Нина Воронель - Тель-Авивские тайны
«Боже, как вкусно!» — восклицал он, отправляя в рот очередную порцию. Рот у него был большой, подвижный, полный улыбок и крупных, очень белых зубов. Рот, предназначенный для поцелуев, но не предназначенный для Габи. Напрасно она наводила марафет и подсветляла кончики волос, ей в этом деле ничего не причиталось — она была никто, прислуга, служанка, невидимка. С чего она вообразила, что ей представится шанс обольстить красавчика Эрни? Она даже чуть было не сервировала стол на четыре персоны — ей на миг почудилось, что ее тоже примут в компанию и допустят к общему разговору, который она могла бы поддерживать не хуже остальных.
Разливая серебряным половником прозрачный зеленый суп, в котором ломтики дыни дружно уживались с мелко наструганными огурчиками, Габи с трудом сдерживала слезы. Во-первых, очень хотелось есть, а во-вторых с каждой переменой блюд все невыносимей становилось молча уносить грязную посуду, менять тарелки и перекладывать с места на место бесчисленные вилки и вилочки. В результате она начала делать это так неловко, что Иоси, перехватив сердитый взгляд жены, почувствовал необходимость смягчить ее гнев и извиниться перед Эрни за профнепригодность прислуги.
«Ты уж прости нашу Габи, вообще-то она профессиональная актриса и в нашем доме служит не столько официанткой, сколько исполнительницей роли официантки».
Кровь бросилась Габи в голову и она сдерзила: «Показывая этим, что она не такая уж хорошая актриса, раз роль официантки исполняет плохо», Эрни пришел в восторг от ее дерзости и захохотал:
«Ты что, проходишь тут практику?»
Для сохранения самоуважения можно было бы притвориться, но Габи предпочла сказать правду:
«Да нет, просто зарабатываю на кусок хлеба»
«Пора подавать кофе», — напомнила Белла, беспощадно отправляя Габи на кухню. Она ушла, глотая слезы, не заметив, что Эрни последовал за ней, словно только того и ждал. Остановить его Белла не могла, в ее подчинении была только Габи, лишь ею она могла командовать. Подчиняясь ее команде, Габи принялась выставлять на передвижной столик лимонный торт и парадный кофейный сервиз, и вздрогнула от неожиданности, когда голос Эрни полюбопытствовал у нее за спиной:
«Ты что, потеряла работу?» —
«Не то, чтобы совсем потеряла, просто сейчас каникулы, а у меня почасовка в киношколе и никакой зарплаты» — не оборачиваясь пояснила Габи, не желая, чтобы он увидел слезы на ее ресницах.
«В киношколе Цвийки Городецкого?».
Тут Габи пришлось обернуться:
«Ты знаешь Цвийку?»
«Школу знаю. Я когда-то пытался туда поступить, но провалился».
«Ты хотел стать актером?
«Нет, музыкальным оформителем».
«Так ты музыкант?».
«Из моей музыки ничего не вышло. Переболел и поступил на юридический».
В дверях появилась Белла:
«Ну, где же кофе?».
Однако придраться ей было не к чему — разговаривая с Эрни, Габи успела не только расставить сервиз, но и налить кофе в кофейник. Она уже двинулась к выходу, как Эрни вдруг вытащил из серванта еще один прибор и ловко поставил на столик между молочником и сахарницей.
«А мы пригласим Габи пить с нами кофе, правда, Белла? Не все же ей играть роль официантки!»
Как не хотелось Белле соглашаться! Но и отказать Эрни она не решилась, так что Габи нежданно-негаданно приземлилась за хозяйским столом между Эрни и Иоси, который исподтишка заговорщически ей подмигнул.
Первый глоток кофе бомбой взорвался в ее голодном желудке, и только вторым куском божественного торта ей удалось слегка пригасить вспыхнувший у нее под сердцем пожар. А вот пожар, вспыхнувший в сердце, нельзя было бы загасить даже при помощи красного огнетушителя, уродующего белоснежную стенку кухни, — у нее не осталось сомнений, что Эрни ею интересуется! Она особенно утвердилась в этой мысли после третьей рюмочки божественного кофейного ликера, от которого голова ее окончательно пошла большими кругами.
«Божественным» и торт, и коньяк назвал Эрни, и, судя по количеству поглощенного им продукта, он сделал это совершенно искренне. Когда ликер вскружил ему голову окончательно, он выскочил из-за стола и открыл красный рояль, много месяцев мирно дремавший в забвении. Пальцы Эрни проворно забегали по клавишам:
«А сейчас мы устроим концерт в честь нашей божественной кулинарки! — пропел он довольно приятным баритоном. — Что бы такое придумать, достойное пира, которым вы, божественная Белла, порадовали сегодня не только желудки, но и сердца всех участников!».
Он задумался, нежно перебирая клавиши, но уже через секунду радостно тряхнул каштановыми кудрями:
«Мы с Габи предлагаем нашим дорогим хозяевам вечер русского романса!».
«При чем тут я?», — испуганно ахнула Габи.
«Ведь ты же русская, правда — русская? Я сразу понял по акценту. Русская актриса не может не петь русские романсы!».
«Тогда при чем тут ты?» — невежливо вырвалось у Габи.
«Меня двенадцать лет учила музыке русская учительница Татиана. О, как божественно исполняли мы с нею русские романсы!».
Слово «божественно», видно, прочно заполонило в этот вечер все чувства Эрни. И не дожидаясь согласия Габи он запел под собственный, хоть и не божественный, но весьма искусный аккомпанемент:
«Ездили на трьойке с бюбенсами,
а вдалье сияли огонки!»
Звуки музыки вихрем сдули Габи со стула, недаром ведь Инна убедила ее, что голос у нее эротический.
«Как бы мне, соколики, за вами,
Душу б мне развеять от тоски!»
«Дорьогой длынною и ночью люнною!» — очень складно подхватил ее тональность Эрни, и пошло-покатилось их музыкальное соитие. Пока не докатилось до невыносимого по сладости и тоске, проклятого незабываемого:
«Отцвели уж давно хризантемы в саду,
А любовь все жива, все жива!».
Никогда, никогда Габи не пела с такой полной отдачей! И поставив последнюю точку, она неожиданно для себя разрыдалась — от пережитого восторга и пережитого унижения, от голода и от жалости к себе. Она упала лицом на сверкающую красным лаком крышку рояля, обильно орошая ее непрошеными слезами. На миг все замерли от испуга и смущения.
Первой пришла в себя Белла, разом поставив все точки над всеми «и»:
«Концерт окончен, — трезво сказала она. — Спасибо исполнителям, но Иоси устал и ему пора ложиться спать. Эрни, ты наверно хочешь поболтать с Иоси перед сном?».
И они удалились дружной тройкой привилегированных, оставив позади истинную картину на месте иллюзии — усталую служанку у разоренного обеденного стола вместо обворожительной исполнительницы русских романсов у раскрытого рояля. Служанка закрыла рояль и принялась сортировать грязную посуду, удивляясь несметному количеству тарелок и вилок, которое три человека умудрились испачкать за один вечер.
Однако даже самой утомительной работе когда-нибудь приходит конец. Габи загрузила посудомоечную машину, вытерла стол и, оставив пылесосание на завтра, отправилась в душ. Стоя под горячей струей, она вновь и вновь переживала несовместимые подробности прошедшего дня, как вдруг сквозь дождевой шум падающей воды ей послышался какой-то мерный звук, похожий на дробный перестук колес железнодорожного вагона.
Она выключила воду и прислушалась — кто-то с завидной настойчивостью дергал дверь ванной. Кто бы это мог быть в такой поздний час? Наверняка не Иоси, вряд ли Белла, оставался только Эрни. Эрни — в такой поздний час?
Габи выскочила из ванны, крикнула «Минутку!» и бросилась к зеркалу: волосы, слава Богу, в порядке, лицо тоже — погруженная в свои переживания она забыла смыть косметику. Или она подсознательно ожидала этого ночного стука в дверь? Если да, то почему не подумала, как одеться? Не напяливать же весь дамский арсенал, а поверх него пропотевший за трудовой вечер синий сарафанчик в горошек!
Закручивая вокруг своего мокрого тела подаренное недавно Беллой махровое полотенце, Габи лихорадочно решала, как ей поступить, если Эрни и впрямь.... Что — впрямь? Ясно, что, — то, за чем он явился в такой поздний час. Как ей в этом случае быть — уступить или оскорбиться? Уступить было соблазнительно, но как-то боязно — мама с детства внушила ей избегать уступок с первой встречи. Но и оскорбляться вроде бы было не из-за чего — разве не она сама подала Эрни повод своим залихватским пением?
Так и не зная, как она поступит, Габи слегка приоткрыла дверь и тут же разочарованно отступила назад, во влажный уют ванной — с чего она вообразила, что Эрни явился ее соблазнять? Ничего такого он не замышлял, одет был в пиджак и вертел на пальце кольцо с ключами от машины. Наверное, хочет получить ключ от дома, чтобы никого не будить по возвращении. Она не сумела сдержать обиду и спросила сухо:
«Ты знаешь, который час?».
«Какая разница? Быстро одевайся и поедем в Яффо!» Ничего не понимая, Габи уставилась на него так, будто он заговорил по-китайски:
