Леонид Костюков - Великая страна
— Слушай, что с тобой? — спросила она озабоченно.
— Это все Хабибулин, — пробормотал Маркус, спотыкаясь об обдолбанного дешевой дурью старика, струйка слюны из которого вытекала на мостовую и направлялась к Нью-Джерси. — Дерьмо! Куда смотрит дворник?!
— Это и есть дворник, — неожиданно ответила толстая еврейка из окна восьмого этажа и выплеснула полведра помоев, целясь в старика, но слегка промахнулась, что было немудрено.
— Дерьмо! Дерьмо! — повторял Маркус, отряхиваясь. Мэгги, шаля, проскользила шесть ярдов на дынной корке.
— Дерьмо!!!
— Интересно, — сказала Мэгги через полквартала, — можно ли жвачку употреблять наружно?
Маркус промолчал так красноречиво, что Мэгги стало его очень жалко.
— Марки, ты устаешь и срываешься, — сказала она, трогая Маркуса за локоть. — Фу, дерьмо… Ты обсуждал это с психоаналитиком?
— Тут нечего обсуждать, — нервно ответил Маркус. — Я нормально отношусь к итальянцам. Но как вспомню, что они считают, что это они придумали пиццу… Да еще эта идиотская башня, которая так никак не свалится, как сопля с носа.
Мэгги понимающе кивнула. Они, можно сказать, подошли к ее подъезду. Где-то поблизости работал отбойный молоток. Мэгги поискала его глазами и поняла, что это не молоток, а две группы молодых людей поливают друг друга очередями из разнообразных огнестрельных средств.
— Ну вот я и пришла! — крикнула Мэгги.
— Что? — Ну вот я и пришла!
— Что? — Дерьмо!
Они отошли на добрую сотню ярдов.
— Ну вот я и пришла!
— А разве ты не там живешь?
— Я-то живу там, но там ты этого не слышишь.
— Ну, пока, — сказал Маркус, едва не всхлипнув.
— Нет, Марки, я не могу тебя отпустить в таком виде. Мы ведь друзья. Хочешь, пойдем ко мне?
— Слушать этот бессмысленный треск?
— Я думаю, это скоро кончится.
— Я догадываюсь, нет. Тебя угораздило поселиться точнехонько на границе зон влияния, насколько я помню, китайцев и румынских цыган. Так что раз в два-три месяца без ваты в ушах тебе не обойтись.
— То-то квартира стоила недорого.
— Часа в два приедет полиция с сиреной и рупором.
— Может, пойдем к тебе? У тебя есть диван?
— Уверен.
Глава 15. Мэгги приходит в гости к Маркусу
Маркус жил в десяти минутах ходу от Мэгги, и они добрались за каких-нибудь полчаса практически без приключений. Маркус, потирая кулак, галантно, как эксгибиционист плащ, распахнул перед Мэгги дверь подъезда, Мэгги нажала на кнопку лифта, заглянула в открывшуюся кабину и смущенно отпрянула.
— Марки! Кажется, там маньяк.
— Blin! Ты федеральный агент или истеричная старая дева из Пенсильвании? Что значит кажется, маньяк? — Маркус по-мужски отстранил Мэгги и шагнул в кабину. — Что значит кажется, Мэгги? Это маньяк. — Послышались уже опротивевшие Мэгги за последние полтора часа глухие звуки. — Эй, Мэгги, я смертельно устал, можно, я не буду его отсюда выкидывать? Заходи, только не вступи в него.
Едва открыв дверь, Маркус скомкал куртку и швырнул ее в раскрытый зев стиральной машины. Та включилась и довольно заурчала. Ее небольшой, но цепкий американский мозг принялся исследовать содержимое еврейского помойного ведра с восьмого этажа.
— Мэгги, я сниму штаны, но это ничего не значит. Мне просто надо их постирать.
— Без проблем. Не забудь только вынуть деньги из карманов.
Маркус достал из левого кармана пятьдесят баксов и так уставился на купюру, словно на ней был изображен его школьный учитель.
— Мэгги! Ты фея или просто самая умная девочка в Нью-Йорке?
— Я не фея.
Маркус, качая головой и прищелкивая языком, отправил штаны в стиральную машину.
— Мэгги, включи ящик.
В телевизоре квартирная хозяйка фунтов на двести отгадывала загадки развязного ведущего и после каждого верного ответа визжала и подскакивала на три фута вверх. На другом канале рыли землю футболисты. На третьем получеловеческое рыло с кошачьими ушами довольно щурилось от каждой полученной пули…
— Оставь, пожалуйста.
Мэгги оглянулась — рядом с ее головой, на спинке ее стула покоились две огромные ступни в клетчатых носках.
— Мэгги, не криви лицо. Носки только что распечатанные. Они хрустели, как доллары из пачки.
— Да я не сомневаюсь. Но что за дурацкая манера держать ноги выше головы?
— Это чтобы кровь приливала к голове.
— А зачем тебе, траханное дерьмо, кровь в голове?
— Чтобы интенсивнее думать.
— Извини, Маркус, а можно интимный вопрос?
— Уверен.
— А зачем тебе интенсивнее думать? Я имею в виду: еще интенсивнее?
— А это, дорогая Мэгги, чтобы не возникало застойных процессов в мозгу. А то образуется там тромб размером с Титаник, потом приплывет в локоть — и я не смогу стрелять.
Мэгги оглянулась, чтобы понять, серьезно говорит Маркус или шутит. Он улыбался так, словно рекламировал средство для расширения улыбки.
— Извини, Мэгги, но вы, русские, считаете нас, американцев, такими идиотами, что просто смешно.
— А вы не идиоты?
— Мы идиоты, но не такие.
В этих словах Маркуса Мэгги послышался отзвук истины. Она промолчала, уютнее устроилась в кресле. Коточеловек в телевизоре оскалился и перешел в контратаку. Экран залило кровью. Мэгги встала, подошла к окну и подняла фрамугу. В комнату хлынул прохладный воздух вечера, с еле заметным ароматом дуба. Внизу огромным темным пятном располагался парк, далеко справа тускло поблескивала змеистая река. Издали донесся одинокий жалобный выстрел, тонко заплакала сирена.
— Как прекрасен Нью-Йорк, — сказал Маркус, кладя Мэгги руку на плечо.
— Да. Грязноват, но прекрасен.
— Мы сегодня сделали его чуть-чуть чище.
— А может быть, добавили в этот суп чуть-чуть мордобоя.
— Мы боролись со злом, Мэгги. Мы чуть-чуть обкорнали его.
— А может быть, чуть-чуть обозлили.
— Русская рефлексия разъедает всё, как ржавчина. Лао Цзы щадит хотя бы недеяние, но русские и его растворяют без осадка.
— А ты читал Лао Цзы?
— Уверен.
— Ты больно умен для американца. Маркус — это ведь скандинавское имя?
— В десятку. Мой прадед был финским шведом.
— Поздравляю, Марки, ты практически русский.
— Но почему?
— Потому что Финляндия как она есть возникла только 80 лет назад. Твой прадед слинял из России.
— Ты уверена, что не шутишь?
— Уверена.
Но Маркус залез в Интернет, проторчал там восемь минут и вынырнул с абсолютно обалделым видом.
— Я русский, — произнес он трагически и добавил: — я русский.
— Ну, не надо так буквально…
— Я русский.
Неизвестно, до чего бы дошел Маркус Уильямс в своих изысканиях, но тут в его дверь позвонили. Мэгги открыла — за порогом стоял печальный встрепанный мужчина лет сорока с двумя веселенькими пакетиками.
— Маркус, — сказал он, не обращая на Мэгги никакого внимания, словно она была устройством по открыванию дверей, — ты можешь мне немножко помочь?
— Без проблем, Гэри.
— У тебя найдется кусочек мыла?
— Уверен.
— И ты не мог бы забить этот костыль?
Тут Мэгги разглядела содержимое пакетиков Гэри. В одном был крашеный под золото изящный металлический костыль, наподобие тех, которыми комсомольцы смыкали БАМ, в другом — веревка, продернутая блестящей ниткой.
— Ты пришел повеситься, — констатировал вышедший в прихожую Маркус таким тоном, словно Гэри зашел помыться. — Дерьмо, ну и антураж! Подбери себе трико с блестками.
— Я взял в маркете первые попавшиеся костыль и веревку. У меня не было настроения выбирать.
— Я вижу. Слушай, Гэри, тебе ведь сорок три года?
— Сорок четыре.
— Тем более. То есть, ты уже довольно давно перерабатываешь кислород в углекислый газ. Одной ночью больше, одной меньше… Ты видишь, я сейчас очень устал. Еще вобью костыль криво, ты свалишься, ушибешь копчик. Давай так: я посплю, а вы тут покалякаете с Мэгги. А утром я повешу тебя в лучшем виде, как полотно Тёрнера. Идет?
— Без проблем.
На этих словах Маркус удалился в смежную комнату и рухнул там на кровать. Мэгги в некотором смущении взглянула на Гэри.
— Может быть, кофе? Да вы положите это…
— С удовольствием. Знаете, Мэгги… наверное, многие мужчины согласились бы провести с вами последнюю ночь.
— Вы вгоняете меня в краску, Гэри. Во-первых, я вовсе не гоняюсь за лаврами Клеопатры, а во-вторых, провести ночь… это звучит несколько двусмысленно.
Гэри горячо заверил Мэгги в чистоте своих помыслов, тем временем зашипел в турочке кофе — и они уселись на кухне у маленького стола — не поймешь, в Париже, Нью-Йорке или Москве. Мэгги не пришлось долго уговаривать Гэри — он отпил несколько глотков горячего крепкого кофейку и начал:
