Виктор Трихманенко - Небом крещенные
Мл. л-т Дубровский".
VIIIИЗ ДНЕВНИКА ВАДИМА ЗОСИМОВА
20 сентября
Жаркое лето прошло для нашей шестнадцатой группы безрадостно, прошло в духоте учебных классов и отупляющего бездействия караула. Время от времени нас подкармливали обещаниями, что вот-вот будет получен бензин и начнутся полеты. В общем писать было не о чем, и дневник мой спокойно спал под матрацем.
Однажды из группы взяли пять человек и послали в город получать контейнер с техимуществом. В пятерку попали и мы с Валькой Булгаковым.
На товарной станции контейнер долго разыскивали, потом надо было ждать оформления каких-то документов. А за забором проходила тихая окраинная улица, вся увитая зеленью. Сквозь деревья проглядывало двухэтажное здание кремового цвета, оттуда доносились ребячьи голоса.
— Школа, — догадался я.
— Точно, школа, — отозвался Валентин.
Мы посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, отошли вдоль забора подальше от "грузчиков". Остальные трое курсантов дремали на солнышке в ожидании контейнера. Нашего ухода не заметили.
Нашли кусок рыжего войлока, с помощью которого навели блеск на сапогах (отправляясь в город, мы одолжили у ребят сапоги). Перемахнуть высокий забор гимнастам ничего не стоило.
И вот сна перед нами, школа. Чужая школа, родная школа. Звонок звал школьников на урок, толпясь, они ныряли в широкую дверь.
Прогретый солнцем, чуть прохладный в тени воздух сентября кружил голову. Тонким комариным пением осталось в нем эхо школьного звонка. Какой же это звонок: прозвучавший только что или сохраненный в памяти с того времени, когда мы сами сидели за партой?
Мы с Валькой вошли в вестибюль школы. Навстречу поднялась сторожиха, такая же толстая, пожилая тетя, как в любой другой школе.
— Вам кого?
— Может быть, самого директора, — сказал Булгаков.
Техничка оглядела нас недоверчиво, но пропустила.
В коридоре второго этажа ни единой души. На дверях табличка: 8 "А", 9 "Б", 10 "А". За дверьми слышны голоса учителей, женские и мужские. Мы медленно шли по коридору, стараясь не очень топать сапожищами, взятыми у ребят, — у меня они на номер больше. В дальнем конце коридора откуда-то выпорхнули две девочки в фартуках, быстро пошли к нам. Мы отшатнулись к подоконнику. Валька сдернул было пилотку, но, вспомнив, что он стриженный под машинку, опять надел. Ближе, ближе школьницы; у одной косы, а у другой короткая, спортивная прическа, обе красивые. Проходят мимо, едва взглянув на нас.
— Девочки, можно вас на минутку, — окликнул их Валька.
Остановились, глядят удивленно.
— Девочки, вы из какого класса?
— Из восьмого "Б", — пропели они дуэтом.
О чем же спросить еще? Неприятно теплая волна залила мою левую щеку.
— Мы хотим познакомиться с вашей школой, — сказал Булгаков.
Восьмиклассницы пожали плечами и пошли. Одна обернулась, бросив на ходу:
— Дядя, вам надо обратиться раньше к нашему завучу.
Булгаков тихонько заржал:
— Дяденька… Ге-ге-ге!..
А мне сделалось грустно. Оттого, что в школе нас, двух недавних учеников, за своих уже не признают. Я мечтал как-нибудь зайти в школу и просто посидеть на уроке, не сознавая, что этот шаг назад во времени, собственно, невозможен.
IXЗайдем к завучу. Не прогонит же он нас — предложил Булгаков, когда они топтались в школьном коридоре, не зная, что делать дальше.
— Я думаю, сейчас не стоит, — помотал головой Вадим.
— Почему? Ты ведь хотел посидеть на уроке в десятом классе.
— Расхотелось, Валька, не пойду.
— Да пошли! — Булгаков потащил его за локоть. — В десятом "А", наверное, девочки симпатичные.
Вадим наотрез отказался и даже вспылил, когда Булгаков попытался втолкнуть его в учительскую. Тогда Валька, не понимая, что произошло в настроении друга, начал над ним подтрунивать:
— Чего ты сдрейфил, Вадим? Боишься, что тебя спросят на уроке и двойку поставят?
— Не хочу — и все! Пошли отсюда.
— Ай да Вадим! Не знал я, что ты так учителей боишься. Или, может, девочки из восьмого класса тебя смутили? Одна из них ничего. Та, с косами которая.
Лирические раздумья Зосимова были Булгакову, конечно, понятны, но он, как человек сильной натуры, почему-то таких раздумий стеснялся и готов был скорее посмеяться над ними, чем признать. Зосимова это раздражало крайне, и только последним усилием воли сдерживал он себя от жесткого выпада против зубоскальства Булгакова.
Когда разгружали контейнер, Булгаков еще раз сострил насчет школы. Вадим грубо оборвал его. До конца работы они не разговаривали, на перекурах молча протягивали один другому "сорок", потому что на закрутку был еще третий претендент, жаждущий получить "двадцать".
Первая размолвка остазила царапину на цементе их дружбы.
Пятеро курсантов вернулись в эскадрилью вечером и попали, как говорится, с корабля на бал: приезжие артисты давали концерт.
В той же курсантской столовой были наскоро сооружены подмостки, артисты появлялись на них, выходя из раздаточной.
На сцену вышел, пошатываясь, размалеванный человек в немецкой военной форме. "Фриц", конечно, был глуп и к тому же пьян. Разговаривая по телефону с подчиненными, он воспринимал их доклады с ошибками, которые вели все дело к неминуемому провалу.
"— …Едет полковник.
— Что? Покойник? Пусть едет, закопаем как надо.
— Наши войска окружают.
— Кого, русских?
— Наши войска окружают русские. Они нас!
— О майн гот!"
Гримированный какой-то ваксой человек метался по сцене, корчил рожи, орал благим матом. Он вызывал в зале смех, ко не искусством игры, а своим идиотским поведением.
"Фриц-комендант" истошно орал в телефонную трубку что в голову приходило, вокруг него вертелись безъязыкие подчиненные…
Неожиданно в эту сцену вписалось новое действующее лицо: на подмостки поднялся капитан Акназов. Зал сейчас же притих. Актеры опустили руки, предчувствуя недоброе.
— Товарищи курсанты! — негромко начал Акназов. Его правая бровь полезла на лоб. — Подобной халтуры в своем гарнизоне я не допущу. Артисты должны немедля уехать, машина их ждет.
Он спрыгнул с подмостка в зал, так ни разу и не взглянув на ошарашенных артистов.
Распахнулись обе створки двери. Курсанты гудящей толпой высыпали во двор. И тут же прозвенел прекрасно поставленный командный голос Чипиленко:
— Эскадрилья, строиться на вечернюю прогулку!
XИЗ ДНЕВНИКА ВАДИМА ЗОСИМОВА
10 октября
Во время утреннего осмотра в складках нательной рубахи одного курсанта нашли вошь. Самую обыкновенную. Всю группу из-за этого послали в баню. Пока мылись, пока проходили санобработку, полдня минуло.
Пойманное насекомое Валька приказал не уничтожать, а сдать ему на хранение. Он поместил его в плотно закрывающуюся коробочку и хранил у себя. Чем-то подкармливал.
— Вошка на гауптвахте, — зубоскалил он. — За нарушение порядка пять суток ареста получила.
Бывали дни, когда сидение в классе становилось невмоготу. И тогда Валька выпускал свою пленницу на чью-нибудь нательную рубаху. Сейчас же докладывали о "найденной" на белье вше старшине эскадрильи. Тот свирепыми глазами изучал "факт".
— Сико случаев за последнее время. Никогда такого не було, — сокрушался старшина. — Шестнадцатая группа снималась с занятий. В баню, на санобработку!
Этого только и надо было. Шли вольным строем — не шаг, а горох, — подхватывали Вальку под руки, а он вполголоса распевал песенки одесских биндюжников.
Трижды разыгрывали спектакль. Но как-то Валька, открыв коробочку с целью подкормки насекомого, не обнаружил его на месте.
— Смылась, паразитка, — сокрушенно сообщил он хлопцам.
— Посмотри, может быть, она выползла к тебе на гимнастерку, — посоветовал один из курсантов.
Валька посмотрел. Не нашел.
— Будет она тебе тут сидеть, — бормотал он, просматривая швы гимнастерки. — За три километра убежала от эскадрильи.
Новый день в эскадрилье начался так, как всегда: физзарядка, утренний осмотр, завтрак. Потом Чипиленко прокричал:
— Все идут на занятия! Остаются на месте шестнадцатая и восемнадцатая учебные группы!
Что бы это значило?
Со стороны штаба неторопливо идет по песчаной дорожке капитан Акназов, за ним летчики-инструкторы. Кто перекинул ремешок планшета с картой через плечо, как положено, а кто несет планшет в руке, как дамскую сумочку.
Чипиленко выстраивает шестнадцатую и восемнадцатую, докладывает командиру эскадрильи.
Улыбаясь, капитан Акназов говорит:
— Ну вот, товарищи курсанты… Хватит вам по земле ходить, давно пора летать.
