Владимир Орлов - Земля имеет форму чемодана
— Нет, — сказал Селиванов, — никаких докладов мы ожидать от вас не вправе.
— Надо понимать, что и без моих докладов о всех моих действиях вам бывает известно.
— Не о всех, — сказал Селиванов.
— Техника, что ли, не срабатывает? — спросил Куропёлкин.
— Именно, — сказал Селиванов.
— И что же из вчерашнего вы не сумели услышать и понять?
— Особый интерес профессора Бавыкина.
— Бубукин, — сказал Куропёлкин.
— Какой такой Бубукин? — удивился Селиванов.
— Тот самый, на берегу чьего кратера вы определили мне поместье в шестнадцать гектаров.
— Как кстати я пришёл! — обрадовался Селиванов. — А пришёл я, чтобы одарить, то есть я уполномочен одарить вас новыми сертификатами на владение участками на Марсе, на Венере, на пятом кольце Сатурна. Вот и бумаги со всеми печатями и подписями. И даже резолюциями ООН и ЮНЕСКО.
Дарственные Бумаги, некоторые из них напоминавшие застеклённые грамоты из Красных уголков и удобные для размещения на кабинетных стенах, были извлечены из Генеральной папки Селиванова и вручены Куропёлкину.
— Распишитесь в получении, — предложил Селиванов.
— Странно, — сказал Куропёлкин. — Именно, по вчерашним предположениям Бавыкина, мне и были намерены выдать подобные сертификаты и лицензии. А по вам выходит, что вы о чём-то не слышали.
— Не слышали! — обиженно заявил Селиванов. — Но могут быть и совпадения. Бавыкин, естественно, в курсе программы Пробивания, он и прогнозировал дальнейшее её развитие. В этом нет ничего странного. Странность в его неожиданном интересе к личности Бубукина. Что-то экстренное, видно, пришло ему в голову. У вас есть по этому поводу какие-нибудь острые мысли?
— Нет, — сказал Куропёлкин.
— Жаль, — опечалился Селиванов. — Жаль. Ну, что же, самим придётся разгадывать загадку.
— Бог в помощь, — проявил вежливость Куропёлкин.
— То есть у вас и желания не возникло, — спросил Селиванов, — выяснить, из-за чего так взволновался Бавыкин?
— Нет, — подтвердил Куропёлкин. — Если бы имел мобильный, выяснил бы, кто такой Бубукин.
— Ну, извините, — сказал Селиванов. — Перейдём к сути. Вы, Евгений Макарович, находитесь, возможно, в меланхолиях, но при этом вы зря стали столь невнимательны к добытой ради вас Баборыбе.
— Я уже попросил вас, — сказал Куропёлкин, — избавить меня от Баборыбы. Она — фантом, и я более в ней не нуждаюсь.
— Для вас она фантом, и её легко развеять. Но она взяла и забеременела. И это осложнило ситуацию.
— Вы сами сообщили мне, что я не имею отношения к этой якобы беременности. У вас имелись и заключения медиков.
— А они их пересмотрели, — сказал Селиванов. — И вы, выходит, отец будущего ребёнка Людмилы Афанасьевны Мезенцевой. И это многое меняет. Теперь ваша Баборыба — вовсе не фантом, а юридическое существо, и ваши отношения с ней обостряют Секретные соглашения с Людмилой… Нет, именно с Баборыбой.
— И что же, к чему могут принудить эти так называемые Секретные соглашения? — спросил Куропёлкин. — И чем вообще было вызвано подписание этих Секретных соглашений?
— Вашей блажью, Евгений Макарович, — сказал Селиванов. — Вашей блажью! Да ещё и с временными нагнетаниями каприза. Легко ли было изловить или создать даже эту самую Баборыбу. А Людмила Афанасьевна сообразила, какой может быть выгода, или призовой фонд за услуги, и потребовала обеспечить ей достойную компенсацию за удаление из ежедневия светских дам, к каким она себя причисляла, и вынудила неумных людей подписать с ней соглашения, тайные от вас. По ним-то теперь в случае рождения ребёнка она имеет права на владение вместе с вами имуществом. А уж если родится ребёнок, во что желаем верить, то все сертификаты и лицензии могут стать фамильным наследством. Людмила Афанасьевна женщина глуповатая, но в случаях защиты своих интересов — жестокая и цепкая. И способная на ядовитые каверзы, тут она и вцепится в буковки тайных соглашений.
— К чему вы всё это говорите? — спросил Куропёлкин. — Может, вы меня пытаетесь испугать?
Селиванов рассмеялся.
— Вот уж не думал вас пугать. Я лишь попросил вас проявлять внимание к Баборыбе. Она ведь женщина.
— У неё есть хахаль, — сказал Куропёлкин. — Она не голодает.
— К хахалю от вашего наследства ничто перейти не сможет, а вот ваши близкие в Волокушке могут оказаться без копейки. Даже и после положенных вам подвигов.
— Мне, что же, завещание писать? — спросил Куропёлкин.
— Зачем? — сказал Селиванов. — Очень скоро должно произойти новое Пробивание, и мы обязаны предупредить вас о нём.
— Без меня, — сказал Куропёлкин.
— Это как пожелаете, — кивнул Селиванов. — Вы — вольный человек. Но Баборыбу вы должны посетить.
311
И Куропёлкин посетил.
Людмила Афанасьевна встретила его приветливо.
— Поздравляю, — сказала она.
— С чем?
— С новыми космическими поместьями.
— Изволите издеваться?
— Вовсе нет, — сказала Баборыба.
— То есть ты, похоже, рада всяким пустым бумажкам? — спросил Куропёлкин.
— Не только я! — рассмеялась Баборыба. — Но и наш долгожданный сынок!
— Вот как? — напрягся Куропёлкин. — Отчего же долгожданный и отчего же сынок?
— Ну, а какой же? — вопрос Куропёлкина вызвал неодобрение Баборыбы.
— И сколько же времени врачи определили началу игр зародыша в вашем чреве? — спросил, подбирая слова, стараясь не выпустить из себя раздражение, Куропёлкин.
— Три недели! — сказала Людмила Афанасьевна Баборыба. — И они же определили, что у нас с тобой будет сынок.
— А в чём его долгожданность? — сердито поинтересовался Куропёлкин. — Она вовсе не долгожданность, а скороспелость. Мы о сынке не договаривались.
— Он — плод любви! — гордо и взволнованно произнесла Баборыба. — А любовь не ждёт договорённости.
— У нас нет с тобой любви, — сказал Куропёлкин. — У нас с тобой — проживание.
— А я-то подумала, что между нами уже любовь, — сказала Баборыба, — и сегодня, хотя бы сегодня, она продолжится. Но если что не так…
И лицо Баборыбы помрачнело, а потом стало и злым.
— Я мать нашего ребёнка. Тебе он неприятен, но избавляться от него ты меня не заставишь. И он станет твоим наследником. Все твои поместья перейдут к нему.
— Не перейдут, — сказал Куропёлкин. — Я напишу завещание. В ближайшие же часы.
— А что мне твои завещания! — скандальной бабой загремела Людмила Афанасьевна. — Есть секретные соглашения, и по ним ты для меня с ребёнком — никто! Ты издевался надо мной, теперь поиздеваюсь я. Ты хоть задумывался над тем, кто ты есть? А я знаю, кто ты есть. Тебя возвели в какие-то Пробиватели, а на самом деле ты просто говно в унитазе, и одним движением значительного человека ты можешь быть отправлен, куда потребуется.
