Фэнни Флэгг - Добро пожаловать в мир, Малышка!
Сэнди набрал побольше воздуха в легкие.
— Сто в год.
Уоллес взвыл:
— Гуд бай, придурок! — и брякнул трубку.
Сэнди весь день просидел рядом с телефоном, лелея безумную надежду, что Уоллес ему позвонит.
Уоллес хотел, чтобы Сэнди перезвонил сам.
В пять тридцать вечера Сэнди позвонил Дене, умоляя передумать, но она не согласилась.
В шесть ноль пять Сэнди схватил трубку. На том конце провода был Уоллес.
— Ладно, поц, семьдесят пять, окончательно, бери или проваливай. У тебя пять минут!
Сэнди мгновенно набрал номер Дены и затараторил:
— Дена, это я. Прежде чем что-то скажешь, выслушай. Я хочу, чтобы ты подумала, что ты делаешь. Отбрось частности. Подумай, к чему это может привести. Помни, ты молодец, и когда-нибудь ты станешь звездой телевидения, ясно?
— Ясно. Я слушаю.
— Я поверить не могу, но он перезвонил. Только пообещай мне…
— Сколько он предложил?
— Семьдесят пять, окончательно. Но подумай о своей…
— Я согласна.
— Что?
— Хорошо, говорю, согласна.
— Согласна? Вот так запросто? Ох, бедные мои нервы. Ты спасла меня от инфаркта, который не хватил меня только потому, что не успел. Я сейчас перезвоню.
Он перезвонил и без вступления выпалил:
— Дена, порядок. Ты не представляешь, как я весь день психовал.
— Ты один психовал, что ли? Меня с утра наизнанку выворачивает.
— Ты хоть понимаешь, насколько мы были близки к тому, чтобы все провалить? Если говорить начистоту, я не думал, что он перезвонит.
Дена засмеялась:
— Я тоже.
— На этот раз тебе повезло. Но обещай мне больше никогда не играть в русскую рулетку со своей карьерой. Идет?
Дена снова хмыкнула:
— Идет, обещаю.
— Погоди, я звоню Би по другой линии. Она целый день жгла свечи.
Дена подождала, пока он переключится на нее.
— Би шлет свои поздравления. А еще сообщает, что я веду вас обеих в ресторан. Куда хочешь пойти? Выбирай.
— В «Двадцать одно», — сказала Дена.
— В клуб «Двадцать одно»?[10]
— Да, давай туда сходим.
— Сомневаюсь, что получится. Это вроде как закрытый клуб. Да и вряд ли получится сразу заказать стол. Как насчет «Сарди»?[11]
— У нас уже заказан столик в «Двадцать одном».
Сэнди охнул:
— Как тебе это удалось?
— А у меня приятель там работает. Я ему сказала, что сегодня у нас праздничный ужин.
— Откуда ты знала, будет нам что праздновать или нет?
Дена засмеялась:
— Я не знала. Но все равно хотела побывать там.
— Ты в Нью-Йорке двадцать четыре часа и уже обзавелась приятелем?
— Ну, вообще-то мы вчера в самолете познакомились. Он сказал — звони, если понадоблюсь. Я и позвонила.
Повесив трубку, Сэнди долго не мог прийти в себя от удивления. Он всю жизнь провел на Манхэттене, а Дена на следующий день после прибытия уже ведет его в места, где он никогда не бывал. И все же он беспокоился, как она приживется в Нью-Йорке. Слишком уж она хорошая. Может, все и сложится. Но Нью-Йорк — город жестокий, полный безжалостных типов, которые только и ждут, чтобы ободрать тебя как липку. Успех здесь может навлечь беду. Он взглянул на заголовок первой полосы районной газеты, положенной на стол секретаршей. В последнее время, будь ты трижды хорошим и даже известным, это тебе не поможет. Споткнешься один раз — и все, репутация навсегда загублена. Только поглядите, что случилось с Артуром Роземондом. Бедняга.
Хороший человек
Нью-Йорк
1968
Артур Роземонд родился в Норвегии и в семнадцать стал одним из лидеров подпольного движения во время Второй мировой войны. В 1942-м его арестовали и отправили в концлагерь в Германию, но через два года ему удалось бежать. После войны приехал в Америку, получил звание магистра политических наук в университете Джорджтауна и к тридцати девяти годам написал три книги. Три года прослужил специальным советником министра иностранных дел и в возрасте всего сорока двух лет получил пост в ООН, где в течение последних одиннадцати лет был основным инициатором мирных переговоров и ездил по всему миру. Два года назад получил Нобелевскую премию мира.
В личной жизни Роземонд слыл человеком со странностями, ибо, будучи счастливым в браке, имел столько же друзей-женщин, сколько и мужчин. Он получал искреннее удовольствие от общения с женщинами, удивляясь их проницательности и наблюдательности. Одной из них была Памела Лейтроп. Они были хорошими друзьями, когда она была замужем, и остались друзьями после ее развода. Роземонд уважал ее острый ум и всегда спрашивал ее совета в особо сложных ситуациях на переговорах. Они часто обедали вместе, иногда в компании его жены или друзей, а иногда и вдвоем. Сегодня был как раз такой случай. У Роземонда возникли трудности с новым представителем Франции. Ему требовалась его поддержка по нескольким предстоящим вопросам, но пока не складывалось. С предыдущим послом Франции они прекрасно сработались, да и сдружились, но этот новенький был другого поля ягодой.
Артуру надо было попытаться раскусить его, сблизиться с ним в нормальных условиях, когда вокруг не вьется народ, и он призвал на помощь Памелу. Та славилась своими зваными обедами, приглашений на которые никто никогда не игнорировал. Вот и французский дипломат не отказался. Должны были присутствовать только Артур с женой, посол с женой и Памела. Артур хотел, чтобы Памела присмотрелась к послу. Она видела людей насквозь и оценивала их намного точнее, чем он. За три часа до обеда жена Артура позвонила Памеле:
— Пэм, это я, Беверли. Слушай, скажи честно, если я сегодня не приду, ты возьмешь пистолет и застрелишь меня?
— Да нет, конечно.
— Прости, что так поздно сообщаю, но я падаю от усталости. С семи утра вкалывала в саду вместе с садовниками. Представь, надо было им именно сегодня заявиться с новыми саженцами. В результате я вся перемазалась как чушка и, пока приму ванну, да оденусь, да доеду, все равно наверняка опоздаю. Как думаешь, Артур очень огорчится?
— Да нет же, что ты. Не беспокойся, я ему скажу, а ты прими горячую ванну и отдохни.
— Ты просто ангел небесный. Я тебе этого не забуду, клянусь.
Честно говоря. Памела не возражала. Она знала, что Беверли, которая моложе Артура на шестнадцать лет, обожает его, но терпеть не может все эти встречи, предпочитая посидеть дома с детьми и почитать хорошую книгу. Памела не могла ее винить за желание увильнуть от званого обеда. Судя по рассказам Артура, советник с женой вовсе не были, что называется, веселой парижской парочкой, и он оказался прав.
Тем не менее обед прошел сносно, и Памела, старательно изображая любезную хозяйку, краем глаза наблюдала за невысоким человеком и его коренастой женой. Когда вечер закончился, она закрыла за ними дверь и вернулась в гостиную, где ее дожидался Артур.
— Ну что ж, — сказала она, — теперь я понимаю, что ты имел в виду.
— Говорю тебе, я ни так ни эдак не могу добиться прямого ответа. Увиливает.
Памела закурила.
— Да ты от него серьезного ответа вовек не услышишь. Он не принимает решений.
Артур кивнул:
— Именно так я и подумал. Просто хотел, чтобы ты подтвердила мою догадку.
— Абсолютно верно, этот человек в жизни не родил ни одной оригинальной идеи.
Артур улыбнулся и вдруг скривился от боли.
Памела взглянула на него:
— Что случилось?
— Не знаю, должно быть, несварение. — Артур пытался ослабить галстук; казалось, ему не хватает воздуха.
Памела увидела, что он весь в испарине.
— Что за… Ты что, заболел?
— Как-то в животе… нехорошо.
Тут его скрутил второй приступ боли, и он упал.
Памела вскочила, пыталась его подхватить, но не успела. Помчалась в кухню и позвонила вниз швейцару, что нужна помощь. Бегом вернулась в гостиную и нашла Артура без сознания. Она набрала 911, села рядом, сняла с него галстук…
Когда вбежал швейцар, Памела была в полном отчаянии. Пульс у Артура не прослушивался.
Поверьте мне
Нью-Йорк
1968
Сидни Капелло был нервным с рождения. Сегодня он мерил шагами свою комнатушку в дешевой ночлежке на перекрестке Сорок восьмой и Третьей, волнуясь еще больше обычного. Что-то шло не так. Сидни, будучи внештатным репортером, сделал себе имя в определенных кругах, получая информацию частного порядка о разных знаменитостях. Он платил информаторам, которые, таясь по глухим закоулкам, щелям и темным углам, оплели Нью-Йорк гигантской паутиной. Богатые и знаменитые и шага не могли ступить без того, чтобы об этом так или иначе не узнал Сидни. Но в последнее время его агентура стала давать осечки. Армия доносчиков подозрительно помалкивала. Фабрика слухов и сплетен, которая некогда выплевывала прибыльную грязь двадцать четыре часа в сутки, внезапно рассыпалась в прах. Люди в последнее время то ли вести себя стали пристойно, то ли осторожничать начали. Нынче вечером Сидни всех их ненавидел. Они не давали ему заработать, хоть у самих денег полные карманы. Мелочные, жадные, неблагодарные людишки, все как один. Пусть он незаконно получал некую сумму от одной из нью-йоркских газет и от двух самых крутых обозревателей светской хроники, ничто его так не раздражало, как необходимость платить деньги впустую. Сидни от этого буквально трясло. Хорошего, сочного скандала не было уже больше двух месяцев. Ни единой, даже самой завалящей, пикантной новости. Сидни места себе не находил, просто извелся от бессонницы. Он до зуда жаждал хоть какой-нибудь новости, из которой можно выжать историйку. И около часу дня зазвонил телефон.
