Ференц Шанта - Пятая печать
— Приготовление начинки так же важно, как и шпиговка! — продолжал книготорговец. — Не знаю, как другие — ведь сколько семей, столько и обычаев! — а я готовлю так: прежде всего беру яйцо, круглую булочку, жир, петрушку, зелень и все остальное, но самое главное дальше… Попробуйте как-нибудь, господин Ковач! Дальше берем салями зимнюю, нарезанную мелкими, я бы сказал мельчайшими, кусочками, почти фарш! Вы поняли? Зимнюю салями! Именно так, как я сказал! Это вам небось и в голову не приходило, а?
Тем временем вновь появился хозяин кабачка, неся «шипучку»; усаживаясь, он слегка подтолкнул столяра локтем. И, сделав книготорговцу знак головой, спросил:
— А чеснок вы уже положили, уважаемый?
— Положил, коллега, положил! Даже больше, чем вы думаете…
— Но ведь класть следует ровно столько, сколько нужно. Не так ли, господин Ковач?
— Столько и положил, лишь бы вам угодить, господин умник!
Ковач обратился к коллеге Беле:
— Вы кладете в начинку салями?
— Да вы что, шутите?
— А я кладу! Что вы на это скажете? — сказал книготорговец. — Вам такое не по вкусу?
— А лошадиной колбасы не кладете? А может, зельц или ливер?
— Нет. А вот тонко нарезанную, нарубленную салями кладу. Знаете, что это такое? Пробовали когда-нибудь? Если не доводилось, дорогой друг, то не возражать надо, а ценить мудрый совет!
— Короче, как вы поступаете с ливером?
Ковач перебил:
— Он говорил о салями…
— Верно… тогда что вы делаете с салями?
— Нарезав мелкими кусочками, кладу в начинку. Вроде как бы крошу вместе с булочкой и вареным яйцом… вы понимаете…
— Может, оно не так уж и плохо, — заметил Ковач.
Швунг потянулся за стаканом, и в это время взгляд его упал на Дюрицу. Поставив стакан обратно на стол Швунг воскликнул:
— Нет, вы посмотрите! Вы только посмотрите на этого… на этого…
Часовщик, откинувшись на спинку, покачивался на стуле и смеялся, сощурив глаза и осклабившись.
— Чему вы радуетесь? — спросил книготорговец. — Ангел явился или другое что нашло? Сам сатана мог бы поучиться, если бы видел теперь вашу физиономию! Что вы ухмыляетесь, господи прости!
Дюрица качнулся на стуле, спросил:
— А что, нельзя?
— Почему же нельзя! Даже четвероногие могут радоваться, я сам видел… Повисли на решетке и радовались собственным ушам!
— А вы стояли рядом и наслаждались зрелищем, потому что на более серьезное дело у вас ума недостает…
Подавшись со стулом вперед, он продолжал:
— Впрочем, если вам очень интересно, могу сказать, что мне пришло кое-что на ум, вот я и обрадовался. Вы к этому тоже имеете отношение! Ответьте-ка, что вам больше нравится — чичока или фаршированная телятина?
Фотограф собирался было встать, он уже положил ладонь на край стола, но Дюрица окликнул его:
— Останьтесь еще ненадолго, пожалуйста! — И помахал рукой, после чего удивленный человечек снова опустился на свое место.
— Я вас долго не задержу! — еще раз повторил часовщик.
И снова обратился к книготорговцу:
— Я сказал «чичока». Вы знаете, что это такое?
Кирай недоверчиво посмотрел на него, потом на остальных, пожал плечами и развел руки.
Заговорил столяр:
— Чичока? Это что-то вроде картофеля. Вы не знали, господин Кирай?
— Ну и что из того, что не знал?.. Ну, не знал… Может, вы один и знаете?
— Я спросил, — уточнил Дюрица, — что вы любите больше? Чичоку или телячью грудинку?
Книготорговец осклабился:
— Развлекайтесь со своими несовершеннолетними…
— Я спросил, что вы любите больше?
— А знаете? — Кирай пожал плечами. — Чичоку я оставляю вам!
— Значит, грудинку?
— Именно! Телячью грудинку! Вы удовлетворены?
Дюрица строго посмотрел на него и произнес:
— Я, простите, не шучу!
— Скажите ему: больше, мол, люблю телячью грудинку… — подсказал трактирщик.
— Телячью грудинку! — на этот раз искренне ответил книготорговец и растерянно посмотрел на серьезное лицо часовщика.
— Правильно! Благодарю вас… — произнес Дюрица и, откинувшись на спинку, стал смотреть на потолок.
Кирай, ничего не понимая, обвел взглядом остальных. Потом поднял руку и поднес ко лбу.
— Тук-тук?..
— Ай-яй-яй! — покачал головой коллега Бела и ухмыльнулся.
— Ну, а теперь над чем вы размышляете, уставившись в потолок? — обратился Кирай к часовщику.
— Над тем, — отвечал тот, прищурившись, — кем мне стать: Томоцеускакатити или Дюдю?
Книготорговец так и остался стоять с открытым ртом. Потом сказал:
— Ах, ну да! Гм! Да… Видите, какой ясный наконец пошел разговор! Впрочем, я всегда говорил, что вы умеете и понятно выражаться, только с вами надо иметь терпение и вас нельзя раздражать. Ну, а что думают об этом остальные?
2
Столяр нагнулся к часовщику, спросил:
— Как вы изволили выразиться, господин Дюрица? Я… я не все до конца понял… кем стать?
Дюрица перевел взгляд с потолка и качнулся вперед, к столяру. Переплетя пальцы рук, посмотрел Ковачу прямо в глаза:
— Не знаю, стать мне Томоцеускакатити или Дюдю?
— Ага! — произнес Ковач и бросил неуверенный вагляд на книготорговца, но тот развел руками.
А Дюрица продолжал:
— Я буду очень рад, если вы поможете мне, господин Ковач! Охотно последую вашему совету. Откровенно говоря, я а весьма затруднительном положении…
Ковач смотрел на часовщика, недоуменно моргая, и, однако, сочувственно качал головой.
— Я к вашим услугам. Но… нет ли тут какого-нибудь подвоха? Может, вы шутите… или что-нибудь в том же роде?
— На этот счет будьте совершенно спокойны!
Он положил руну на плечо столяра:
— Признайтесь чистосердечно, господин Ковач, что бы вы выбрали, если бы и спросил у вас, кем вы хотите быть: Томоцеускакатити или Дюдю?
— А это не шутка?
— Вовсе нет! Дало в том, что если вы умрете, то имеете право воскреснуть в образе одного из двух, людей: Томоцеускакатики или Дюдю. Так кем из них вы пожелали бы воскреснуть?
— Этого я не понимаю… вы уж простите, но, по-моему, вы все-таки шутите, господин Дюрица!
— Вот и хорошо, что ни понимаете! — заметил книготорговец.
Ковач, все так же моргая, смотрел на часовщика:
— Ведь и, простите… даже не знаю, кто этот Томотики или как его там и кто этот Дюдю. Я вообще ничего во всем этом не понимаю, не говоря уже о том, что, когда мы после смерти по воле божьей предстанем пред господом, там ведь и слова не вымолвишь…
Коллеги Бела, подмигнув книготорговцу, обратился к Ковачу:
— Да поймите же, поймите наконец: если господин Дюрица решил, что вы должны сделать выбор после смерти, то это богу придется помалкивать, тихо радоваться, что цел, да стараться не прогневить нашего друга…
— В том-то и дело! — подхватил Кирай. — В конце-то концов, стоит ли считаться с богом, если за дело принялся господни Дюрица?
Дюрица не сводил с Ковача пристального взгляда.
— Слушайте меня внимательно, мастер Ковач. Давайте рассуждать по порядку. Прежде всего я обещаю не причинять богу ни малейшего ущерба…
— Похоже, вы и впрямь серьезно! — поверил столяр.
— Конечно, серьезно! Серьезнее некуда, — подтвердил, кивнув головой, Дюрица.
— Ну, тогда ладно… Но что это вы говорили про этих, не знаю, как их там? И что мне нужно выбрать?
— Стало быть, начнем по порядку! — повторил Дюрица. — Тот Томоцеускакатити, которого я упомянул первым, — очень важный господин, властитель острова Люч-Люч. Его подданные, разумеется, величают его иначе, но это, в сущности, ничего не меняет…
Кирай заметил:
— Разумеется, мистер Ковач, я должен вам сообщить, что острова, который назвал ваш друг, на земном шаре не существует, но если вас это не смущает, то считайте, что я ни слова не произнес…
— Должен вам сообщить, — невозмутимо продолжал Дюрица, — что такой остров существует! И существует куда несомненнее, чем вы или наш эйропейский друг могли бы себе представить!
— Это правда? — спросил Ковач, переводя взгляд с одного на другого.
Дюрица положил руку на стол и заговорил, подчеркивая каждое слово: — Остров существует, господни Ковач! Даю вам мое честное слово, что этот остров существует. Более того, возник он отнюдь не в новое время — это не коралловый атолл, напротив, это очень старый остров. Он существует с незапамятных времен под названием Люч-Люч, и я очень рад тому, что отныне и вам о нем известно!
— Вам, дорогой эйропейский друг, — Дюрица повернулся к книготорговцу, — покажется удивительным, как давно этот остров существует.
Он на секунду задержал взгляд на книготорговце, потом, улыбнувшись, добавил:
— Конечно, удивительно… и тем не менее это так!
Потом он обратился к столяру:
— Итак, этот самый Томоцеускакатити на этом самом острове является, если вам угодно, главным повелителем…
