Уильям Янг - Перекрестки
Послышался стук в дверь. Три удара, как прежде. Тони застыл около стены, приготовившись к тому, что опять окажется неведомым образом по ту сторону двери.
— Войдите, — произнес он. Это слово прозвучало скорее как вопрос, чем как приглашение, но уж так вышло.
— Ты не можешь открыть дверь? — послышался уже знакомый голос. — У меня руки заняты.
— Да, конечно, прошу прощения, — произнес Тони и открыл дверь, потянув ее на себя.
За дверью стоял тот же незнакомец с пронзительными карими глазами, и Тони неожиданно вспомнил слово «безопасность». Этот человек сказал, что он в безопасности. Это, конечно, звучало успокоительно, но вместе с тем совершенно непонятно.
— Не возражаешь, если я войду? — с усмешкой спросил незнакомец. В руках он держал поднос с кофе и десертами. На вид он был одного возраста с Тони, одет в джинсы и футболку, кожа темно-бронзовая; такой оттенок ей придали, по-видимому, ветер и солнце.
Тони внезапно осознал, что сам он одет в синий с белым больничный халат — судя по всему, открытый сзади: по спине гулял легкий сквозняк. В целом это не противоречило обстановке, однако Тони стало неловко, и он постарался одной рукой кое-как запахнуть халат.
— Прошу прощения, конечно, — пробормотал он в растерянности и, сделав шаг в сторону, придержал дверь, чтобы незнакомец мог войти.
— Смотри, все твое любимое: кофе из «Баристы» и разные пончики — со сливками и «манго-танго» из «Вуду-донатс» и с ягодным желе из «Хевенли донатс». Чем не идеальное начало нового дня!
— Ох, спасибо! — Тони взял большую чашку с рисунком в виде птичьего пера. В ней был ванильный латте с безупречной пенкой, от которого шел ароматный пар. Тони отхлебнул горячего кофе и подержал его во рту, наслаждаясь вкусом, затем присел на краешек пружинного матраса.
— А ты не будешь?
— Нет. Я люблю чай и с утра уже выпил не одну чашку. — Незнакомец пододвинул стул поближе к Тони и сел. — Полагаю, сынок, у тебя накопилось немало вопросов, так что спрашивай, а я постараюсь ответить подоходчивее.
— Мне все это снится?
Незнакомец откинулся на спинку стула и улыбнулся.
— Видишь ли, за этим вопросом стоит другой, так что, боюсь, ответ не вполне удовлетворит тебя. Снится ли это тебе? И да и нет. Давай я сначала попробую ответить на вопрос, который на самом деле стоит за тем, который ты задал. Энтони, ты лежишь в коме в клинике Орегонского медицинского университета. И одновременно — ты здесь.
— Как? Я в коме?
— Да-да. Именно это я только что сказал.
— Я в коме? — Тони был поражен и машинально сделал еще один глоток горячей жидкости. — А это? — кивнул он на кофе.
— А это кофе.
— Я знаю, что это кофе, но существует ли он на самом деле? Как я могу одновременно быть в коме и пить латте?
— Боюсь, если бы я попытался объяснить, ты все равно не понял бы.
— Поверить не могу. Я в коме… — повторил Тони ошеломленно.
Незнакомец встал и положил руку Тони на плечо.
— Знаешь, мне нужно кое-что сделать — прямо за этим домом. Может, обдумаешь все свои вопросы и задашь мне их там? Твоя одежда вон в том шкафу, и туфли тоже. Когда будешь готов, выходи.
— Ладно. — Вот и все, что смог выдавить из себя Тони, даже посмотрев на незнакомца, который тем временем вышел из комнаты.
Как ни странно, но в том, что он сказал, был смысл. Если они в коме, тогда все, что с ним происходит, — всего лишь выражение глубоких бессознательных переживаний. Все это нереально и неистинно. Позже он и не вспомнит об этом. Подумав об ирландце Джеке, он улыбнулся. Какое облегчение. По крайней мере он не умер.
Тони допил кофе. Вкус был вполне реален, но, очевидно, в мозгу есть какие-то пусковые механизмы, которые стимулируют разнообразную деятельность — например, память — и могут создавать псевдореальность вроде латте на завтрак… или пончика с «манго-танго». Тони потянулся за остатками десерта. Да-а, если бы удалось найти подходящую упаковку, можно было бы сделать неплохой бизнес на таких завтраках: ни тебе лишних калорий, ни вреда от кофе и сахара, ни проблем с поставщиками.
Тони покачал головой: что за бредовая ситуация — чистое безумие! Да и можно ли вообще назвать «ситуацией» то, что в реальности не существует и о чем невозможно будет потом вспомнить?
Доедая последний кусочек, он решил, что пора уже выглянуть за дверь. Хотя в будущем все это, несомненно, сотрется из его памяти, сейчас-то он здесь и ничего не потеряет, приняв участие в происходящем. Тони умылся, поблагодарив свое воображение за то, что оно не забыло обеспечить его теплой водой, и быстро оделся. Сделав глубокий вдох, он открыл дверь и вышел из комнаты.
Оказалось, что он провел ночь во флигеле дома, какие строят на ранчо. Это сооружение явно видело лучшие времена. Краска, покрывавшая деревянные стены, шелушилась. Все было чисто, но скромно и уж никак не претендовало на роскошь. Тони привык к совсем другим стандартам. Дверь выходила на широкую террасу, тоже порядком обветшалую, которая опоясывала весь дом. Незнакомец стоял, прислонившись к перилам, и в ожидании Тони ковырял в зубах травинкой.
Подойдя к нему, Тони оглядел прилегающую территорию. Вид она представляла довольно странный: местами содержалась в порядке, а местами была совершенно запущена. За полуразвалившимся заборчиком с трудом угадывались остатки заброшенного сада, заросшего чертополохом и прочими сорняками. В центре сада высился многолетний дуб, с которого свисали перекосившиеся детские качели, которые то и дело покачивал легкий ветерок. За этим садом был еще один, такой же старый, неухоженный и бесплодный. Все в целом выглядело отжившим и одичалым. Лишь отдельные островки диких горных цветов или случайная роза скрашивали общую непривлекательность места, словно стремясь смягчить боль утраты или почтить чью-то память.
«Возможно, тут неплодородная почва», — предположил Тони. Воды и солнца, казалось бы, хватало, но очень многое зависит от того, что скрыто под дерном. Порыв ветра донес несомненный аромат дафны, нежный и мягкий. Этот запах напомнил Тони о матери: то был ее любимый цветок.
Если, как Тони подозревал, все это — лишь игра его воображения, которое пытается связать воедино хранящиеся в мозгу мысли и воспоминания, то неудивительно, что он чувствует себя здесь на редкость легко и свободно. Что-то в этом унылом пейзаже притягивало Тони или по крайней мере находило в его душе отклик. Незнакомец сказал, что здесь «безопасно». Сам он употребил бы какое-нибудь другое слово.
— Что это за место? — спросил Тони.
— Жилье, — ответил незнакомец, глядя вдаль.
— Жилье? Что ты имеешь в виду?
— Место, где можно жить, обитать, где твой дом, жилье. — По тому, как он это произнес, чувствовалось, что незнакомец любит это место.
— Дом? Джек тоже назвал это место домом, но добавил, что это «не совсем» дом. И еще он сказал — уж не знаю, в каком смысле, — что это «не совсем» ад.
— Ты еще не знаешь Джека, — ухмыльнулся незнакомец. — Он — непревзойденный мастер красноречия.
— Я не все понял из того, что он говорил, но получил некоторое представление о том, чем отличается реальность от истины.
— Хмм, — протянул собеседник, но ничего больше не сказал, словно не желая прерывать поток мыслей Тони. Они постояли молча некоторое время, взирая на окружающее по-разному — один с пониманием и сочувствием, другой с некоторой неловкостью и даже смятением.
— Когда ты говоришь о жилье, ты имеешь в виду этот старый полуразвалившийся дом или прилегающий участок тоже?
— Жилье включает в себя все — то, что ты видел вчера, и даже больше; то, что находится на этой огороженной территории, и то, что вне ее, — одним словом, все. Но здесь, — он обвел рукой пространство внутри ограды, — здесь центр жилья, его сердце. То, что происходит здесь, влияет на все остальное.
— А кто всем этим владеет?
— Никто. С самого начала было решено, что это место не будет ничьим «владением». — Последнее слово незнакомец произнес с омерзением. — Оно должно быть свободным, открытым, ничем не ограниченным, никому не принадлежащим.
Повисло молчание. Тони подыскивал подходящие слова, чтобы задать следующий вопрос.
— Хорошо, а кто тогда здесь живет?
Губы незнакомца тронула улыбка.
— Я! — ответил он.
— Ты живешь здесь? — переспросил Тони, хотя и так было понятно, что живет. Незнакомец был довольно сложной проекцией подсознания Тони и каким-то образом взаимодействовал с ним. К тому же в действительности никто не стал бы жить здесь, в таком запустении и одиночестве.
— Разумеется.
— И тебе нравится жить одному?
— Не знаю. Никогда не пробовал.
В Тони разгоралось любопытство.
— Что ты имеешь в виду? Здесь ведь больше никого не видно. А-а, ты о Джеке? Или, может быть, здесь есть еще люди вроде него? Познакомишь меня?