Алекс Тарн - В поисках утраченного героя
— …еще хуже, — подавился смехом Беспалый.
— …хорошо, — продолжил Питуси, пренебрегая глупостью ничтожного собеседника. — На прошлом годе много собрали, а теперь, значит…
— Чего взъелись… — проворчал Вагнер, расшнуровывая ботинок. — Много ли им надо? Ты, Бенда, вообще помалкивал бы, энтузиаст хренов. Гильзу они твою нашли, вот чего. Вчерашнюю, от Узи. Видно, что свежая — еще пахнет. Да и я тоже дурак — нет чтоб подобрать…
Равшац крякнул с досадой и вытряхнул из ботинка камешек.
— Бей фашистов! Бей фашистов! — теперь кулаки вздымались уже непосредственно в нашу сторону.
— Во, заприметили… — мрачно сказал Вагнер. — Ничего, досюда не докинут. Хотя могут и поближе подойти.
— Пусть только сунутся, — еле слышно прошелестел Питуси.
Беспалый Бенда сидел бледный, губы его дрожали.
— Что ж теперь будет, Вагнер? Арестуют? Я ж нечаянно…
— Нечаянно, нечаянно… — передразнил его равшац. — Тебе сколько раз говорили — вынь обойму, вынь обойму… А теперь вот получи шершавого по самые уши. Мы тебя защищать не станем, правда, ребята?.. Камень!..
Со стороны заурожайников прилетел булыжник, ударился о скалу в нескольких шагах, брызнул известняковой крошкой.
— Я ж говорил — не добросят, — удовлетворенно констатировал Вагнер. — Хорошо сидим.
— Но я ведь нечаянно… — повторил несчастный Бенда. — Я ведь…
— Кончай, Вагнер, зачем ты его пугаешь? — пожалел я Беспалого. — Ничего Бенде не будет. По гильзе-то видно, что из-под холостого.
— За урожай! За урожай! — хором закричали демонстранты, обращаясь на этот раз скорее к небу, а может, даже и еще дальше — к дружественной Европе.
Садовник Питуси вслушался и кивнул:
— А что — полезный лозунг.
— Во-во, — согласился Вагнер. — Может, вступишь?
Он повернулся ко мне.
— Зря ты ему открыл, Борис, про холостые. Пусть бы еще помучился, хуже не стало бы. Говоришь ему, говоришь… — вынь обойму, вынь обойму… Камень!
— Погоди, Вагнер, — сказал я. — Что ж это — весь балаган из-за одной гильзы? И как они ее нашли? И откуда узнали?
— Почему одной? — прищурился равшац. — Одна она в реальности, а в новостях будет — массированный обстрел мирной деревни. Вот увидишь. Как нашли? — Не знаю… мальчишка какой-нибудь нашел… — да и какая разница? Откуда узнали? — У Шапиро, брат, денег хватает. А где деньги, там и информаторы. Все просто.
— А что с Арье Йосефом? Нашли что-нибудь? Тело, след?
— Найдешь след после такого дождя, как же… — хмыкнул Питуси.
— Это смотря как искать, — возразил Вагнер. — Окурок же вот нашли. Следопыт говорит, что свежий. Недалеко отсюда нашли, ближе к Гинот. Его это окурок почти наверняка — Арье Йосефа. «Ноблесс», фильтр отломан, чтоб покрепче. Кроме него тут никто так не курил во всей округе.
— И все?
— И все. Надо бы еще походить, так ведь вот — не дают… — Вагнер кивнул на заурожайников. — Лейтенант попытался объяснить, думал, войдут в положение.
— Эти войдут, как же… — мрачно сказал Питуси.
Вагнер усмехнулся.
— Во-во. Шапиро даже слушать не стал. Я, говорит, оккупантам помогать не стану. Лейтенант ему: человек, мол, пропал, что же вы… А одна там — черная такая, худющая, как драная кошка, вдруг как заорет: «Не человек он, а фашист! Оккупант! Его сама земля поглотила! И вас поглотит — всех до единого!» Тьфу!
Равшац с отвращением сплюнул. Заурожайники снова скандировали «смерть оккупантам». Питуси зевнул.
— И долго нам еще… — он осекся на полуслове.
Дружный хор борцов за урожай вдруг сломался, послышались нестройные выкрики, операторы и фотографы повернулись как по команде, а кто-то так и вовсе бросился бегом в нашу сторону. Вагнер вскочил, за ним и мы. Из группы заурожайниц выскочила худая брюнетка — видимо, та самая, о которой только что говорил равшац, действительно похожая на драную помойную кошку. Брюнетка пронзительно визжала что-то неразборчивое, указывая при этом на нас… — нет, не на нас, а куда-то между…
Я присмотрелся и обмер. Истеричка указывала на старого боксера Рокси, которому уже давно наскучило лежать без движения, и теперь он неторопливо прогуливался неподалеку носом вниз, по собачьему обыкновению все расширяя и расширяя круги познания, а то и задирая кое-где лапку для лучшего усвоения изученного материала. Как раз в тот момент он тщательно обнюхивал весьма удобную для отметки глыбу, где наверняка оставили свои подписи едва ли не все окрестные собаки. Именно туда, к Рокси, и неслись со всех ног заурожайные операторы, на ходу прикладываясь к фотоаппаратам и видеокамерам.
Шапиро театральным жестом сорвал шляпу и заорал густым басом, постепенно переходящим в фальцет:
— Смотрите! Они травят нас собаками! Фашисты! Аушвиц! Они! Травят! Собаками!
Я в жизни не встречал существа дружелюбнее и вежливее этого пса. Достаточно сказать, что Рокси был единственной собакой, которая имела негласное разрешение беспрепятственно бегать по поселению, не подвергаясь при этом опасности санитарного отлова. Конечно, кто-то относил этот факт за счет привилегированного положения Питуси как общественного садовника, но главной причиной все же являлся удивительно ровный и приятный нрав старого боксера. Ему просто органически не могло прийти в голову напасть… — да что там напасть! — гавкнуть на кого бы то ни было, даже на кошку, в особенности — на такую драную и страшную, как заурожайная брюнетка.
Мы застыли на месте, не зная, как поступить. Тем временем Рокси, почувствовав неладное, оторвал нос от глыбы, оглянулся и тоже остолбенел. На него смотрели, на него указывали десятки чужих и страшных людей. Кто-то из них вопил, стоя на месте, кто-то, наоборот, мчался, щелкая при этом непонятными блестящими стекляшками, кто-то огибал его с боку, окружая пса и отрезая тем самым дорогу к отступлению. По многолетнему опыту Рокси представлял себе, что столь концентрированное человеческое внимание не может сулить собаке ничего хорошего.
Я видел, как он повернул голову и посмотрел на нас. На собачьей морде застыло выражение совершенно человеческого ужаса. Думаю, что окажись я на месте Рокси, то выглядел бы примерно так же. К счастью, Питуси вышел из ступора раньше всех.
— Рокси! Ко мне! — хрипло выкрикнул он.
Боксер вздрогнул и со всех ног бросился наутек, к хозяину. Увы, между ним и Питуси уже стоял какой-то особо ретивый оператор и, загораживая дорогу, безостановочно щелкал аппаратом. Пес рванулся влево, туда же качнулся и фотограф. Отчаянно взвизгнув, Рокси оттолкнул человека плечом и героическим усилием вырвался из окружения. Заурожайник упал навзничь, к нему, завывая, уже бежали Шапиро сотоварищи.
— Ничего, ничего, ничего… — как заведенный, повторял Питуси, поглаживая прижавшегося к его ногам пса. — Ничего…
На моей памяти это был первый случай, когда лицо садовника на несколько минут утратило свое обычное презрительное выражение. Рокси не издавал ни звука, только дрожал крупной дрожью.
— Фашисты! — крикнул Шапиро, грозя кулаком в нашу сторону. — Убийцы! Вы искалечили человека!
Похоже, что при падении фотограф расшиб локоть и теперь естественным образом превратился в центр внимания демонстрантов. Особенно старалась драная брюнетка. Торопясь грамотно использовать ценную царапину, она вымазала кровью не только лицо жертвы оккупантов, но и свое собственное, и вскоре уже оба наперебой давали интервью перед объективами. Буквально на наших глазах делались мировые новости, вершилась история.
Подошел молоденький лейтенант, тронул Вагнера за локоть.
— Извините, — сказал он смущенно. — Нам приказано сворачиваться. Закончим в другой раз.
— Что так? — нахмурился равшац. — Шапиро скоро уйдет, сам видишь. Он уже получил все что хотел: жертвы, собаки, расстрел демонстрации… полный набор. На десять судебных исков хватит. Чего ты еще боишься?
— Да не в этом дело, — помотал головой лейтенант. — У нас тут инцидент. Обстрел машины. Вам еще не радировали?
Словно услышав его, на поясе у Вагнера проснулась рация, захрипела, залопотала на птичьем языке радиопереговоров. Десять минут назад, на шоссе, при подъезде к Эйялю… по гражданскому автомобилю рено-меган, один легкораненый, стрельба одиночными, с обрыва над обочиной… скорее всего, из пистолета.
— Из пистолета, — повторил Вагнер. — Уж не из того ли…
Он не договорил, но все мы прекрасно поняли, что имелось в виду: из пистолета пропавшего Арье Йосефа. Вернее, убитого Арье Йосефа. Честно говоря, это предположение выглядело самым логичным.
5Домой я вернулся поздно, совершенно больным. Процедура осмотра места, где обстреляли меган, отняла от жизни несколько часов, казавшихся бесконечными из-за своего бездейственного, утомительного характера. Как оно обычно и бывает в такие моменты, мы занимались только и исключительно тем, что ждали — сначала минера, затем следопытов, службу безопасности, армейского следователя, полицию, командующего округом…
