Арсений Несмелов - Литературное наследие
6
Утро вставало робко
С лицом мертвеца.
Выстрел хлопнул пробкой
Из детского ружьеца.
Заводской трубы тычина
От изморози в серебре.
Строилась мастеровщина
На черном дворе.
Стучали ружья
О мерзлый шлак,
И по-битюжьи
Замедлен шаг.
Светало — липло —
Росло — и вот
Командой хриплой
Рассыпан взвод!
Напора — бычий
Последний шквал…
Держитесь! Добычей
Тебе — Москва!
7
Дорогомилово, Черкизово,
Лефортовские тупики
Восторг восстания нанизывал
На примкнутые штыки!
И Яуза шрапнелью пудрена,
И черная Москва-река,
И у студенческого Кудрина
Поисцарапаны бока.
По выбоинам неуклюжие,
Уемисты и велики,
С резервами или оружием
Загрохали грузовики.
8
И мы слабели час от часу,
Был вдесятеро враг сильней,
Нас грозно подавила масса,
Мы тяжко захлебнулись в ней.
Она нас вдруг разъединила,
Нас подняла и понесла,
Слепая, яростная сила,
Всезаполняющая мгла.
На каждый штык наш напирала
Уж не одна, а сто грудей,
И всё еще казалось мало
Солдатских этих шинелей.
Поток их рос, росло кипенье,
Движение со всех сторон:
Так наше довершил паденье
Примкнувший к красным гарнизон.
Лишь в смерти был исход для смелых,
Оборван, стих команды крик,
И вот гремит по трупам белых
Победоносный броневик.
9
Но город, ужасом ужален,
Не рознял опаленных век.
Над едким куревом развалин
Осенний заклубился снег.
Он падал — медленный, безгласный —
В еще расслабленный мороз…
Патронташами опоясан,
На пост у Думы встал матрос.
И кто-то, окруженный стражей,
Покорно шел в автомобиль,
И дверь каретки парень ражий,
Вскочив, наотмашь отворил.
Уже толпа текла из щелей
Оживших улиц… В струпьях льда
Сетями мертвыми висели
Оборванные провода.
А на углу, тревогой тронув
Читавших кованностью фраз,
Уже о снятии погонов
Гремел Мураловский приказ.
10
Так наша началась борьба —
Налетом, вылазкою смелой,
Но воспротивилась судьба
Осуществленью цели белой!
Ах, что «судьба», «безликий рок»,
«Потусторонние веленья», —
Был органический порок
В безвольном нашем окруженьи!
Отважной горсти юнкеров
Ты не помог, огромный город, —
Из запертых своих домов,
Из-за окон в тяжелых шторах
Ты лишь исхода ждал борьбы
И каменел в поту от страха,
И вырвала из рук судьбы
Победу красная папаха.
Всего мгновение, момент
Упущен был, упал со стоном,
И тащится интеллигент
К совдепу с просьбой и поклоном.
Службишка, хлебец, керосин,
Крупу какую-то для детской, —
Так выю тянет гражданин
Под яростный ярем советский.
А те, кто выдержали брань,
В своем изодранном мундире
Спешат на Дон и на Кубань
И начинают бой в Сибири.
И до сих пор они в строю,
И потому — надеждам скоро сбыться:
Тебя добудем мы в бою,
Первопрестольная столица!
В этом разделе печатаются образцы творчества вымышленного Митропольским-Несмеловым для нужд фашистской партии поэта Николая Дозорова. Поскольку поэт этот был придуман не как «псевдоним», но как определенная маска, составители не сочли необходимым включать в книгу все сохранившиеся произведения «Дозорова», ограничившись лишь двумя большими поэмами. Печатается по тексту сборника «Второй прибой», Харбин, 1942, где опубликовано под псевдонимом «Николай Дозоров». Первое упоминание об этой «московской» поэме мы находим в «Новой вечерней газете» (Владивосток) от 23 января 1923 года. В краткой заметке «Вечер поэтов» (без подписи) сообщается, что среди выступавших были Г. Травин, А. Жорин, П. Далекий, Б. Бета, Рахтанов (инициалов нет, но о Рахтанове см. т.2 наст. изд. — в воспоминаниях Несмелова «О себе и о Владивостоке», Несмелов называет Рахтанова «милейшим из коммунистов», сообщает, что он был редактором газеты «Красное знамя» и что настоящая фамилия его была Лейзерман) и А. Несмелов, который прочел поэму «Восстание». В том же 1923 году в художественно-литературном приложении к владивостокской газете «Красное знамя» («Октябрь») был напечатан отрывок из поэмы «Восстание» — «Москва в октябре». Окончательный вариант, перепечатываемый здесь, возник на два десятилетия позже; лишь в 1940-е годы псевдоним «Дозоров» стал проставляться Несмеловым под стихотворениями и поэмами, первоначально предназначенными «Несмелову». «Дорогомилово, Черкизово, / Лефортовские тупики» — Несмелов называет места расположения казарм восставших юнкеров. «…Гремел Мураловский приказ» — Муралов Николай Иванович (1877–1937) — член РСДРП с 1903 года, в октябре 1917 года — член Московского Военно-революционного совета, за его подписью распространялся приказ юнкерам сложить оружие. После подавления восстания юнкеров — командующий войсками Московского военного округа. Расстрелян как троцкист.
Евгений Витковский (Москва) Ли Мэн (Чикаго)
СТИХИ
СТИХИ
(Владивосток, 1921)
ГОЛУБОЙ РАЗРЯД
Николаю Асееву
I
Ложась в постель — ладью покоя,
Ловлю плавучие стихи
И рву не видя и легко я
С корней, упавших до стихий.
И мнится мне: оруженосец —
Вчера надменный сюзерен,
Я сумасшедший миноносец
У остроострова сирен.
И разрушать борта какие
Обречена моя душа,
Летящий под ударом кия
Планетно озаренный шар.
И вот, свистя, несусь в овале,
Качая ось-веретено,
Но там, где сердце заковали,
Уж исцарапано звено.
И скрип цепей, протяжный скрежет,
Под допотопный вздох стихий
Я переплавлю, сонный нежил,
В легко скользящие стихи.
И, засыпая, всё баючей
Кружусь, захваченный в лассо,
В лучи истонченных созвучий —
Coн.
Сон.
Сон.
2
Звенит колокольчик серебряный —
Над тонкой травинкой оса,
И в мозг, сновиденьем одебренный,
Космато ползут чудеса.
Нейроны, объятые спячкой,
Разжали свои кулачки,
И герцог целуется с прачкой,
И кровли целуют смычки.
И страж исхудалый и серый
(От пота раздумий измок)
С дверей подсознательной сферы
Снимает висячий замок.
3
Вот нагибаюсь. В пригoршни
Черпаю тонкую суть,
Что нагнетатели-поршни
В мир ураганно несут.
Вот — торжествующей спазмой
Сжался родящий живот:
Млечно-светящая плазма —
Вот она, вот она, вот.
Первая нить шелкопряда,
Первая буква письма,
И — голубого разряда
Ошеломляющий взмах!
4
Дальше! Нo нечего дальше!
Пыль! Нe удержишь гонца.
Жаль, понимаете, жаль же
Сон рассказать до конца.
Запах вдыхая аниса,
Хочется выпить ликер,
Но нарядить Адониса
В фрачный костюм — куафер.
Слово и камень ленивы,
Слово сомнительный дар:
Чтобы горело — огниво,
Чтобы звенело — удар.
5
Причаль в лесу, за шхерами видений,
Моя ладья, мой радостный корвет.
Я запишу улыбку сновидений,
Я встал, дрожу и зажигаю свет.
Гляжу жену и крошечную дочку,
И многих — раб, и многого — вассал.
Я удивлен, я робко ставлю точку
В конце того, что точно записал.
МАРШ
