Жак Рубо - Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии.
— Однако, молодой человек, — продолжал инспектор Блоньяр, — задача ваша не в том, чтобы таскаться за мной с блокнотом и ручкой. Если уж я приобщаю вас к расследованию, то вы должны внести свою лепту.
— Я только этого и хочу.
— Вот и отлично. Мы составим план кампании. Но сперва введу вас в курс дела: я знаю и кое-что еще, чего вы не обнаружили. Вам нечего стыдиться, просто у вас не было всех необходимых данных. Это можно было узнать, только изучив списки товаров. Я приказывал составить такой список после каждого налета. До меня… ладно, не будем плохо говорить о коллегах. Это все рутина, и притом довольно скучная. Наша работа — это на восемьдесят девять процентов рутина и на одиннадцать процентов — привычка, правда, Арапед?
— Да, шеф, — отозвался Арапед, явно думавший о чем-то другом.
— О том, что я сейчас вам скажу, знают только четыре человека: я, моя жена и Арапед.
— А кто четвертый? — наивно спросил я.
— А четвертый — сам преступник!
И инспектор улыбнулся, довольный этой маленькой победой.
— Итак, я приказал составить по возможности точный список всего, что находилось в магазине после каждого налета, с указанием, где оно находилось, так сказать, географически (благодаря этому нам удалось сосчитать кастрюли: вы правы, их каждый раз было пятьдесят три). Я затребовал данные о наличии товаров до налета и сверил их с моими списками. Хотел знать, действительно ли во время налета ничего не пропало. Это оказалось трудным делом, поскольку особых ценностей нигде не имелось и на первый взгляд все было на месте. У москательщиков прескверная память: ни один не может сказать толком, что было у него в магазине. Я потратил уйму времени и наконец нашел, что искал. Но журналистам об этом и словом не обмолвился, чтобы не спугнуть преступника.
— Не факт, что он читает газеты, — заметил Арапед.
— Но факт, что мы его не спугнем, — сказал инспектор.
— Верно, — согласился Арапед, — извините, шеф.
— Ну вот, — продолжал инспектор, — можно считать доказанным, что в каждой лавке он прихватывал с собой одну вещь, всегда одну и ту же (как минимум, а возможно, и еще что-нибудь). Похоже, его интересует только один предмет, не имеющий коммерческой ценности: раскрашенная керамическая статуэтка, из партии в пятьдесят три штуки — да-да, именно столько! — статуэток польдевского производства, ввезенных сюда экспортно-импортной компанией «Объединение скобяной и москательной торговли», чтобы выдавать их как премию покупателям сковородок. Такие статуэтки поступили только в те тридцать шесть лавок, которые пострадали от налетов. Ни один владелец лавки не помнит, что они у него были, не помнит, чтобы он вручал их покупателям, ни у кого их не осталось, и никто не смог сказать мне, как они выглядят. Что вы на это скажете?
Я ошарашенно молчал
План кампании был прост и вполне в духе нестандартных методов инспектора Блоньяра: влиться в жизнь квартала и особенно — в жизнь сквера, церкви и дома 53 по улице Вольных Граждан, который был в центре событий; общаться с владельцами лавок, детьми, собаками, домохозяйками; раскрыть глаза и навострить уши, подметить необычную деталь, подслушать неосторожное слово и в нужный момент — но только в нужный момент! — нанести удар.
Необходимо было начертить план квартала, и мы это сделали. Вы найдете его на следующей странице.
Затем мы договорились о встрече в воскресенье, у Блоньяра дома. Я откланялся. Напротив «Гудула-бара», на улице Закавычек, был канцелярский магазин, и я решил купить специальный блокнот, чтобы заносить туда, словно в вахтенный журнал, все эпизоды расследования; это пригодится для моей будущей книги, первой книги, которую мне предстоит написать в сотрудничестве с великим человеком. Выходя из кафе, я услышал голос инспектора Арапеда:
— Шеф, вот вы сказали: «преступник», а вы уверены что это мужчина?
Рис. 1
Первое межглавье
Что происходит? Что мы узнали?
У наших читателей, как и у нас самих, несомненно, возникло немало вопросов. Стало быть, пришло время остановиться и перечислить некоторые из них. Как мы неоднократно убеждались, авторы романов редко бывают настолько совестливы или настолько любезны, чтобы, подобно нам, предоставлять читателям моменты передышки, когда они могли бы убедиться, что их вопросы не остаются без ответа, что их недоумение разделяют и автор, и большинство персонажей. Эти островки отдыха, наше изобретение, которое мы очень рекомендуем современникам, собратьям и последователям, мы предлагаем назвать «межглавьями». Туда приглашаются все желающие; там можно перевести дух, спокойно поразмышлять над вопросами, перед тем как снова зашагать вдоль повествования.
Вопросы приводятся ниже; наши читатели могут попытаться на них ответить.
1. Из какого романа Рассказчик позаимствовал описание своей первой встречи с инспектором Блоньяром?
2. Кто тот таинственный молодой человек, которого Александр Владимирович увидел в пустующей квартире на четвертом этаже, справа, в третьем подъезде дома 53 по улице Вольных Граждан?
3. Почему преступник избрал жертвами тридцать шесть москательщиков?
4. Почему преступник выводит на плане города москательную спираль?
5. Почему он крадет статуэтки?
6. Какую роль в этом деле играет Польдевия?
7. Где находится князь Горманской?
8. Почему преступник вблизи места преступления рисует черным силуэт мужчины, который мочится?
9. Каковы мотивы преступника?
10. Замешана ли в деле Гортензия?
11. Что увидел Александр Владимирович в незакрытом чемодане?
12. Вопрос инспектора Арапеда: почему инспектор Блоньяр уверен, что преступник — мужчина?
13. Сумеет ли инспектор Блоньяр с блеском раскрыть это дело?
14. Для чего преступнику нужен грохот кастрюль?
Отдельный вопрос:
Почему Александр Владимирович вдруг перестал прислушиваться к беседе инспекторов Блоньяра и Арапеда с Рассказчиком, которая, по-видимому, чрезвычайно его занимала (см. гл. 7.)?
Ответ на отдельный вопрос (по просьбе читателей):Вы правы: причиной тут может быть только любовь. Любовь поразила Александра Владимировича в сердце и в усы (любовь проникает в сердце мужчины через глаза, но в кота, как сказано у Галиена, проникает через усы).
Любовь ждала его в доме 53 по улице Вольных Граждан, четвертый подъезд, третий этаж, налево. И цвет ее был рыжим.
Через окно, до которого уже добралось солнце, Александр Владимирович увидел письменный стол. За столом в лиловом шелковом халате сидел Философ: он мыслил. На стол перед собой он посадил совсем юную рыжую кошечку, чей рыжий мех был усеян белыми пятнышками. Она мурлыкала.
Она делала это не из прихоти, а по обязанности. Она мурлыкала старательно и настойчиво. Ибо такова была ее работа, для этого ее наняли: мурлыкать, когда Философ мыслит; мурлыкать, чтобы он мыслил; мурлыкать, пока он будет мыслить. Сердце Александра Владимировича под пышными усами забилось сильнее. Он царапнул лапой по стеклу.
(Продолжение после глав 9 и 11, продолжение второго межглавья — после глав 18, 23 и 26.)
Глава 8
Гортензия
Совершенно не замечая, что пять пар глаз с разным выражением прикованы к ее округлостям, четко различимым под легчайшим одеянием, Гортензия свернула на улицу Вольных Граждан и вскоре исчезла из виду позади Святой Гудулы. Она направлялась к точке, уже обозначенной нами на плане в главе 7 как булочная-кондитерская Груашана. Когда она, запыхавшись, вошла в булочную, мадам Груашан грузно восседала за кассой и, как всегда, неуклюже и медлительно пыталась обслужить толпу покупателей. Гортензию она встретила благодушно и с чувством облегчения и не стала ругать за опоздание.
— А вот и она, — только и сказала покупателям мадам Груашан, как бы давая исчерпывающее объяснение.
И правда, это объясняло все, ибо Гортензия представляла собой дар любви, который Груашан преподнес своей супруге. Мадам Груашан была округлая, сдобная, с пышной, затейливо уложенной шевелюрой шоколадного цвета и во многом напоминала бесчисленные эклеры, буше и корзиночки, ежедневно и превосходно изготавливаемые ее мужем; она была пухлая, как булочка с маком, и неспешная, как выпекание безе. Ее природная медлительность осложнялась полной неспособностью к арифметике, а также запросами девяти неугомонных маленьких Груашанов, которых регулярно производила супружеская духовка столь же вдохновенно и успешно, как фирменные трубочки с кремом. В конце концов Груашан понял, с какими непреодолимыми трудностями сталкивается его жена в торговле, и сделал ей подарок — Гортензию. Два раза в день, в восемь утра и в шесть вечера, Гортензия помогала продавать хлеб и пирожные, а кроме того, она приходила в самое горячее время — в воскресенье, после мессы. Надо сказать, булочная Груашана располагалась не напротив главного входа в церковь Святой Гудулы, — это было бы банально и грубо, — а гораздо более предусмотрительно: напротив неприметной маленькой двери с другой стороны, что позволяло богомолкам совершать упоительные, волнующие набеги на сласти, не опасаясь насмешливых взглядов непосвященных, — здесь они были в своем кругу.
