Наталья Баклина - Девушка с Рублевки
Второй случай «подката» можно таковым и не считать. На дискотеке в той же общаге, теперь уже на третьем курсе, в меня вцепился какой-то хорошо поддатый парень и тащил танцевать, пока на мои вопли «Отстань, урод!» не подтянулись дежурные с красными повязками и не вывели танцора вон – оказался чужим, не из наших студентов. А так, сколько я ни влюблялась за эти пять лет учебы, сколько ни обмирала, гадая, обратит ли «предмет» на меня внимание, ничего и ни с кем у меня не срослось. Мои «предметы» – их было трое, все из нашей группы – мило со мной общались, списывали у меня английский, помогали делать лабораторные по сопромату, и только. Двое из них к концу института женились, третий, Дима, после защиты диплома уехал в Свердловск, тогда еще не ставший Екатеринбургом. И в санатории я как раз переживала тихую грусть по поводу очередной несложившейся любви и робкие подозрения насчет неправильности маминых секретов женского счастья. Может быть, мне надо было с Димой вести себя как-то менее по-дружески и более кокетливо? В душе назревал бунт, и, как я потом поняла, в большей степени именно он, нежели нервотрепка с дипломом, проявился и повышенной кислотностью в желудке, и несколькими новыми нарядами, сочиненными мной к поездке в санаторий.
Преддипломную практику я проходила в стройуправлении, где папа работал главным инженером. Работала по-взрослому: составляла сметы на строительство и закрывала наряды. Недельку – под присмотром прораба Степаныча. Еще месяц – самостоятельно, закрыв собой амбразуру. Степаныча скрутило с аппендицитом, второй прораб ушел в запой, и после некоторых перетасовок меня рискнули поставить на отделку панельной пятиэтажки. Смета там была типовая, наряды тоже, и я отлично справилась и с тем и с другим. И даже научилась кое-чему. Во-первых, не краснеть, когда штукатуры и маляры подпускали матерщины. А во-вторых, писать в нарядах реальные объемы, а не те фантазии, которые мне пытались внушить отделочники. Результатом такой практики стала зарплата и премия. Часть я отдала маме, а остальное отложила для себя: купила на рынке джинсы, красную майку в обтяжку на узких лямочках и ситца в бело-красно-черный цветок, из которого сшила юбку-колокол.
Белый лаковый пояс я приобрела уже в Пятигорске, как бы поставив точку на своем бунте. К тому времени я уже почти неделю слушала Зинины рассказы про мужиков и смотрела, как она красиво курит да щурится, и в субботу пошла в парикмахерскую. Остригла косичку, получив взамен короткую стрижку-каре и густую челку до бровей. Потом купила помаду вишневого оттенка, оливковые тени для век и этот широкий лаковый белый ремешок. Вечером мы с Зиной пошли на танцы в соседний дом отдыха – в нашем санатории контингент был не тот. Как сказала Зина: «Сплошь язвенники и старперы».
И там ко мне, взбунтовавшейся, обновленной, с вишневой помадой на губах, пышной челкой до глаз, подмазанных оливковыми тенями, с осиной талией, туго затянутой пояском, подошел Эдик. Высокий, почти на голову выше меня, плечистый, в светлом батнике и модных штанах-«пирамидах», явно фирменных, а не кооперативных «самострочных», он мне показался принцем. Эдик пригласил меня на танец, взял за руку и увел в сказку.
Сказка длилась целых четыре дня и пять ночей. Зина очень кстати познакомилась с каким-то волосатым брюнетом и ночами пропадала у него, оставив номер в наше с Эдиком распоряжение. Как я сейчас понимаю, он оказался опытным и умелым любовником. Или, может быть, просто мы с ним совпали. Как бы то ни было, я легко и без лишних сожалений рассталась с девственностью. И все ночи упивалась новыми, ошеломительными ощущениями (Оказывается, мое тело умеет та-а-акое!). Днем мы с любимым гуляли по городу, ели какие-то чебуреки, снимались у уличных фотографов. И говорили в основном о нем. Про его работу (в Москве, в цирке, помощником укротителя бенгальских тигров – вот это да!). Про людей, с которыми он встречался (подумать только, с самим Никулиным за руку здоровался! Котов Куклачева спасал, когда они сдуру к тиграм в клетку сунулись. Игорю Кио ассистировал в его номере со львом!). Про Москву (Ох и город! С непривычки умом можно тронуться, сколько там машин и людей). Но я не тронусь, со мной же будет Эдик! Стихи он мне читал красивые, про любовь. Я даже тогда решила, что его собственные, и только потом, случайно наткнувшись на них в журнале, узнала, что автор – Андрей Дементьев. Я тоже иногда что-то вякала про свой Челябинск и строительный институт, он кивал, не слушая, и я замолкала. Да и что я могла сказать интересного этому москвичу, мужественному укротителю свирепых хищников? И я слушала, слушала с благоговением, страстно отвечала его поцелуям, пылала в его руках и плавилась от счастья... Вот она, Любовь... Дождалась!
А на пятый день Эдик исчез. Ушел утром из моей постели и не вернулся. Я весь вечер металась, не зная, где его искать – на танцплощадке в доме отдыха его не было, а ни фамилии, ни номера, где парень остановился, я не знала. Некогда было спросить – мы про другое говорили. Под утро меня, зареванную и распухшую, увидела Зина, подключилась к поискам и все выяснила. Мой Эдик оказался не Эдиком, а Петей. Не москвичом и не дрессировщиком, а лаборантом из Красноярска. И вчера он уехал домой – путевка кончилась.
Моя сказка тоже кончилась. Я поменяла обратный билет и вернулась домой на десять дней раньше. Родители, против ожидания, спокойно отреагировали на мой новый облик. А я, чувствуя себя Золушкой, чей принц ровно в полночь превратился в мерзкую крысу, пошла оформляться в стройуправление. Попала на бумажную работу, и вскоре возле меня даже стали крутиться молодые мастера с намеками насчет кино и дискотеки. Но после Эдика не хотелось никого и ничего. А через месяц он дал о себе знать. Выяснилось, что у моей пятигорской сказки есть продолжение – я беременна. О том, как решила оставить ребенка и как боялась сообщить об этом родителям, – отдельная история. Они, кстати, приняли известие спокойнее, чем я ожидала. И Никитку полюбили без памяти. И никогда, ни разу, меня им не попрекнули.
А зачем им попрекать, когда я все слова сама себе сказала? Что права была мама, что серьезные, настоящие мужчины смотрят на скромных девушек, а на расфуфыренных – только подлецы, Эдики всех мастей. Дала слабину, расфуфырилась... и пожалуйста! Мне потребовалось еще несколько лет жизни плюс свершившаяся в стране сексуальная революция, чтобы понять: все, что я себе напридумывала, и все, чему меня учила мама, – ерунда. Скорее, наоборот, на скромных девушек чаще всего реагируют либо зануды, либо неудачники, либо ловеласы, чувствующие в них легкую добычу. А на раскрепощенных девушек обращают внимание... Правда, хрен его знает, кто там на них внимание обращает. Личного опыта на этот счет я так и не приобрела – слишком быстро перескочила из девушек в молодые мамаши. На мужиков смогла смотреть года через три, когда отдала Никитку в садик и вышла на работу.
Кстати, с этим своим декретным отпуском я очень удачно пересидела лихие для нашего стройуправления времена. За три года оно превратилось в акционерное общество, народ, переживший волну сокращений, научился работать по-рыночному: с минимумом халтуры и на трезвую голову. Я, как вернулась, попала в личные помощники к новому шефу, бывшему прорабу Ивану Иванычу. Ему как раз только-только компьютер поставили, нужен был человек, который соображает. Не соображал никто, и я в том числе. Но догадалась вызвать ребят, которые компьютер ставили, и попросила показать мне хотя бы азы. Я поняла, как открывать и сохранять документы. А тюкать по клавиатуре двумя пальцами – вообще дело знакомое, не сложнее, чем на машинке печатать. Иваныч, оценив мою смелость и грамотность, потом на курсы меня отправил.
Так вот и стала я в нашей конторе личным помощником гендиректора, первым специалистом со знанием персонального компьютера. И мужчины стали обращать на меня внимание. Иногда слишком назойливое, и в основном – чьи-то мужья, пузатые и лысоватые, подуставшие от семейной жизни и искавшие «свежих ощущений» на стороне. Им казалось, что молодая мать-одиночка – как раз то самое... Один так и выдал прямым текстом: давай, мол, по бартеру. Ты мне – любовь и ласку, я тебе – гормональную и материальную поддержку. Послала коммерсанта на три буквы – научилась уже к тому времени не просто не краснеть от мата, а и сама «заворачивать» при необходимости.
Однако примерно через полгодика сдалась и закрутила роман с Василием, женатым инженером с областного цемзавода. Он к нам частенько заглядывал, ведь поставщик, как-никак. Никогда не приставал и не обшаривал сальными глазками, напротив, смотрел с восхищением и какую-нибудь шоколадку или апельсин обязательно приносил. Ну и в День строителя, когда все гуляли на общем празднике, мы с ним и согрешили.
Почти девять лет мы с Василием встречались. Самое интересное, что я с самого начала знала – мужем мне этот человек никогда не будет. Слишком он мягкий и деликатный, чтобы принимать какие-то серьезные решения. Наверное, если бы надавила, то смогла увести Василия, особенно в первые три года нашего романа. Но в его семье росла девчушка, да и ультиматумы «или-или» – вовсе не мой стиль. На четвертом году наших встреч жена родила Василию сына, через полтора года – еще одного. Вот так накрепко привязывала к себе мужика. Наш роман закончился, когда жена уговорила Василия переехать в Гомель к ее родителям. Видимо, устала делить мужа со мной.
