Михаил Веллер - Приключения майора Звягина. Роман воспитания
— Больной на поправку пошел, — ответил Звягин. — А что, Валечка, похож я на афериста?
Дело в том, что премия Епишко стоила ему двухчасового уламывания начальника пожарной охраны («Епишке благодарность?!») и разъяснительной беседы с директором театра, которому он пообещал достать дефицитное лекарство для жены; с них еще была взята клятва хранить тайну.
Что же до воскресного подарка, то он был преподнесен в ЦПКиО. Первый желтый лист слетал на песок аллеи. Епишко лизал мороженое, изгибаясь вопросительным знаком, чтоб не закапать брюки.
— В блокнот все свои дела с утра записываешь?
— Записываю. Почти все.
— На работу не опаздываешь?
— Всего один раз… чуть-чуть.
— А вот и подарок, — объявил Звягин, простирая руку. — Первый прыжок!
Они стояли перед парашютной вышкой. Епишко задрал голову, уронил мороженое и попятился.
Девичья фигурка встала на фоне неба, шагнула и поплыла вниз под куполом, скользящим по вертикальному тросу.
— Восемнадцатилетние пацаны прыгают с самолетов, ночью, на воду, на лес! — а тут тебя еще внизу страхуют.
Дядька под вышкой приобнял парашютистку; отстегнул лямки.
— А лямки не расстегнутся? — шепотом паниковал Епишко, подпихиваемый по крутой лесенке крепкой дружеской рукой.
— У меня семьсот прыжков, — успокоил Звягин, — исключено.
— Можно с-сломать ногу…
— А зачем?
Он пожал руку и шепнул что-то инструктору наверху, лично проверил мелко дрожащему Епишко крепление — и неожиданно сильно столкнул вниз:
— Ахх…
Ужинать он привел его к себе. Счастливый Епишко сидел за белой скатертью и неумело ковырял ложечкой пирожное: он стеснялся.
— Терпеть не могу условностей, — сказал Звягин и, подцепив пальцами пирожное, отправил в рот. — Аристократа не может уронить ничто. Всегда поступай как удобнее — и все будет отлично.
— Простите, вы каким видом спорта занимались? — спросила проинструктированная жена.
Епишко покраснел.
— У вас, знаете, такая упругая походка человека, много занимавшегося спортом.
Правда, прощаясь, Епишко опрокинул-таки вешалку, на что умница-дочь мгновенно закричала, что эта проклятая вешалка падает на нее каждый день, и давно пора ее выкинуть!
Проснувшись среди ночи, жена обнаружила Звягина на кухне: поигрывая желваками и жестко щурясь, он писал крупным почерком:
«Я ЖЕЛЕЗНЫЙ.
Я ВСЕ МОГУ.
Я ВСЕГДА ДОБИВАЮСЬ СВОЕГО.
ТРУДНОСТЕЙ ДЛЯ МЕНЯ НЕ СУЩЕСТВУЕТ.
Я СМЕЮСЬ НАД НЕВЕЗЕНИЕМ.
ЖИЗНЬ ПРИНАДЛЕЖИТ ПОВЕЛИТЕЛЯМ.
СДЕЛАТЬ ИЛИ СДОХНУТЬ!
Я ДОБИВАЮСЬ СВОЕГО ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.
Я ИДУ ПО ЖИЗНИ, КАК ТАНК.
Я ОБАЯТЕЛЕН. СИЛЕН. НАХОДЧИВ, ВЕСЕЛ.
Я ГНУ СУДЬБУ В БАРАНИЙ РОГ.
УДАЧА ВСЕГДА СО МНОЙ.
ЖИЗНЬ — ЭТО БОРЬБА. И Я НЕПОБЕДИМЫЙ БОЕЦ.
Я НИЧЕГО НЕ БОЮСЬ.
Я ПОБЕДИТЕЛЬ, И ЖИЗНЬ ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ!
Я УВЕРЕН В СЕБЕ.
Я НЕПОБЕДИМ».
Жена вытаращила глаза:
— Ты начал писать белые стихи или заболел манией величия?
Звягин нацедил в стакан молоко из холодильника и кинул туда голубую соломинку.
— У него сильнейший, застарелый комплекс неполноценности, — сказал он. — Это надо было переломить. Сейчас дело сдвинулось, он на взлете. Это надо развить, поддержать, закрепить. Вот — как бы аутотренинг. Пусть по утрам и на ночь повторяет себе сии заповеди. Человек ведь может убедить себя в чем угодно, — так надо убеждать в хорошем, а не плохом, нет?
— Думаешь, он уже переменился?
— Нет, конечно. Еще не раз начудит, падет духом, станет опускаться опять. Тут и надо будет ставить подпорки, как под провисающие провода. А там и выздоровеет. Его невезение — как вирусы, которые здоровый организм давит автоматически. Его духу я и прописал цикл антибиотиков. А что, разве плохую «молитву» сочинил? — спросил он с авторской гордостью.
…Предоставленный сам себе Епишко продержался без опеки две недели. По истечении этого контрольного срока Звягин обнаружил признаки упадка:
— Чего рожа кислая? Веник! Швабру! Совок!!
С мусором из-под дивана вылетел пожухший лотерейный билет.
— Проверял… это старый.
Звягин брезгливо поднял двумя пальцами билет:
— Тираж двадцатого августа — какой же старый, пять дней прошло. Пусто?
Епишко неопределенно пожал плечами.
— Газеты нет? Нет. Спроси у соседки, это совсем недавно.
Епишко покорно, подчиняясь бессмысленному приказу, пошаркал ногами к соседке и принес «Труд». С неохотой повел пальцем по таблице — и открыл рот:
— Электрофон «Аккорд-стерео», девяносто рублей!..
— Врешь, — не поверил Звягин. — А серия? Покажи.
— Впервые в жизни, — ошарашенно прошептал Епишко. — Ур-ра!..
— Можно подумать, «Жигули», — сказал Звягин. — Нормально. Завтра получим в сберкассе и отоварим. Порядок давай!
Девяносто рублей употребили с толком: выбрали светло-серый пиджак вроде звягинского, брюки и голубую сорочку. Старый пиджак Звягин тут же сунул в урну: «Чтоб и духу его неудачливого не оставалось!» На оставшиеся два рубля Епишко вознамерился постричься «у мастера», и стал похож на помощника режиссера.
Позднее жена как-то поинтересовалась у Звягина, где его часы. Он досадливо дернул углом рта: потерял, — видимо, расстегнулся браслет, когда на выезде тащил носилки.
— Леня!
— Ну что?..
— Ты никогда ничего не теряешь.
— Ну вот — начал терять… Может, невезение заразно?..
— Заразно! Скажи правду. Почему ты должен еще свои деньги тратить на этого охламона! Ведь продал, продал?..
— А если б подарил? — укорил Звягин. — Ну, продал. Я не курю, не пью, не собираю марки — могут же у меня быть хоть какие-то самочинные мужские расходы? Ну купил я ему в сберкассе у одного выигравший билет… всего-то девяносто ре — а может они ему всю жизнь изменят.
Жизнь посредством девяноста рублей изменяться не спешила. На спинке стула висел вспученный пиджак в мерзостных разводах-, а на самом стуле сидел Епишко и горевал.
— Я его постирал, — пожаловался он.
— Браво, первая валторна! — поздравил Звягин. — Стирал — уже хорошо. А зачем? Профилактически? Или цвет плохой?
— Да я на улице об машину запачкался…
— Хорошо: ведь не попал под нее. У меня вчера на выезде человек поскользнулся и влетел головой в витрину — вот это да. А таких запачканных — полная химчистка. Почему туда не сдал?
— Там долго…
— А срочная? Встань-ка; мышцы окрепли, спина распрямилась, все в порядке, — да ты посмотри на себя в зеркало: у тебя же глаза другие стали! Мужчине жалеть тряпку, тьфу!
В «Мужской одежде» Звягин высмотрел серый костюм-тройку. Епишко сглотнул слюну.
— Бери. Рекомендую. Самое то.
Епишко удивился:
— Откуда деньги-то?
— А? — удивился Звягин. — А почему не заработаешь?
— Как?..
— Так же, как все… Ну — нет, так нет. Пошли.
Он оставил Епишко в глубокой задумчивости: почему одни зарабатывают деньги, а другие нет. И можно ли перейти из одной категории в другую.
В этих размышлениях его застала телеграмма от когдатошнего приятеля из Москвы: собирался приехать, по телефону не застал, можно ли у него остановиться? Телеграмму принесла милая девица, картавая и торопливая, которая с ходу подвернула на ступеньке ногу: только охнула. Епишко оказал первую помощь: довел до своей комнаты, туго перебинтовал лодыжку (аптечка давно была!) и на всякий случай налил валерьянки — успокоиться. Говорливая почтальонша развеселилась, затарахтела: учится заочно, работает в отделе кадров, телеграммы утром разносит для приработка, на почте люди нужны, у них многие прирабатывают, даже мужчины, студенты, вот он (Епишко) утром дома — так что тоже может, приходите к нам, ха-ха, спасибо, ох, вы не поможете мне дойти?
Зерно упало на удобренную почву: доведя девицу до почтового отделения, Епишко набрался духу для разговора с заведующей — и написал заявление. Справку на совместительство он взял без труда. Несложные арифметические выкладки: скоро серый костюм-тройка перейдет в его собственность.
«И шил костюмы, элегантней чем у лорда», — украдкой насвистывал он по утрам, скача по лестницам и лифтам и звоня в звонки.
— Прирабатываю, — небрежно ответил он на вопрос Звягина, почему утром его никогда нет, коли работает он вечерами.
— Дело. Правильно, — отреагировал Звягин, тщательно организовавший всю эту тайную акцию с телеграммой, девицей и заведующей. Трудно было лишь одно — незаметно выспросить у Епишко о знакомом в другом городе: адресное бюро и междугородный телефон функционировали исправно, знакомый и заведующая оказались понятливы, а девица попалась просто прелесть и коробку шоколада отработала на пять баллов.
…Нет, Епишко не выглядел еще суперменом, но уже не выглядел пугалом. Не выделялся из толпы: человек себе как человек, самый средний. И даже если он ступал из автобуса в лужу, или ронял деньги у кассы, или попадал без зонтика под неожиданный дождь, — это не выглядело уже комедией из немого кино, равно как и трагедией измученного издевкой судьбы человека: ну, чего не бывает, какая ерунда.
