Лорен Грофф - Судьбы и фурии
Теперь она ненавидела его еще больше. Жирный позер.
– Ты воняешь мусоркой, – сообщила она ему.
– И в помойке можно найти жемчуг, – сказал он, и в подтверждение своих слов победно приподнял тяжелого пузатого Будду. – На их месте я бы поимел эту штуку. Матильда странная, но я бы вдул и ей. А Лотто так вообще знатный трахальщик. Настоящий эксперт в этом деле.
– Точно. Он та еще шлюшка, – сказала Даника.
– И ему все прощают за красивые глаза. Но, знаешь, если бы он действительно был красавчиком, его бы никто так не хотел. Просто он знает, как посмотреть на девчонку, чтобы через пять минут ее уже захотелось поскорее скинуть трусы. И еще один немаловажный факт – он парень. Если бы он был девчонкой и так же вертел хвостом, то от него бы уже все воротили нос. А парень может трахнуть целый миллион девчонок, и все будут думать, что он ведет себя, как нормальный мужик.
Даника несколько раз подряд позвонила в дверь и понизила голос:
– Неважно. Я даю этому браку год. Ну серьезно, кто женится в двадцать два? Может, шахтеры или фермеры, но мы же другие. Месяцев восемь он будет держать Перепуганную Мисс взаперти в спальне, а между делом трахать престарелых режиссерш ради роли короля Лира, да и вообще трахать все, что движется. И в конце концов Матильда быстренько с ним разведется, а потом выйдет замуж за какого-нибудь трансильванского принца.
Они засмеялись.
Даника снова поднесла руку к звонку и прозвонила на азбуке Морзе «S.O.S.».
– Окей, я готов с тобой поспорить, – сказал Чолли. – Лотто не будет ей изменять. Я знаю его с четырнадцати лет. Он редкая задница, но зато честная.
– Миллион баксов, – выпалила Даника.
Чолли молча поставил Будду на землю, и они пожали руки.
Дверь скрипнула, и на пороге возник откровенно сытый и довольный Лотто с капельками пота на лбу. Позади него, в пустой гостиной голубой бабочкой мелькнула Матильда. Хлопнула дверь в ванную. Даника с трудом удержалась от того, чтобы не лизнуть Лотто в щеку, когда они обменялись приветственным поцелуем. Боже, какой же он соленый и сладкий, как свежеиспеченный кренделек. Лотто всегда был ее маленькой слабостью.
– Сотни и тысячи приветствий. Я не плачу, не смеюсь, нетяжел, не легок[5]. Проходите, – сказал Лотто.
Ох, как же мало у них было вещей! Книжные полки из шлакоблоков и фанеры, диван из университетской общей комнаты, покосившийся стол и садовая мебель. Но, несмотря на все это, счастье буквально витало в воздухе. В Данике шевельнулась ревность.
– По-спартански, – оценил их новую обстановку Чолли и примостил Будду на каминной полке. Теперь тот возвышался над всей комнатой. Чолли почесал статуе животик и направился на кухню, где стоял свадебный подарок молодоженов – купальня для птиц. Он набрал полные ладони средства для мытья посуды и умылся прямо в купальне, смывая вонь мусорки. Оттуда же он наблюдал, как дом начал постепенно заполняться всеми этими позерами, лжецами и жизнерадостными типчиками в пиджачках с гербами, с которыми он вынужден был сталкиваться с тех пор, как Лотто был изгнан в ту лодочную школу, а затем и в университет.
Лотто был единственным, кто не отвернулся от Чолли, когда тот потерял все. А Сэмюель всегда только делал вид, что он лучший друг Лотто. Что за бред! Но как бы Чолли ни старался его задеть, Сэм всегда оставался спокоен. Конечно, на такого червяка не стоит и реагировать. А Лотто… он был выше всех, как солнце, проливающее на землю теплые веселые лучи. Окружающие смотрели на него, чуть-чуть прищурившись, словно ослепленные его улыбкой. Сегодня все принесли что-то с собой: комнатные цветы в горшках, пиво, книги, бутылки вина. Мелкие снобы, безуспешно копирующие своих родителей. В двадцать у них у всех уже были коттеджи за городом, дети с идиотскими книжными именами, уроки тенниса, уродливые машины и интрижки со стажерами. Они все напоминали какой-то один сплошной ураган вседозволенности, шумный, разрушительный водоворот.
Пустышки.
В тот момент двадцатилетний Чолли дал себе обещание, что когда-нибудь они все будут у его ног.
А пока что он фыркал и молча умирал от зависти.
Матильда остановилась у холодильника и мрачно посмотрела на лужу у ног Чолли и мокрые пятна, покрывающие его шорты цветы хаки. У нее самой на груди пылали малиновые засосы.
– Привет, Кислая Киска, – сказал Чолли.
– Привет, Кислый Хрен, – парировала Матильда.
– Боже, и этими губами ты потом целуешь моего лучшего друга? – возмутился Чолли, но Матильда ничего не ответила, открыла холодильник и достала банку ореховой пасты и два пива. Одно протянула ему.
Он слышал розмариновый аромат ее белокурых волос, сладкий запах белого мыла, а среди всего этого – безошибочно угадываемую нотку секса.
Вот как. Значит, он был прав.
– Пойдем к остальным, – предложила ему Матильда. – Не давай себя в обиду, Чолли.
– Пойти туда и нарушить эту идиллию? – поморщился он. – Ни за что.
Тела плавали в душном, жарком воздухе комнаты, точно рыбки в аквариуме. Из спальни доносился девичий щебет. Девчонки разглядывали горшки с ирисами, стоящие на подоконнике.
– И как они могут себе это позволить? – спросила Натали. Она очень нервничала перед походом сюда, ведь Лотто и Матильда были такими популярными. Девушка опрокинула несколько шотов[6] еще до выхода из дома и теперь была здорово пьяна.
– Фиксированная плата, – сказала девчонка в кожаной юбке. Она сидела рядом с ней и украдкой оглядывалась в поисках хоть кого-нибудь, кто мог бы ее спасти. Как только сюда явилась Натали, остальные тут же растаяли в воздухе. С ней можно было неплохо провести время на какой-нибудь угарной университетской вечеринке, но здесь, в реальном мире, все, о чем она могла говорить, – это деньги. А это здорово утомляло. Они все здесь были бедны, как церковные мыши, но ведь так и должно быть после выхода из колледжа?
Проходя мимо веснушчатой, Кожаная Юбка задела ее плечом. Все три девушки в свое время спали с Лотто. И каждая в душе была уверена, что Лотто любит ее больше всех остальных.
– Да, – продолжала Натали. – Но ведь Матильда даже не работает. Я бы поняла, как им удается оплачивать все это, если бы она все еще была моделью, но ведь она перестала, как только подцепила мужа, и бла-бла-бла. Вот я бы не перестала быть моделью, если бы кто-нибудь захотел меня. И Лотто. Он ведь актер, и мы все знаем, что он просто великолепен.
Не то, чтобы он был звездой, как Том Круз или вроде того. Вы только на кожу гляньте. Но я в хорошем смысле! Я имею в виду, да, он невероятный и все такое, но даже тем, кому посчастливилось попасть в AEA[7], трудно сводить концы с концами.
Девушки высокомерно взглянули на выпуклые глаза и неощипанные усики Натали и дружно вздохнули.
– Разве ты не знаешь, что Лотто наследовал целое гребаное состояние? – спросила Кожаная Юбка. – Минеральная вода. «Хэмлин Спрингс», слыхала? Это его компания. Его мамаше принадлежит чуть ли не вся Флорида. Она миллиардерша. За одну только мелочь, что у них в карманах болтается, они могли бы купить себе трехкомнатную квартиру с дворецким в верхнем Ист-Сайде.
– То, что они живут вот так, – это просто такое… проявление скромности, – сказала Веснушка. – Лотто лучше всех…
– А Матильда, – прошептала Натали, и все остальные тут же подошли ближе и склонились, чтобы лучше слышать. Святое Общество Сплетниц. – Она вообще загадка, обернутая в загадку, завернутая в бекон. У нее даже друзей нет. Это странно, ведь в университете у всех есть друзья, верно? Откуда она вообще? О ней никто ничего толком не знает.
– Да уж, – сказала Кожаная Юбка. – Она такая равнодушная и холодная. Снежная королева. А Лотто, наоборот, шумный, теплый и сексуальный. Полные противоположности.
– Я этого не понимаю, – сказала Веснушка.
– А, первый брак, – отмахнулась Кожаная Юбка.
– И отгадайте с трех раз, кто прибежит сюда со своими кастрюлями, когда все рухнет? – спросила Веснушка, и все засмеялись.
«Ну что же, – подумала Натали, – теперь все ясно. И квартира, и то, как Лотто с Матильдой умудряются держаться на плаву. Даже то, как Матильде хватило духу бросить такую интересную профессию. Все дело в обыкновенном нарциссизме». Натали когда-то хотела быть скульптором, и, надо сказать, у нее это неплохо получалось. Она смастерила девятифутовою спираль ДНК из стали, которая теперь стоит в научном корпусе ее школы. Она мечтала создавать гигантские движущиеся скульптуры по типу гироскопов и ветряных мельниц.
Но ее родители были правы, когда говорили, что работа должна быть другой. В Вассаре она изучала испанский и экономику, никакого творчества, сплошная логика. А теперь у нее началась стажировка, и до тех пор, пока она не закончится, ей приходилось снимать провонявшее нафталином жилье в Квинс. В единственной паре туфель на высоких каблуках зияла дыра, и каждую ночь она пыталась заклеить ее суперклеем. Вот и вся жизнь. Совсем не то, чего она ожидала. В брошюрках с улыбающимися студентами, которые она, лежа дома в постели, просматривала жадно, как порнуху, было сказано вполне ясно: «Если вы поступите в Вассар, вас ждет первоклассное будущее!».
