Алиса Поникаровская - Игра в ошибки
— Не понимаю, – согласно кивнула Лиана.
— Это не наш сценарий.
— Не ваш? – Лиана рассмеялась. – А чей? Ну, чей?
Янис поднял голову и в первый раз взглянул ей прямо в глаза. Лиана вздрогнула и отвела взгляд.
— Это твой сценарий, – хрипло ответил он и полез в карман за пачкой сигарет. Лиана ошеломленно молчала. – Я недавно понял одну вещь, – сказал Янис, закурив. – Лучше пожалеть о том, что сделано, чем потом, все оставшееся время, жалеть о том, что не сделано и никогда уже сделано не будет. Но существует порог, через который я переступить не могу, потому что я никогда не был первым, ни тогда, ни сейчас, ни когда-нибудь после…
Лиана подняла глаза и поняла, как ей отчаянно хочется, чтобы он ее поцеловал. В его глазам мелькнуло что-то похожее в ответ, но пара секунд – и на нее снова взирала бесстрастная маска.
— От себя не спрячешься, – почти шепотом произнесла Лиана. – От себя не сбежишь…
— Себя можно заставить не делать того, что делать не нужно, – возразил Янис.
— Ты сам себе противоречишь. Чтобы потом все оставшееся время жалеть о том, что не сделано?
— Мне не нужно было приходить, – сказал Янис, и Лиана поняла, что ее физически тянет к этому человеку, как ни к кому никогда не тянуло. Что все ее тело, каждая клеточка просто умоляет об этом, напрочь отметая все доводы рассудка.
— Что со мной? – выдохнула она. – Это бред какой-то…
Она видела, как сдерживается и Янис, чтобы не подскочить и не прижать ее к себе, не впиться жадным поцелуем в ее губы.
— Янис, что происходит?..
— Я не знаю, – устало сказал он, и тело его расслабилось. – Это сумасшествие, наваждение какое-то… Только мы никак не можем понять, за что…
Пронзительно звякнул звонок, Лиана вздрогнула, заметила, как сразу напрягся Янис, и пошла открывать дверь.
— Привет, – улыбнулся Ивар, бросил быстрый взгляд на ее лицо, и улыбка моментально слетела с его губ. – Он здесь?
Лиана не смогла уловить интонацию, с которой он это спросил, она чувствовала себя, как человек, пойманный на месте преступления, и вместо ответа молча кивнула. Ивар отодвинул ее в сторону и вошел в кухню.
— Кофе пьем? – ехидно полюбопытствовал он. – А наверх уже поднимались? Или сначала кофе для разогрева? А то и что покрепче?
— Ты с ума сошел, – прошептала Лиана, поняв, что и у Яниса вид пойманного преступника. – Мы просто разговаривали…
— Послушай, – попытался оправдаться Янис. – Все так и было. Она еще ничего не знает.
— Не считай меня полным идиотом, – отмахнулся Ивар. – Ты бы видел ваши лица со стороны – уморительная картина! Состав преступления на лицо! Вернее, на лицах! И какое трогательное выгораживание друг друга! Тварь! – повернулся он к Лиане. – Всегда была и так и осталась тварью! Так и будешь ей после! Господи, как я все это ненавижу!!! За что?! Ну, за что же?!!
— Объясните мне, что происходит! – всхлипнула Лиана, размазывая по щекам слезы. – Я уже много раз говорила, что я ничего не понимаю! Что происходит?!
— Бог подаст! – огрызнулся Ивар и бросил в сторону Яниса гневный взгляд. – Оставляю вас двоих, сударь и сударыня, радуйтесь обретению друг друга и живите долго и счастливо! Простите, если помешал вашему семейному кофепитию! Пока!
Ивар стремительно выскочил из кухни, хлопнула дверь. Лиана плакала, сжимая руками дрожащие плечи. Пунцовый Янис поднялся с табуретки, неловко опрокинул на стол кофейную чашку и двинулся к двери:
— Я догоню его.
Снова хлопнула дверь, и Лиана осталась одна. Она забралась на подоконник, плача и уже не вытирая слез, наблюдая сквозь двойную пелену слез и дождя две бегущие по грязи фигуры. «Что происходит?» – думала она, понимая, что отгадка всего происходящего где-то уже очень близко, где-то почти на поверхности сознания, от этого стало еще страшнее, и Лиана разрыдалась в голос. Томас прыгнул на колени хозяйки, тут же начав безмятежно урчать. И впервые за все это время ей захотелось, чтобы выглянуло солнце.
«… не могла спать. Это был какой-то кошмар. Алиса и сама непрерывно думала о нем, но днем от навязчивых мыслей отвлекали повседневные дела и Михалыч, который постоянно наблюдал за ней, заставляя сосредоточенно и упорно прятать свои желания, запихивать их в себя далеко-далеко, так, чтобы даже лучший в мире психолог не смог догадаться, что же с ней происходит на самом деле. Но вечерами, обычно после одиннадцати, начинался ужас. Огромная каменная рука стискивала сердце, что-то могильной плитой ложилось на грудь, Алиса чувствовала, что это Ким думает о ней, любит и ненавидит, и то ли ждет чего-то, то ли желает, чтобы она исчезла из их жизни навсегда. Скорее всего, все это было одновременно – подсознательные желания человека всегда страшны, он был очень силен энергетически, и ее долбило по всем правилам или без всяких правил, где-то до часу, до того момента, как человек, измучившись и измучив ее, проваливался в спасительное забытье. Когда это случилось в первый раз, Алиса настолько растерялась, ощутив на себе властную, неведомую до сих пор силу, что на испытующий взгляд Михалыча и вопрос, что с ней, не смогла соврать.
— Мне плохо, – сказала она. – Это он.
— Ты что-то чувствуешь? – спросил Михалыч, побелев. – Что?
— Я не знаю, – сказала она, и это было правдой.
— А все же? – настаивал Михалыч.
— Он хочет, чтобы я исчезла… – с трудом пытаясь сформулировать свои ощущения, произнесла Алиса. – …Или пришла… или… я, правда, не знаю… Просто очень тяжело. Здесь, – она приложила руку к сердцу.
— Если он действует на тебя, значит, ты – открыта, – сказал Михалыч. – Значит, ждешь этого, думаешь о нем.
— Нет, – Алиса отчаянно замотала головой, отлично понимая, что он прав.
Связь ее с Кимом была настолько яркой и ощутимой, что она, ни разу не побывав в его доме, отчетливо видела, где он находится и что делает в то время, когда думает о ней.
— Ты сама всю эту кашу заварила, – мрачно сказал Михалыч, раздираемый изнутри противоречиями: все-таки друг, сколько лет, думал ли он, что все будет так болезненно нелепо. – Вот и получаешь теперь. Нечего ему было глазки строить.
Алиса болталась по комнате, не находя себе места, испытывая непреодолимое желание – схватить с вешалки шубу и побежать к Киму, увидеть его, поговорить. Она уже не могла определить, навязанное это или ее личное, все так странно и страшно перепуталось, она не понимала, что ей нужно от этого человека, что ему нужно от нее, но при редких случайных встречах (Михалыч постарался) оба прятали глаза, и эта волнующая, ни с чем не сравнимая полуобморочная дрожь, волнами, откуда-то снизу, и противно дрожащие колени… Ее разрывало на части: одной половине не нужен был никто, кроме Михалыча, с ним было легко и светло, эти песни, это чудо общения, творчества и единства, она понимала, что любит его и хочет быть с ним, но другая часть безудержно тянулась и рвалась к Киму, невзирая на доводы рассудка, который был полностью бессилен не то чтобы вмешаться, а даже просто что-то объяснить. Порой Алиса ловила себя на мысли, что этим двум людям нужно было родиться одним человеком, и, видимо, тогда она бы обрела с ним покой и счастье.
— Может, поговорить с ним? – заикнулась было Алиса.
Но Михалыч сурово глянул на нее из-под насупленных бровей:
— А может, прийти к нему и просто сказать: Ким, я тебя люблю?
— Зачем ты так… – выдохнула Алиса.
— Я устал, – сказал он и сжал руками голову. – Я устал.
Алиса проснулась под утро и увидела черный силуэт на фоне светлеющего неба за окном. Михалыч сидел в кресле и курил.
— Ты что? – испуганно спросила она.
— Я не могу спать, – сказал Михалыч, помолчал и пояснил. – У Кима, видимо, сегодня бессонница… На дежурстве заснуть не может.
— Каком дежурстве? – поинтересовалась Алиса, сразу поняв, что Михалычу «прилетело».
— Он в садик устроился, сторожем, – пояснил Михалыч. – Теперь, раз в три дня, похоже, спать не будем совсем. Ему там делать нечего, вот он сидит всю ночь и бычит. Замыкает.
— А я ничего, – прислушалась к себе Алиса.
— Сегодня моя очередь, – Михалыч невесело усмехнулся. – Если так будет продолжаться, – придется разговаривать с человеком. А так не хочется…
— Может, все пройдет? – осторожно предположила Алиса. – Ну, позамыкает немного и успокоится?..
— Я его почти десять лет знаю, – отмахнулся Михалыч. – Он упертый по жизни. Так что на то, что так быстро все пройдет, и не надейся.
Михалыч оказался прав – долбежка не прекращалась. Алиса помаялась неделю, потом поняла, что терпеть больше невозможно: нереализованные желания, навязчивые и навязанные мысли, злость и желание покоя сплелись в громадный ком, который подкатил к горлу, и выплеснуть который было просто необходимо – чтобы хоть как-то дальше жить… Она забралась на диван, сосредоточилась, расслабилась и… полетела.
