Владимир Лобас - Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста
5
Очередь желтых машин у отеля «Мэдисон» за время моего отсутствия не двинулась с места. На капоте первого кэба в той же томной позе возлежал все тот же таксист. Двое других: смуглый водитель в большой кепке и тщедушный, маленький, с остриженной ежиком седой головой курили, прислонившись к стене. Перед ними стояли две пожилые дамы и почтительно слушали:
– Все эти машины возле гостиницы вызваны по специальным заказам, – растолковывал провинциалкам нью-йоркские порядки кэбби в кепке. – Вон там, на углу, – он указал пальцем, – нужно ловить такси.
Дамы поблагодарили доброхота за разъяснения и, понурясь, побрели на угол…
– Почему ты не хочешь отвезти их туда, куда им нужно? – спросил я.
– Потому что я жду уже больше часу! – с раздражением отвечал мне кэбби.
– Ждешь – чего?
Но на этот вопрос ответа не последовало… К подъезду отеля подкатил чекер, и рослый негр в красной рубашке, в небесно-голубых брюках (яркие цвета одежды выдавали в нем островитянина – с Джамайки? Тринидада? Гаити?) принялся вместе со швейцаром разгружать чемоданы. Пассажир, сутулый хасид, расплатился и засеменил к входу.
Проводив его взглядом, негр ссутулился, покрутил возле шоколадных своих щек указательными пальцами: будто наматывал на них локоны волос, и у него – выросли невидимые пейсы!.. В руках у негра появилась зеленая бумажка, и он изобразил целую пантомиму: «Как жадный еврей расплачивается с таксистом». Единственная, сложенная пополам купюра, которую он все пересчитывал и пересчитывал без конца, превратилась в пухлую пачку; «еврей» пугался тянувшихся к нему чужих наглых рук, защищал от них свое богатство, – прохожие останавливались и смеялись, так это было талантливо! А «еврей» между тем все скаредничал, торговался, страдал, так больно было ему расставаться с деньгами, и, наконец, оторвав их от себя, словно часть души, уплатил самому себе и снова стал самим собой – завоевателем Нью-Йорка, черным эмигрантом-кэбби!
Негр поднял над головой – чтоб все видели! – двадцатидолларовую ассигнацию, звонко чмокнул изображенного на ней президента Джексона и провозгласил перед всей Мэдисон-авеню, почему он покинул свой чудесный остров в Тихом океане и оказался здесь, в Америке:
– I LOVE MONEY![13]
Насладившись эффектом, кэбби вскочил в свой чекер и, лихо отогнав его задним ходом в конец квартала, пристроился в хвосте очереди. То ли с грустью, то ли с завистью водитель в кепке подвел итог:
– «Кеннеди»!..
– Чем вы все здесь, под гостиницей, занимаетесь? – спросил я, обращаясь к Кепке и Ежику, но они промолчали.
– А вот это уже свинство! Что за манера: не отвечать, когда к вам обращаются! – возмутился я и вздрогнул, услышав русскую речь:
– Если ты хател са мной пагаварит, зачем ты гавариш по-английский? – укоризненно сказал таксист в кепке.
– Откуда же я мог знать, что ты русский?
– Я не русский…
Теперь, по акценту его речи, я догадался, что он – из Грузии и что на нем типичная грузинская кепка:
– Ты грузин?
– Я еврей.
– Он думает, что он очень покож на американца, – иронически заметил в мой адрес развалившийся на капоте таксист, и по его акценту было ясно, что он одессит.
– Чего вы пристали к человеку? – заступился за меня Ежик – стопроцентный москвич.
– Поц! – рявкнул кто-то у меня за спиной. Позади стоял негр в голубых брюках. Наверное, у меня был очень уж глупый вид, потому что все засмеялись.
Негр хлопнул меня по плечу и, как бы представляя меня моим соотечественникам, перевел ругательство с идиш:
– Русски-уй!
Его успех нарастал.
– Дитынах! – закричал негр, а русские уже прямо-таки корчились от хохота.
Не успел стихнуть смех, как вспыхнула ссора: одессит и грузин не могли поделить славы; каждый с пеной у рта доказывал, что это именно он обучил негра с Гаити русским ругательствам.
– Ниумны чаловэк, – доверительно пожаловался мне грузин. – Когда я начал учить эту обезьяну, он еще сидел в своей Одессе.
– Ясное дело, – сказал я, – товарищ приехал на все готовенькое.
Грузин степенно кивнул.
Вращающаяся дверь вытолкнула наружу девушку с портпледом. Швейцар ловко отнял портплед, о чем-то спросил девушку и объявил:
– Первый кэб!
Водитель поднялся с капота (он оказался высоченного роста), сделал «потягусеньки» и попытался сунуть швейцару доллар. Но швейцар – отстранил руку дающего, и печать обиды проступила на его надменном лице. Однако долговязый кэбби не смутился, а наоборот, явно чему-то обрадовался и достал еще один доллар… Увозивший девушку с портпледом желтый «форд» исчез за углом; Ежик проводил его печальным взглядом:
– «Кеннеди»!..
– Зачем он дал деньги швейцару? – спросил я, но грузин в кепке ответил так, будто не расслышал вопроса:
– Теперь я первый. Поставь свою машину впереди моей… Пелена загадочности окутывала все происходившее перед входом в отель «Мэдисон».
– А разве ты не возьмешь следующую работу? – не унимался я.
– Пасмотрим, – многозначительно сказал грузин…
6
Мне было досадно, что мои земляки хитрят со мной, превращая какую-то ерунду в «профессиональную тайну». Но их поведение было, скорей, смешным, чем обидным. Ведь не собирался же я становиться одним из них: «жуком», «шефом», который каждого встречного обведет вокруг пальца. Мне и не нужно знать их «секретов»; пусть я заработаю меньше, помучаюсь со своими временными, то и дело срывающимися с опор «мостами» лишний месяц – что за беда?
Между тем, гаитянин ни секунды не стоял на месте. Сейчас он играл в баскетбол. Все прохожие были его противниками! Он вел невидимый мяч низко и стремительно по краю тротуара, обыграл полисмена, обошел двух обнимавшихся на ходу лесбиянок, резко сместился на край, обвел меня, чуть не наскочив на мамашу с детской коляской, и тройным прыжком вышел к щиту…
– Этот дурак цели день может так бэгат, – сказал грузин и окликнул негра: – Эй!
Негр подошел.
– Павтари! – грузин по слогам – разжевал и в рот положил – произнес еще не изученный перл.
– Боб! – старательно выговаривал черный.
– Скажи хорошо! – добивался грузин безупречности произношения.
– Боб-тую-мьят!
Получалось, по-моему, совсем неплохо, но педагог был чересчур требователен и нетерпелив. «Ступид!»[14] – срамил он ученика.
– Что ты от него хочешь? – сказал Ежик: – Он же только вчера слез с дерева.
Из дверей отеля выкатилась на тротуар тележка с чемоданами, и следом за нею показались пассажиры.
– Японцы! – ахнул Ежик. – Сколько их?
– Шестеро! – заговорщицки, углом рта обронил швейцар.
Грузин крякнул от удовольствия и открыл багажник.
– Как ты втиснешь в свой «пежо», – зашептал Ежик, – багаж и шесть человек?
– Хот дэсят! – сказал грузин, и Ежик заметался, разрываясь между японцами, которым он улыбался, чемоданами, которым он не мог не улыбаться, и швейцаром, которого умолял: – Две машины! Скажи им, что нужно две машины!..
Незаметно выруливший из глубины квартала чекер подлетел к подъезду, и в следующий миг между грузином и чемоданами выросла могучая фигура гаитянина; он что-то задумал и был полон решимости.
– Покажите деньги! – приказал кэбби японцам, и один из них простодушно раскрыл бумажник. Черный «шеф» деликатно дотронулся до купюр и вытащил за уголок пятерку:
– Это чаевые, – объяснил он пассажиру. – Хорошие японцы платят швейцару чаевые, а хороший швейцар за это вызывает большой кэб!
– Сенька![15] – кивнул японец, а негр, одарив чужими деньгами швейцара, приобрел в его лице союзника.
– Им нужен чекер, – сказал таксистам швейцар.
– Что эти сволочи делают?! – отчаянно завопил Ежик, пытаясь протиснуться в центр группы, но гаитянин лишь откинул свой атлетический корпус назад, и Ежик уже хрипел: каменная спина вдавила его в корпус машины.
Японцы стояли испуганные, побледневшие, они наверняка сбежали бы, но подкупленный гаитянином швейцар уже во всю грузил чемоданы – в его кэб!.. Грузин безнадежно махнул рукой и, чуть не плача от обиды и злости, сказал негру все русские слова, которым так старательно его обучал…
Негр же освободил присмиревшего, изрядно помятого Ежика и вытащил из японского бумажника все остальные, сколько там было, доллары. Однако, завладев деньгами, он попытался придать видимость законности своим действиям и пересчитал купюры: семь десятидолларовых бумажек.
– Твел-Долла-Линч![16] – непринужденно, как само собой разумеющееся, пояснил кэбби японцам. Пусть джентльмены ничего такого не думают, он лишнего с них не берет. С шестерых пассажиров таксисту полагается не семьдесят, а семьдесят два доллара; но эту мелочь он уступает потому, что японцы – хорошие люди.
Гаитянин спрятал конфискованные доллары и вернул владельцу бумажник.
