Дирк Уиттенборн - Жестокие люди
– Ты горничная? – От возбуждения у меня дрожал голос. Ее майка задралась вверх, обнажив соблазнительный изгиб нижней части ее упругой груди.
– Да, три дня в неделю я еще помогаю тем, кто живет в усадьбе. Буду работать летом, пока не решу, чем буду заниматься после того, как закончу школу. Я уже все экзамены сдала, но они еще не выдали мне диплом. Только экзамен по домоводству я завалила. Вот не повезло, да? – Она выпалила все это, не переводя дыхания. Я был очарован.
– Здорово!
– Ты так думаешь? – Кажется, она мне не поверила. Джилли стала застегивать свое платьице – видимо, решила, что я разглядываю ее грудь. Правильно решила. Правда, в ту минуту я этого как раз не делал. – У меня аллергия на шерсть, поэтому я расстегиваю платье.
– А у меня аллергия на арахис.
– Тогда тебе не стоит увлекаться гамбургерами, которые продают в «Бургер Кинг». – Я стал терять к ней интерес. Перестав возиться с пуговицами, Джилли пояснила:
– Они добавляют арахисовое масло в свой секретный соус.
– Надо же, а я и не знал.
– Я тоже. А потом по новостям показали одну женщину – у ее дочки была острая аллергическая реакция на арахисовое масло, и из-за этого ее горло распухло, и она умерла, даже не доев свой гамбургер.
– Ничего себе.
– Теперь ее мать предъявила компании иск на десять миллионов долларов.
– Ну, у меня из-за арахиса кишечные колики начинаются, – я пожалел о том, что сказал это, еще до того, как Джилли произнесла:
– Тьфу, какая гадость!
– Как ты считаешь, можно предъявить им обвинение в том, что у меня образуются газы?
– Ну ты и хам! – Но она произнесла эту фразу таким тоном, что я сразу понял: она оценила мою находчивость. Настоящий индеец так бы шутить не стал, но я был вполне доволен собой. Вдруг Джилли перестала смеяться и спросила меня:
– Слушай, а твоя мама так и будет лежать здесь на полу?
Мы вдвоем схватили маму за руки и, положив их на плечи, потащили ее наверх. Почему-то я не чувствовал себя смущенным. Частично из-за того, видимо, что сама Джилли не видела в происходящем ничего особенного, а частично потому, что меня отвлекала ее грудь, которой она прижималось к моей руке, в то время как я обнимал маму за талию. Скажете, это мелочь? Тогда мне так не казалось. Возможно, все дело в том, что между нами лежало бесчувственное тело моей матери. Поэтому все воспринималось очень обостренно.
Мы уложили ее на кровать в спальне, которая располагалась на верхнем этаже. Сняв с ее ног туфли, мы на цыпочках спустились в кухню. Я распахнул холодильник, разыгрывая из себя гостеприимного владельца поместья.
– Хочешь чего-нибудь выпить? Или пожевать?
– А то. – Джилли протянула руку, чтобы взять пиво, но потом передумала.
– А оно холодное?
– У меня лимонад холодный. – Я неуверенно поменял бутылку «Маунтин Дью», которую держал в руке, на «Хайнекен». Смаковать пиво с Джилл Ламкин, одетой в крошечный топик, было гораздо приятнее, чем выдувать одним духом «Будвайзер», который мы с Хлюпиком тайком таскали из нашего холодильника. Я во все глаза таращился на свою новую знакомую. Это было пьянящее, дурманящее чувство. Какое счастье, что благосклонная судьба привела меня в это чудесное место!
Сидеть так и молчать было настоящим блаженством. Но потом я запаниковал. Что же мне теперь сказать, в ужасе подумал я. Даже не знаю, в чем тут дело: то ли на меня подействовало пиво, которое я нервно прихлебывал, то ли события последних беспокойных дней. А может, это все из-за того, что меня волновала мысль о том, как выглядит Джилли, когда снимает свою футболку. Я бешено соображал, пытаясь вспомнить какой-нибудь интересный факт из жизни яномамо. Наверное, пока не стоит рассказывать ей о том, что женщины этого племени прячут мясо в одном из отверстий своего тела.
– Ты, наверное, хочешь, чтобы я рассказала, что делала в вашем шкафу.
– Абсолютно верно. – Сказать по правде, меня заботило только одно: как бы прервать эту затянувшуюся паузу.
– Когда вы пришли сюда с Гейтсом, – я кивнул (мне казалось, что она не замечает, с каким жадным интересом я уставился на ее сиськи), – я как раз курила травку. Шеф уже застал меня за этим занятием однажды, так что…
– Понятно. Ты – птица в дымоходе.
– Вроде того.
Не подумайте, что я слишком самоуверен, но Джилли явно решила, что у меня есть поэтические наклонности. Обыкновенные смертные так изящно не выражаются.
– Сколько тебе лет?
– Пятнадцать с половиной. Точнее, через месяц мне исполнится шестнадцать. – Черт, черт, черт! Ну почему я не сказал ей, что мне семнадцать?
– Хочешь покурить?
– Ясное дело.
Она достала из топика самокрутку и облизала ее. На губах у нее была помада. Знаете, когда это делал Хлюпик, меня это почему-то вовсе не возбуждало. Когда я сделал несколько затяжек, то решил, что эти скульптуры с острова Пасхи довольно… симпатичные. Такая у них… экзотическая красота.
– А это что такое? – Джилли махнула в сторону массажного столика моей мамы.
– Это специальный столик. Для лечения. – За последние два дня мне приходилось столько раз врать по маминой вине, так почему бы не сделать это хотя бы один раз ради самого себя?
– Какого лечения?
– Она занимается гомеопатией.
– Так она врач?
– Можно и так сказать. Она не занимается традиционной медициной, но во Франции ее считали бы врачом. – Помнится, мама говорила о своем желании изучать гомеопатию в одном новомодном институте в Париже, так что все это было не так уж далеко от правды.
– Она приехала сюда, чтобы лечить мистера Осборна?
– Ага. – Я становился все честнее и честнее.
– Думаешь, ей это удастся?
– Не знаю.
– А моя мама такая дура. – Джил выдохнула дым мне прямо в лицо. – Знаешь, что он мне сказала? Что твоя мама… – Тут за окном раздался автомобильный сигнал.
– Что?
– Ничего. Я сразу поставила ее на место. – И моя подружка ринулась к двери.
Я выглянул в окно. В спортивном автомобиле с откидным верхом сидел парень. Он не выключал ревущий двигатель. – А это еще кто?
– Мой парень Двейн. – Она передала мне сигарету. – Смотри, не говори ему, что мы курили вместе.
– Почему?
– Он тебя убьет, дурашка.
Мне показалось, что этот Двейн был уже старый. Тогда я считал старыми всех, кому больше восемнадцати. Его можно было бы назвать симпатичным – если бы не его огромные, словно у летающего слоненка Дамбо, уши.
Он был весь такой жирный и здоровый, что мне сразу подумалось, что было бы здорово воткнуть ему в зад термометр, которым измеряют температуру мяса в духовке! Я стоял на пороге и смотрел, как он уезжает. Двейн показал мне средний палец.
Когда я докурил, то уже перестал переживать из-за того, что пытался убедить Джилли в том, что моя мать – французский доктор. Теперь меня беспокоило другое: что сказала о ней ее мать?
6
Я сидел в каноэ на реке Урарикоэра. Эти лодки делают так: берут огромное бревно и выдалбливают середину. Рядом со мной был мой отец. Выглядел он так же, как на фотографии в географическом журнале. Уровень воды в реке поднялся, потому что в последнее время там было много дождей. Я наблюдал за ленивцем, который упал в воду и теперь яростно боролся с течением. На берегу несколько женщин из племени яномамо собирали ветки. На них не было никакой одежды, если не считать перьев из хвостов попугаев и кругов на спине. Эти рисунки они наносили, используя сок каких-то растений. Я знал, что все это мне снится, потому что, когда вылез из лодки, то обнаружил, что на ногах у меня те самые высокие ботинки, которые я собирался купить на деньги, потраченные впоследствии на кокаин. Но все выглядело, как в настоящей жизни. Кроме того, было довольно прохладно. В ветках деревьев у меня над головой щебетали птицы… и они продолжали квохтать даже когда, когда я открыл глаза и увидел, что нахожусь в маленькой спальне на втором этаже гостевого домика мистера Осборна. На дереве, которое стояло у окна, сидела огромная стая тех птиц – как их там называют, – которых наш хозяин купил для того, чтобы они съели всех жучков, поедавших божьих коровок, уничтоживших всех мух. Теперь я понимаю, что имел в виду Гейтс, когда говорил об этих птичках: каждый раз, открывая клюв, они гадили на землю.
В общем, они раздражали меня по двум причинам: во-первых, из-за их кудахтанья я не мог опять заснуть, а во-вторых, они напомнили мне о том, что я так и не поехал в Южную Америку. Я вспомнил о Джилли, и из-за этого у меня появилась эрекция. Обычно это только повышало мое настроение. Так произошло и в это утро. Но тут я с тоской вспомнил, что все мои журнальчики с развратными девицами остались в Нью-Йорке. Возбуждение и тоска по дому – не очень приятный коктейль. Я направился в ванную.
Стены в этой комнате были обиты деревом. И еще там была джакузи. Видимо, когда я готовился лечь спать, то был в таком дурмане, что даже не заметил этого. Кроме того, там стояла корзинка с маленькими кусочками мыла, упакованными в папиросную бумагу, и миниатюрные бутылочки с шампунем. Прямо как в гостинице.
