Лорен Вайсбергер - Дьявол носит «Прада»
– Это ужас какой-то, – вздохнул он; ему явно очень не хотелось первому рассказывать мне эту историю. – Я в общем-то мало что знаю, просто я говорил с тем парнем, который был с ней тогда в машине. Ты помнишь Бенджамина? Она еще с ним встречалась на втором курсе, а потом застала его с какими-то девицами.
– Ну да, он работает в том же здании, что и я, я его иногда вижу. Какого черта они были вместе? Лили его ненавидит, она так и не простила ему тот случай.
– Я знаю, я тоже так думал, но, похоже, они встречались, ну и в ту ночь были вместе. Он говорит, они ездили послушать группу «Фиш» [23] в «Колизее Нассау» и как раз возвращались с Лонг-Айленда. Видимо, он перебрал с травкой и решил, что не может вести машину, тогда вызвалась Лили. До города они добрались нормально, а потом Лили проскочила на красный и свернула не там, вырулила прямо на встречную. Они врезались в такси водительской стороной, ну и, в общем, сама понимаешь… – Голос его звучал сдавленно, словно он сдерживал рыдания, и я вдруг поняла, что все очень, очень плохо.
Последние полчаса я только и делала, что задавала вопросы – маме, папе, теперь вот Алексу, – но я все не решалась спросить саму себя: почему Лили поехала на красный, почему она повела машину против встречного потока? Не было нужды спрашивать: Алекс, как всегда, знал, о чем я думаю.
– Энди, у нее уровень алкоголя в крови был чуть ли не вдвое выше предельно допустимой нормы. – Он постарался выговорить это четко, чтобы не пришлось повторять дважды.
– О Господи!…
– Если… то есть когда она очнется, и если даже с ней самой все будет в порядке, ее ждут большие неприятности. У таксиста, к счастью, всего несколько синяков и ссадин, да и Бен отделался переломом бедра. Надо ждать, что будет с Лили. Когда ты приезжаешь?
– Что? – Мне все еще не удавалось уяснить себе, что Лили встречалась с парнем, которого, как я думала, она ненавидит, что она была с ним и выпивала с ним, и кончилось все это тем, что теперь она в коме.
– Я спрашиваю, когда ты приезжаешь? – Я молчала, а он продолжал: – Ты ведь собираешься приехать? Твоя лучшая подруга попала в больницу, ты же не можешь спокойно взять и остаться во Франции?
– Чего ты добиваешься, Алекс? Уж не хочешь ли ты сказать, что это моя вина, раз меня не было рядом с ней? Что из-за меня, из-за того, что я сейчас в Париже, она оказалась на больничной койке? Что, если бы я знала, что она снова встречается с этим Бенджи, ничего бы не случилось? Ты это хочешь сказать? – Я сорвалась на крик, все потрясения сегодняшней ночи разом поднялись в душе и искали выхода.
– Ничего такого я не говорил. Ты сама это придумала. Я просто считал, что ты захочешь приехать к ней как можно скорее. Я не собираюсь читать тебе мораль, Энди, и ты это знаешь. А я знаю, что сейчас в Париже глубокая ночь и что в ближайшие несколько часов ты все равно ничего не сможешь сделать, поэтому лучше поспи, а когда решишь, каким рейсом вылетаешь, позвони мне. Я тебя встречу в аэропорту, и мы сразу поедем в больницу.
– Хорошо. Спасибо за то, что ты сейчас рядом с ней, я тебе очень благодарна, и Лили, конечно, тоже чувствует твою заботу. Когда решу, что мне делать, позвоню.
– Ладно, Энди. Я скучаю по тебе. И не сомневаюсь, что ты примешь правильное решение.
И не успела я возмутиться этой последней фразой, как в трубке послышались частые гудки.
Приму правильное решение? Правильное? Какое еще, к черту, правильное? Меня бесила мысль, что он ожидает, что я сейчас вскочу в самолет и помчусь домой – точь-в-точь по его указке. Бесил его снисходительный, назидательный тон – будто я была девчонкой-второклассницей, и он отчитывал меня за болтовню на уроке. Бесило, что он сейчас рядом с Лили, хотя она моя подруга; бесило, что, не будь его, родителям не удалось бы со мной связаться и что сейчас он снова выступает в своей излюбленной роли добродела и проповедника. Где те времена, когда его поддержка значила для меня так много и я не сомневалась, что, каковы бы ни были ожидающие нас трудности, вместе мы все преодолеем? Что с нами случилось?
У меня не было ни желания, ни сил доказывать ему, что, если я завтра вернусь домой, меня непременно уволят – а значит, весь год моего рабства окажется совершенно напрасным. Я боролась с ужасной, кощунственной мыслью: окажусь я сейчас рядом с Лили или нет, для нее это не будет иметь никакого значения – она ведь все равно не видит и не чувствует. Мысли у меня путались. Предположим, я останусь, помогу с банкетом, а потом попытаюсь объяснить Миранде, что случилось, упрошу, чтобы она меня не увольняла. А может, Лили придет в себя и ей объяснят, что я приеду, как только смогу, – к тому времени останется, наверное, всего два-три дня. И хотя в сонный предрассветный час, после всех выпитых бокалов, после всех танцев и телефонного звонка, поведавшего мне, что моя лучшая подруга вела машину пьяной и теперь лежит без сознания, – так вот, хотя после всего этого мои планы казались мне самой вполне разумными, где-то глубоко-глубоко в душе я чувствовала, что все они были не более чем самообманом.
– Ан-дре-а, сообщите в школу Хораса Манна, что девочки пропустят занятия в понедельник, так как прилетят ко мне в Париж, пусть вам дадут полный список их домашних заданий. Переназначьте мой сегодняшний ужин на что-нибудь не позднее половины девятого, а если им это не понравится, просто отмените его. Вы уже нашли ту книгу, о которой я вам вчера говорила? Мне нужно четыре экземпляра: два на французском, два на английском, и нужны они мне до того, как я пойду в ресторан. Да, и еще я хочу в последний раз проверить меню завтрашнего банкета, чтобы там не было никаких суши или чего-то в этом роде. Вы меня поняли?
– Да, Миранда.
Быстро, как только могла, я записывала ее приказания в роскошный блокнот (кожаный переплет, золотой обрез), который кто-то предусмотрительно присоединил к моему боевому снаряжению, в основном состоящему из сумочек, туфель, ремней и украшений. Мы направлялись на показ коллекции Дома Диора – я впервые имела возможность посмотреть дефиле такого уровня, – а Миранда говорила и говорила, и ей было наплевать, что я не спала сегодня и двух часов. Без пятнадцати семь в дверь постучал один из помощников мсье Рено, специально посланный разбудить меня и проследить, чтобы я была готова к тому, чтобы сопровождать Миранду в ее поездке (за шесть минут до этого она решила, что без меня ей не обойтись). Он вежливо обошел своим вниманием тот факт, что я заснула, не сняв с кровати покрывала и даже не выключив верхний свет, и люстра так и горела всю ночь напролет. У меня было двадцать пять минут на то, чтобы принять душ, свериться с иллюстрациями, одеться и собственноручно сделать себе макияж, так как моя визажистка не была обязана приходить так рано.
