Нагиб Махфуз - Зеркала
— Мы старики, нам немного надо, — сказал он. — Мне для личного счастья достаточно по утрам стакана кофе с молоком да пары бисквитов…
Сурая Раафат
Я увидел ее в 1935 году, когда поступил на службу. Она заходила в министерство к своему дяде. Он представил меня ей, и мы познакомились. Сурая училась в педагогическом институте и по окончании должна была стать учительницей. Лицо у нее было довольно обыкновенное, но фигура прекрасная, а глаза светились умом. Аббас Фавзи, начальник секретариата, заметил мой интерес к девушке. Однажды после ее ухода он, подписывая принесенные мной бумаги, сказал:
— Пора тебе обзавестись домом и семьей.
Я понял, что он раскусил меня.
— Вы так думаете? — спросил я.
— Твой чистый заработок составляет восемь фунтов. Этого достаточно, чтобы взять двух жен сразу!
Я засмеялся и сказал с сомнением, свойственным нашему поколению:
— Хорошо ли это, брать в жены служащую?
В своей обычной насмешливой манере Аббас Фавзи ответил:
— Непутевая может попасться и среди тех, кто сидит дома, а одна из служащих, глядишь, и окажется порядочной.
Я воспринял эти слова как косвенное предостережение, но обаяние девушки было столь велико, что я пренебрег всякими советами и как мог старался упрочить наше знакомство. Как студентка, она пользовалась некоторой свободой, и это могло заставить усомниться в ее нравственности. К тому же черные глаза Сураи смотрели весьма смело, и, встречаясь с нею взглядом, я испытывал сильное смущение. Этого было, казалось, достаточно, чтобы насторожить меня, но это же меня к ней и притягивало. Однажды, не имея в виду ничего худого, но вместе с тем втайне рассчитывая на приключение, я дождался Сураю у выхода из министерства и пошел ее провожать.
— Что, если мы посидим где-нибудь немного? — предложил я.
— Зачем? — спросила она с удивлением.
— Чтобы познакомиться поближе.
— Сегодня я не могу, — сказала Сурая и хотела было распрощаться, но я удержал ее:
— Вы не сказали, когда мы встретимся.
Слегка замедлив шаг, она проговорила:
— Ну хорошо, в понедельник, в десять часов утра, в зоопарке.
Ее согласие несказанно меня обрадовало, но в то же время подтвердило мои опасения насчет того, что она излишне вольна в своих поступках. И все-таки жажда приключения взяла в моей душе верх над благоразумием. Мы встретились у ворот зоопарка, гуляли по дорожкам и разговаривали. Я сказал ей, что она мне очень нравится. Потом мы беседовали о нашей жизни, о планах на будущее. Мне трудно было бороться с влечением, которое я испытывал к ней. Я был уверен, что Сурая ответит на мои чувства, раз уж согласилась прийти на свидание, и при первом же удобном случае, когда поблизости никого не было, попытался ее поцеловать. Сурая отстранилась, взглянула на меня и, очевидно, прочла в моих глазах что-то такое, что ей не понравилось.
— Что с вами? — сердито спросила она.
Указывая на укромную аллею, я пробормотал:
— Пойдем посидим там.
С изменившимся выражением лица она решительно сказала:
— Мне кажется, вы плохо обо мне думаете.
Меня словно холодной водой окатило.
— Нет, вовсе нет! — воскликнул я.
— Я, наверное, ошиблась, хорошо подумав о вас…
Чувствуя искреннее раскаяние, я с жаром произнес:
— Ради аллаха, не говорите так.
Буря миновала. Мы мирно уселись на скамейку и продолжали серьезно, по-дружески разговаривать. Расстались, условившись о новой встрече. Меня влекло к ней неудержимо, и я самым серьезным образом стал подумывать о женитьбе. В одну из встреч Сурая подарила мне ручку из эбенового дерева. Подарок очень тронул меня, а она, вручая его, сказала:
— Я долго колебалась, хотела порвать с тобой…
— Почему? — с тревогой спросил я.
— Боюсь разочароваться.
Я нежно сжал ее руку.
— Ты же знаешь, что я тебя люблю.
Новые встречи показали, что наши чувства взаимны, и мы уже начали обсуждать разные житейские дела, которые обычно предшествуют помолвке. Однажды вместе с Сураей на свидание пришла ее замужняя сестра. Мы говорили главным образом о том, работать ли Сурае после свадьбы или посвятить себя дому.
— Не представляю, как ты сможешь содержать в порядке дом, если будешь работать, — сказал я без всякой задней мысли.
— Зачем тогда было тратить столько сил и денег на учение? — возразила ее сестра.
— Моей зарплаты на семью хватит, и Сурае ни к чему разрываться между работой и домом.
— Хоть ты и образованный человек, но рассуждаешь по старинке, — рассмеялась ее сестра.
— Моего мнения до сих пор никто не спросил! — вмешалась Сурая.
— Ты молчишь, значит, согласна со мной, — заметил я.
— Вовсе нет!
— Тогда скажи нам, дорогая, что ты сама думаешь по этому поводу.
— У меня есть профессия, и я обязательно буду работать.
В следующий раз мы встретились, чтобы договориться о дне, когда состоится знакомство наших семей. Сурая была крайне взволнованна и рассеянна.
— Тебя что-то тревожит? — спросил я.
— Да, — ответила она просто.
— Что же?
— Больше откладывать нельзя. Я и так совершила ошибку, до сих пор не поговорив с тобой.
— Что-нибудь серьезное?
— Ты должен знать все.
— Разве мы и так не знаем всего друг о друге?
— Любовь требует полной откровенности. — И, закрыв глаза, она прошептала: — Я должна тебе признаться…
Сурая рассказала, что один человек обманул ее, когда она была еще совсем наивной девочкой. Сначала я ничего не понял. Потом вдруг решил, что она меня разыгрывает. А дальше мною овладело чувство безнадежности, и я сам себе показался ничтожеством. Я словно погрузился в пучину апатии, равнодушия и слепой покорности судьбе. Оцепенело лежал я на дне этой пучины, и меня медленно заносило песком. Сурая пристально глядела на меня сквозь мокрые ресницы.
— Я так и знала, — с отчаянием прошептала она.
— Что? — глупо переспросил я.
— Ты меня не любишь.
— Я?! Не говори так!
— Ты не простишь мне…
— Кто он?
— Неважно.
— Кто он? — настойчиво повторил я.
— Один негодяй.
— Но кто он?
— Не мучай меня.
Она взяла сумочку и встала:
— До свидания…
— Не уходи, — сказал я безжизненным голосом.
— Ты уже дал мне ответ.
— Но я еще ничего не сказал.
— Я хочу полного доверия или ничего.
Про себя я молил аллаха, чтобы она поскорее ушла.
— Мне надо собраться с мыслями… — лепетал я.
— Прощай, — гордо бросила Сурая уходя.
Ситуация представлялась мне сложной, почти безвыходной. Моя любовь оказалась просто бурным увлечением, на настоящую мне не хватило сил. В те дни ошибки, подобные той, которую совершила Сурая, женщине не прощали. Никому не под силу было преодолеть тогда предрассудки, мощными корнями уходившие в далекое прошлое. Четверть века — слишком небольшой срок, чтоб победить их в себе. Мне было невыразимо больно, и я ни минуты не сомневался в том, что Сурая потеряна для меня навсегда. Больше она не приходила в министерство проведать дядю, и я не видел ее вплоть до сельскохозяйственной и промышленной выставки, устроенной в 1939 году накануне второй мировой войны. В этот день мы вместе с приятелем юности Идом Мансуром бродили по луна-парку, прилегавшему к территории выставки. И тут я вдруг увидел Сураю, она была со своей замужней сестрой и ее детьми. Сурая не заметила меня. Взглянув на нее, Ид Мансур прошептал мне на ухо:
— Посмотри на эту девушку!
— А что такое?
— Она живет в квартале Сакакини рядом с моей теткой.
Он гнусно хихикнул и сделал рукой непристойный жест. Мне стало противно, и со злостью, причины которой он не понял, я сказал ему:
— Какой же ты подлец!
Как обычно, он, развязно захохотав, сказал:
— Несмотря ни на что, она, я слышал, помолвлена и скоро выйдет замуж.
С тех пор прошло много лет, и я не видел Сураю и ничего не слышал о ней. Как-то в 1967 году, после поражения, я пошел к Салему Габру и в его кабинете среди других гостей увидел Сураю. В те дни я жаждал общества коллег и друзей — так мечется в поисках воды человек, объятый пламенем. У Салема Габра я встретил Гадда Абуль Аля, Реду Хаммаду, Азми Шакера, Кямиля Рамзи. В солидной женщине лет пятидесяти я признал Сураю Раафат. Поздоровавшись со всеми, я опустился на стул. Хотя мы не обменялись рукопожатием, но я почувствовал, что Сурая меня тоже узнала. Разговор вертелся вокруг поражения. Определяли его масштабы, анализировали причины, гадали о будущем. Когда все стали расходиться, Сурая подошла к Салему Габру.
— Значит, до понедельника, — сказала она, пожав ему руку.
Он подтвердил, что в понедельник они встретятся, и, проводив Сураю до двери, вернулся к письменному столу.
— Приглашает меня на дискуссию в профсоюз учителей, — пояснил он.
