Эдуард Тополь - Элианна, подарок бога
Зал охотно зааплодировал, гости принужденно встали и поклонились залу.
— А сейчас, — сказал я со сцены, — как президент Культурного центра, которого вы сами выбрали, я хочу открыто и честно сказать нашим гостям, что все, что вы рассказывали им в ХИАСе, в Американском посольстве и в НАЙАНЕ о бедственном положении евреев в СССР, — чистая ложь!
Зал возмущенно загудел, послышались голоса:
— Как ты смеешь? Негодяй! Предатель! Вон со сцены!
Я поднял руку:
— Одну минуту! Сейчас я вам докажу, что быть евреем здесь, в Америке, куда труднее, чем в СССР. Здесь, чтобы быть евреем, нужно ходить в синагогу, соблюдать еврейские праздники и, конечно, сделать себе обрезание. Иначе кто будет считать вас евреем? А в Советском Союзе? Если у вас папа или мама евреи — всё, вы уже еврей на всю жизнь, даже обрезание делать необязательно! Есть у вас обрезание или нет, знаете вы идиш или не знаете, соблюдаете субботу или не соблюдаете — неважно, всё равно вы еврей, и всё тут!..
Зал успокоился — понял, что я их развел.
— Правда, — сказал я, — некоторые пытаются уйти от своего еврейства, меняют фамилии, имена и отчества, и в паспорте, в графе «национальность», им за большую взятку пишут в милиции, что они русские, украинцы или даже узбеки. Но это не помогает. Потому что есть у нас такая поговорка: бьют не по паспорту, бьют по морде. А поговорки, как вы знаете, это выражение народного опыта. Представьте, какой опыт мордобоя нужно было схлопотать, чтобы родилась такая поговорка!
Тут Басов, сидя у магнитофона, включил «Эх, дубинушка, ухнем!».
Зал засмеялся.
Переждав первый куплет, я снова дал Арику знак смикшировать звук и продолжил:
— Я вам больше скажу! Однажды моя сестра ехала автобусом с работы. Это было в центре Москвы, на Ленинградском проспекте, в пять часов дня. Сидя в автобусе, моя сестра достала из сумки книжку Баха Jonathan Livingston Seagull, «Чайка по имени Левингстон», и стала читать. И вдруг сидевший рядом хмельной мужик толкнул ее локтем в бок и сказал на весь автобус: «Видали, бля! Жидовские книжки тут читает! Ты вали в свой Израи́ль жидовские книжки читать! А у нас тут нехер ваши жидовские книжки читать, тут вам не библио́тека!»
Сестра пересела на другое место, но мужик двинулся за ней и стал толкать ее в спину, крича на весь автобус: «Вот жидовье! Пошла отсюда! Там будешь свои жидовские книжки читать!»
Был полный автобус пассажиров, но никто не заметил, что у нее в руках не еврейская книжка, а английская. Так он и вытолкал ее из автобуса. Так что, как видите, даже англичанин может в СССР стать евреем, если будет на людях английские книжки читать…
Басов включил советскую эстрадную песню: «Не повторяется такое никогда…», и зал опять засмеялся.
— Нет! Это неправда! — прокомментировал я. — Еще как повторяется! В Киеве мой приятель ехал в трамвае, и на остановке в трамвай вошла женщина с собачкой. А собачка, извините, вдруг взяла и пописала. Пассажиры стали возмущаться — безобразие, почему разрешают в трамвае с собаками ездить? И тут поднимается один мужик и говорит: «Та шо вы шумите? Якшо мы жiдов терпiм, шо воны з нами iздят, так собак тiм бiлше можно терпеть!»
А теперь подумайте, кто в такой обстановке может не только жить, но стать победителем и народным любимцем?..
Тут Басов включил песню Эдуарда Хиля: «А нам не страшен ни вал девятый, ни холод вечной мерзлоты! Ведь мы ребята, ведь мы ребята…» — и зал со смехом зааплодировал.
— Вот именно, — сказал я внахлест. — Мы еще те ребята! В Советском Союзе никто не может испытывать такой радости быть победителем, как евреи! С помощью процентных норм и запретов там на каждом шагу создают условия, чтобы ты был вынужден стать самым талантливым, самым знающим и, вообще, самым лучшим!
Музыка — «Вся жизнь впереди, надейся и жди…»
А я продолжал:
— И до того в СССР дошла забота о евреях, что никого там не отпускают жить за границей… Если какой-нибудь украинец или узбек напишет заявление в ОВИР, что хочет уехать из СССР, то его за это или в тюрьму, или в психушку сажают. А евреям — нет, нам опять привилегии, тысячи евреев каждый год уезжают теперь кто в Америку, а кто — даже в Израиль! Представляете, во враждебную страну, с которой у СССР никаких нет отношений! Ну разве это не проявление заботы партии о евреях? Ведь ни одна нация не имеет таких возможностей!
Музыка — украинский хор с песней «Я славлю партию!..» и — хохот в зале.
Прослушав часть этой кантаты, я снова дал Арику знак смикшировать звук и сказал:
— А теперь я скажу вам главное: быть евреем в СССР не только почетно, но и выгодно! Да, не удивляйтесь! Сегодня в Баку еврейская невеста стоит десять тысяч рублей! За что платят такие деньги? Только за то, чтобы еврейка согласилась на фиктивный брак с азербайджанцем и вывезла его из СССР! И вот я хочу, чтобы с помощью нашего радио WWCS весь мир узнал о том, что сейчас в России наступил исторический период обращения азербайджанцев, грузин, русских и даже украинцев в евреев! Русские, армяне, литовцы и даже калмыки дают взятки, чтобы в архивах паспортных столов «нашлись» данные, будто их родители евреи. А один мой знакомый художник по имени Сергей Иванов пришел в ОВИР и потребовал, чтобы его выпустили в Израиль, потому что он еврей. «Как так? — сказали там. — Какой ты еврей? Ты же Иванов Сергей Иванович!» — «А я чувствую, что я еврей!» — «Но у тебя папа чистокровный Иван Сергеевич Иванов! И мама русская, вот же документы!» — «А я чувствую, что я еврей!» И, представьте, его отпустили из СССР как еврея! Разве это не исторический период? Веками нас крестили, убивали, мазали губы салом, называли жидовскими мордами, уничтожили синагоги, еврейские школы, газеты и театры, и вдруг — дожили! Русские записываются евреями! Полтавские антисемиты платят взятки, чтобы им прислали вызовы из Израиля! Грузины мечтают выдать своих дочерей не за грузин, а за евреев! Латыши мечтают жениться не на латышках, а на еврейках! А вы говорите, плохо быть евреем в СССР! Путем особой конкуренции советская власть постоянно поддерживает в нас дух борьбы и азарт быть победителем. Даже если ты не хочешь принимать участие в этой борьбе и записываешься русским, рано или поздно тебя все равно разоблачат и — бац по морде! А ну-ка, жидовская морда, хотел скрыть, что ты еврей? Не выйдет! Давай становись самым лучшим, самым умным и самым талантливым! Как Чухрай! Как Ландау! Как Утесов! Как Ботвинник! Как Барто! Как Бернес! Как Эфрос! Как Инбер! Как Левитан! Как Каверин! Как Маршак! Как Галич! Как Корчной! Как Тухманов! Как Драгунский! Как Светлов! Как Гроссман! Как Полевой! Как Высоцкий! Как Митта! Как Быстрицкая!..
Зал не выдержал и начал аплодисментами вторить моему речитативу. А я продолжал:
— Как Раневская! Как Дунаевский! Как Райкин! Как Володин! Как Крамаров! Как Ромм! Как Юлиан Семенов! Как Горин! Как Кунин! Как Гердт! Как Брагинский! Как Кобзон! Как Долина! Как Броневой! Как Бродский!..
Тут зал встал и, стоя, стал аплодировать в ритме моего списка. Но я поднял руку:
— Минутку! Сейчас вы сядете! Как Троцкий! Как Свердлов! Как Каганович! Как Шварцман, пытавший еврейских врачей…
Зал возмущенно загудел и сел.
А я сказал:
— Ладно, давайте и дальше начистоту! Советская пресса называет нас «колбасной» эмиграцией. Мол, мы с вами уехали в Америку за жратвой. И здесь кое-кто тоже так считает и относится к нам презрительно, видят в нас только швейцаров и полотеров. Так вот, я прошу встать всех, у кого в Союзе не было колбасы. Не стесняйтесь! Пожалуйста, режиссеры, артисты, художники, врачи, журналисты, адвокаты! Если у вас в России не было в холодильнике колбасы, масла, сыра, мяса — что там еще? Встаньте, пожалуйста!
Никто не встал, ни один человек. Зато все с любопытством крутили головами по сторонам.
Я сказал:
— Тогда я тоже сяду. Для полноты картины. Даже при тотальном дефиците на продукты, одежду и все остальное мы там были и сыты, и одеты, и даже имели автомобили. Ведь мы были самые талантливые и, вообще, самые-самые. А в Америку я приехал — тут все наоборот. Тут даже евреи меня евреем не считают. Они говорят: «Ду ю спик идиш? Ду ю релиджиус? Дид ю хэв брит-мила?». Нет, говорю, откуда мне знать идиш, если в СССР нет ни одной еврейской школы? И как я могу быть религиозным, если еще в детском саду меня сделали атеистом? И как я мог иметь бармицву, если в тот год, когда мне исполнилось четырнадцать, в Полтаве разбили последнюю синагогу? А они говорят: ах так? Значит, ты не еврей! Постойте, говорю. А как же моя еврейская мама? А как же все мои дедушки и бабушки, до восьмого колена чистокровные евреи? Разве это не в счет? Нет, говорят, это не в счет. Вот у нас, говорят, в синагоге есть один японец, у него мама и папа японцы, а дедушки и прадедушки — вообще, самураи, но он ходит в синагогу, соблюдает кошер и субботу, сделал себе обрезание и выучил иврит — вот он настоящий еврей. А ты, говорят, гой [4].
