликовала только всяческая рыбья мелкота — пожива! Набивай пузо задарма!
